Как сделать птицу - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Мюррей cтр.№ 5

— Ладно, это не важно. — Она сделала мне знак рукой, чтобы я замолчала, и стояла, нахмурившись, держа руку на горле.

Эдди плюхнулся на диван и скрестил руки на груди. Ее глаза сделались такими холодными, что казалось, она как-то втянула их внутрь.

— Эдди, почему ты ведешь себя так подло? — прошипела она. Это был ненастоящий вопрос. Она не ожидала на него ответа, она только хотела, чтобы Эдди его выслушал. Она бросила эти слова резко, на ходу, стремительно покидая комнату и оставляя их висеть в воздухе подобно темному придушенному облачку.

Я не смотрела на Эдди. Мы оба смотрели на дверь, как будто она могла вернуться, но она не вернулась.

Потом Эдди стал закручиваться в занавеску. Я пристально смотрела на продолжавшую играть пластинку, и мне казалось, что я могу смотреть и смотреть на нее бесконечно. И я добьюсь того, что у меня закружится голова, до такой степени, что в ней уже не останется никаких прямолинейных плохих мыслей, и я не буду слышать тех тупых мурлыкающих звуков, которые издает Эдди.

— Посмотри, посмотри на меня! — закричал Эдди. Его голос прозвучал пронзительно и сдавленно одновременно.

— Я не смотрю. — Я сидела, скрючившись и нависая над проигрывателем, и совершенно не собиралась смотреть на него. Но я понимала, что у него во рту занавеска.

— Эй, жаба! Ну же. Посмотри. Быстро! Это смешно. Обещаю. — Он давился смехом.

— Сказала тебе, я не смотрю. И не слушаю. — Я закрыла уши ладонями. И все равно слышала пыхтение, и шорох, и глухой удар.

Он подбежал ко мне и встал передо мной так, чтобы я его видела. Он хохотал.

— Ну, ты бы видела, Мэнни! Ты бы видела! Я влез вверх до середины стены. — Он часто и тяжело дышал, его глаза были широко раскрыты, и вообще-то его не сильно волновало, что я этого даже не видела. — Я весь закрутился в занавеску и висел вверх ногами вдоль стены. — Он сел, откинулся назад, опираясь на руки, и расхохотался.

— Ври больше! Вверх ногами. Да не верю я тебе.

— А вот если бы ты посмотрела, ты бы увидела. — Эдди снял иглу с пластинки, громко по ней царапнув. — Ща покажу, — сказал он, — ща покажу, как это делается.

— Ну ладно. Давай, покажи. — Я сдалась, потому что была уверена, что это невозможно. Я сложила руки на груди и всем своим видом выражала недоверие. А Эдди бросился к занавеске и схватил ее. И потом он сделал это. Он действительно повис вверх ногами.

К тому времени, как пришел поезд, на перроне собралось довольно много народу. Я стояла в самом конце, возле кустов, и очень надеялась избежать встречи с кем-нибудь знакомым.

Не тешьте себя пустыми надеждами.

В поезде мама Элисон Поррит чуть было не уселась прямо рядом со мной, но, когда она поняла, что это я, именно она не захотела сидеть рядом.

— Ой. Манон, — сказала он так, будто я была не живым реальным человеком, а коровьей лепешкой, в которую она случайно вляпалась. — Здравствуй.

— Здравствуйте.

Я сидела у окна. Она стояла передо мной, вцепившись в сумочку из змеиной кожи, и улыбалась.

— А что это ты задумала? В такой ранний час?

Мне не нравилось, что я встретила миссис миссис Поррит. Про себя я всегда перед ее именем мысленно ставила двойное «миссис», потому что именно это она собой и представляла, в первую очередь миссис, а потом уже все остальное. Поэтому я совершенно не собиралась докладывать ей, что я задумала. Начать с того, что ее вопрос прозвучал так, словно я была по меньшей мере вовлечена в тайный заговор по развязыванию третьей мировой войны. Миссис миссис Поррит всегда считала, что Эдди, Гарри Джейкоб и я оказываем дурное влияние на ее Элисон. Поэтому нельзя сказать, что у меня и у миссис миссис Поррит изначально были прекрасные отношения. Я сказала, что у меня цело в Мельбурне. Она фыркнула и приложила ладонь ко рту, как будто из него был готов вырваться какой-то немыслимый звук.

— Ты очень нарядно одета, Манон, — заметила она, поднимая брови в таком смысле, который мне не слишком понравился.

— Ага, нарядно.

Я была с ней согласна, но только в одном этом вопросе. Я даже провела руками по платью и немножко с ним повозилась, для того лишь, чтобы подчеркнуть свою неописуемую и многозначительную элегантность. Лицо миссис миссис Поррит как-то напряглось, а нос вытянулся, как у золотой рыбки, которая внезапно наткнулась на стеклянную стену аквариума. Меня весьма позабавила мысль о сходстве миссис миссис Поррит с золотой рыбкой, и я была вынуждена пронаблюдать, как она захлопала пухлыми розовыми плавничками, направляясь к другому сиденью. После этого я отдернула безобразную клетчатую занавеску и стала упорно смотреть в окно.

Я решила, что с этого момента просто начну все заново. Забуду появление Гарри Джейкоба, и то, как я ехала на велосипеде, и противную миссис миссис Поррит. Вот оно, подлинное начало моей новой жизни. Поезд — идеальное место для начала приключения. В кино, например, действие всегда начинается со сцены на перроне, в облаке тумана, или пыли, или чего-нибудь еще, что делает границы кадра размытыми.

Когда мой поезд медленно и тяжеловесно покидал станцию, не было никакой дымки, а был только большой папочка в красной ветровке, который бежал по перрону и махал рукой своему ребенку. Его живот прыгал вверх-вниз, но он все равно добежал до самого конца перрона, пыхтя и размахивая рукой. Немногочисленные пряди, которые остались у него на макушке, растрепались и вздыбились так, что он напоминал старую потрепанную игрушку, тряпичного мальчика. Мне было тяжело смотреть на этого большого бледного папочку, который с трудом дышал, и продолжал бежать, и чувствовал боль в своем старом изношенном сердце все то время, пока поезд отъезжал от станции и увозил его маленького ребенка. А ребенок, наверное, стоял на коленках и выглядывал в окошко, издавая громкие радостные крики оттого, что он едет в этом пыхтящем и дребезжащем поезде, и оттого, что этот поезд словно везет его по жизни, а не жизнь, как это обычно бывает, проходит мимо.

За окном утренний свет был весь изломан и сиял; его алмазные мерцающие осколки застревали в синих узловатых ветвях деревьев. Длинные тени лежали на желтеющих полях, как позабытые пальцы ночи, продолжавшие поглаживать спящие пастбища. А мне ни чуточки не хотелось спать. Но не могла я и удержать какую-нибудь одну ясную мысль, так как пыхтение поезда и вспышки света и тени упорно меня с нее сбивали, и воспоминания о Гарри Джейкобе врезались в воспоминания об Эдди, или о бедном папочке, или наталкивались на то, что я больше всего хотела бы обдумывать. Я еще и не знала толком, что же это, но оно было чем-то похожим на вырвавшийся на свободу воздушный змей, который тянул и тянул мое сердце за собой, вперед и вперед.

Вот именно это нечто, тянущее вперед, заставляющее двигаться, было совершенно неведомо Гарри. А я и не упомню времени, когда бы со мной не было этого зовущего ощущения. Мое тело вечно строило планы, резко пробуждаясь в каком-то странном нетерпении. Плоть и кровь словно входили в заговор, заставляя меня стремиться к неведомому. А я сама напоминала бездарного пассажира, который устало сидит в сторонке с затуманенным взглядом и ждет, что превратится в настоящую Мэнни; не прежнюю Мэнни, а в новую, лучшую, в самую лучшую и самую настоящую. Казалось, что самая лучшая и самая настоящая Мэнни находится за много-много миль впереди меня, в будущем, и именно эта Мэнни Кларксон тянет меня вперед. Вот почему (я рассуждала так, словно Гарри меня слушал) мне необходимо сменить колею, прекратить ходить по одним и тем же проторенным дорожкам. Покуда я оставалась на Блэкджек-роуд, я не могла приблизиться к самой лучшей и самой настоящей Мэнни. Мне был нужен новый небесный свод, под которым начнет расплетаться странноватая и путаная ниточка моей жизни. Просто был нужен — и все.