Охота полуночника - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Зимлер cтр.№ 70

— Но тебе и не следует желать этого. Ведь это говорит о том, что его жизнь действительно была дорога тебе. — Произнося эти слова, она слегка прикоснулась к моей руке. Я заметил, что у нее красивые тонкие пальцы.

— Да, — ответил я, — он был неуемным и замечательным парнем.

Вспомнив о своем предательстве, я добавил:

— И очень терпимым по отношению ко мне.

Будучи верным привычке раскрывать все свои недостатки с самого начала, я сказал:

— Смерти близких людей, которых мне пришлось пережить, надломили меня и сделали одиноким. Франциска, если ты когда-нибудь полюбишь меня, на что я очень надеюсь, тогда тебе придется отдать свое сердце человеку, совершившему много безрассудных поступков, человеку, который из-за своего своенравия плохо приспосабливается к окружающим условиям. Но самое ужасное, что, сознавая это, я не испытываю ни малейшего сожаления.

Пока мы возвращались домой в полном молчании, возникшем по моей вине, я пришел в отчаяние, думая, что испугал ее своей прямолинейностью.

Возле дверей ее дома я стал извиняться за свои неуместные речи.

— Джон, пожалуйста, не говори больше ни слова, — сказала она и на мгновение приложила свою руку к моим губам. — Я понимаю тебя гораздо лучше, чем ты думаешь. Я и мой отец каждый день скучаем по матери.

Она грустно улыбнулась.

— Пожалуйста, зайди домой и посиди с нами. Не нужно сдерживать свои чувства. Кому, как не нам, знать, что такое утраты.

Она взяла меня за руку и проникновенно заглянула в глаза.

— Знай, что я — твой друг, — заверила она меня.

Пять коротких слов… но то, как она сказала их — с бережным вниманием человека, расставляющего нежные цветы в простой вазе, — убедили меня: она поняла что я не просто хочу приятно провести с ней время. Я поднес к губам ее руку, чувствуя, что одиночество оставляет меня… Потом я улыбнулся и еще раз поцеловал ее, закрыв глаза, чтобы лучше ощущать аромат ее тела.

Мы зашли в дом. Сеньор Эгидио разводил огонь в камине. Меня трогало живое внимание, которое он проявлял по отношению к Франциске; благоприятное впечатление производили и его непринужденные манеры. Он предложил мне стакан вина.

— Мне хочется кое-что показать тебе, Джон, — сказал он, почесывая бакенбарды и с озорством косясь на меня. — Я сейчас вернусь. А ты, Франциска, не смей сплетничать обо мне.

С этими словами он скрылся наверху.

— Он не умеет сидеть спокойно. Иногда мне кажется, что я родилась за ткацким станком, — шепотом сказала Франциска.

Эгидио вернулся в комнату, неся на плече несколько мантилий. Увидев его, Франциска схватилась за голову и простонала.

— Что это? — спросил я ее.

— Эта умница смутилась, потому что сама сшила их, — заявил ее отец.

Он повесил мантильи на сгиб руки и стал показывать мне их, словно мы были детьми. У него были большие грубые руки с грязными ногтями, но его необычная нежность ко всему, что относилось к дочери, растрогала меня и убедила в том, что я не зря зашел в этот дом.

Франциска сидела как на иголках, отказавшись присоединиться к нам, пока мы обсуждали ее рукоделие.

— Нет, нет, нет, — сказала она, игриво отгородившись от нас.

Одну ярко-красную мантилью она украсила узорами в виде бордовых осенних листьев. В другой, каштанового цвета, белыми и желтыми нитками она вышила ослепительное солнце. Я никогда не видел ничего подобного, поскольку в Порту не носили ничего наряднее черных шалей. Но больше всего меня поразило ее богатое воображение.

Я поймал ее взгляд и улыбнулся, но она в ответ лишь вздохнула:

— Отцы созданы лишь для того, чтобы мучить своих детей.

— Хорошо сказано, детка, — подмигнул он ей.

Франциска продолжила умалять достоинства своей работы, когда я спросил у нее о технике и методе вязания.

— Ведь столько прекрасных вещей создается в мире, а разве можно обращать внимание на то, что делаю я? — ответила она.

Но я не согласился с ее скромной оценкой.

— Юная леди, — сказал я, подражая утонченным манерам английского джентльмена, — если бы я доверил вам сшить для меня жилет с изображением солнца или с другим узором на ваш выбор, вы бы поверили в искренность моего восхищения?

Поскольку она все еще думала, что я просто отдаю дань вежливости, я пристально посмотрел на нее и кинул ей монетку в сотню реалов, которую она поймала обеими руками. Она покачала головой в ответ на такой нелепый поступок, а потом усмехнулась. Я же мог утверждать, что хотя еще и не завоевал ее сердце, но уже добился доверия с ее стороны.

На следующий вечер она надела красный платок, который я ей подарил. Мы гуляли вместе по реке, и она предложила переправиться на пароме на другой берег.

Неожиданно она вызывающе посмотрела на меня, приподняла подол платья и со смехом побежала к лодке. Я даже не пытался догнать ее; этот поступок был настолько неподобающим для леди, что я не мог оторвать от нее изумленных глаз.

На пароме я думал лишь о том, как поцеловать ее, и почти не мог поддерживать разговор.

Почти в полуобморочном состоянии я осмелился прижать свои губы к ее губам.

Позже тем же вечером, отбросив все правила приличия, мы осмелились зайти ко мне домой. Мы оба нервничали так, что не могли говорить. Казалось, что мое сердце вот-вот выскочит из груди.

После того как мы поцеловались еще раз, мои пальцы проскользнули под ее платье. Она вздрогнула от моего прикосновения, и я попросил у нее прощения за свою нетерпеливость. Но она обняла меня и сказала:

— Просто у тебя холодные руки, Джон.

Потом она спросила, где моя комната.

Именно на моей старой кровати мы впервые занимались любовью, сплетая свои тела в одно целое и путешествуя по морям любви.

Потом на меня напало безумие. Я отплясывал голым по комнате и высоким голосом пел «Робина» Роберта Бернса.

На следующую ночь я попросил ее руки — и получил согласие.

На прощание я подарил Франциске письмо Хоакима к Лусии, которое выпало из «Лисьих басен», когда мне было семь лет, — ведь оно столько рассказало мне о языке любви! Она сидела на моей кровати, скрестив ноги, и читала его при свете свечи. Пока она изучала письмо, я подошел к окну и, смотря на звезды, шепотом помолился о благополучии Виолетты. Мне казалось, что таким образом я прощаюсь с ней навсегда.

Когда Франциска и я, словно преступники, медленно крались к ней домой, она вручила мне на прощание свой подарок. Это был жилет из черной шерсти, украшенный узором в виде луны в различных фазах. Это был самый многообещающий дар, поскольку луна, как говорил Полуночник, символизирует вечную жизнь для влюбленных.

Итак, я поехал в Лондон уже обручившись, и хотя свидание с матерью и тетей Фионой доставило мне огромную радость, а величие Лондона и безумный темп жизни в городе приводили меня в изумление и часто заставляли замирать с открытым ртом, меня все время тянуло назад, в Порту.