БИЧ-Рыба - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнечихин cтр.№ 135

За прокол с тушенкой прапор извинился, но пообещал, что сразу, как только шторм затихнет, привезет при первой возможности и в первую очередь. Хозяйка баба понятливая, да и как не понять, после таких страстей. Только попросила объяснить: в какое такое место несчастные дембеля солдатика опустили и неужели из-за этого надо за топор хвататься.

Про хозяйкину наивность мне сам прапор рассказывал и очень долго хохотал. Красоту мамаши зарубленного дембеля тоже отметил, но больше запомнил ее угрозы.

Помните артиста, который Шукшина в «Калине красной» застрелил? Фамилия из башки вылетела, но это не важно, дело в том, что я двойника его знал. Вылитый. Честное слово. Не брат, конечно, откуда у артиста родственники в зачуханном поселке на севере Хабаровского края. Просто матушка-природа пошутить изволила. Двойника Петькой Дергачевым звали. И, представляете, мужик со знаменитым артистом, как две капли водки, а бабы не любили. Такая вот незадача. До сорока лет в бобылях промаялся. Можно было бы еще понять, если бы по тайге болтался, в дальневосточных джунглях с кадрами не густо, так нет же, на главной улице в комбинате бытового обслуживания восседал. Правда, от комбината только вывеска была, а на самом деле – обыкновенный кособокий домишко с четырьмя косорукими мастерами. Выйдут в солнечный день на крылечко погреться и сидят, как в детской считалке: царь, царевич, сапожник, портной, только вместо царя с царевичем – радиомастер и парикмахер. И, между прочим, самый трезвый среди них – Петька-сапожник, тоже ведь что-то значит.

Не велик почет сапожником называться, но быт есть быт. От него, как от любви, никуда не денешься. Это сам Петька так говорил и следом добавлял, что мастерская у него всегда открыта для людей с больной обувью, а сердце – для любви. Умел выразиться. Только мастер был неважнецкий, а жених и вовсе незавидный. Первую невесту у него собственный брат отбил. Освободился из тюряги и в три дня уговорил. Ему бы, дураку, переждать, пока позор забудется, а он по горячим следам полез к другой свататься. Потом пришлось свататься к третьей, к четвертой и так далее. Стоит какой бабенке освободиться, то бишь без мужика остаться, Петя уже в дверь скребется. У невесты семеро по лавкам, а ему плевать, он и в такой хомут готов башку засунуть. Но даже многодетные отказывали. Вроде как брезговали. Однако если набойка терялась или молния на сапоге барахлить начинала, бежали к нему и улыбались на все тридцать три зуба или – на все оставшиеся. Сядет напротив, да еще и коленочку выставит. У Петеньки глаза вразбежку: один на каблук, другой на посетительницу, один удар по гвоздю, второй – по пальцам, какая уж тут работа. А этим лишь бы свои чары применить. Иная так раскокетничается, что он и деньги за ремонт брать не хочет. Потом она дома рассказывает своему, что Петя Дергачев и руку и сердце предлагал. Но такие угрозы мужики всерьез не принимали. А если от денег отказывался, так он с этим добром никогда не считался. Пока в магазинах конфеты были, килограммами брал и раздаривал. Дамам, естественно, шоколадки, а пацанятам – карамель с леденцами. А то соберет ватагу детворы и в кино сводит…

И вдруг экономить начал.

Народу, конечно, интересно: с чего бы такие перемены в характере. Спросили раз. Спросили другой. На третий – признался. Море захотелось посмотреть. Ну море так море, много воды и вся невидаль, не он первый, не он последний с ума сходит – отвязались любопытные. Тогда Петя сам разговорился, каждому встречному докладывал:

– На море вот собрался посмотреть да себя показать.

Кстати, вы слышали, самый безграмотный народ – это дальневосточники, у них чуть ли не третья часть взрослого населения имеет всего лишь начальное образование.

Почему, спрашиваете?

Понятия не имею. Но судите сами – любой пятиклассник знает, что от Хабаровска до Японского моря почти в двадцать раз ближе, чем до Черного. А они почему-то на Черное летят. Никакого понятия в географии.

И Петя Дергачев туда же.

А вернулся – не узнать. В белых брюках, белой панаме и с черной физиономией. Но дело не в панаме. Дело в разговоре. Раньше – встретится на улице, обязательно остановит и начнет про свои любовные поражения рассказывать, да еще и за рукав прихватит, чтобы не улизнул. А тут вдруг важный стал, задумчивый весь из себя, поздоровается через губу и дальше топает. Таинственный незнакомец. Человек из тумана. Даже вдовы поселковые заволновались, улыбочками начали умасливать – бесполезно, подменили бобыля. На юг Петькой уезжал, а вернулся – Петром Ивановичем или даже Петручио. Не случайно, видать, на артиста похожим родился.

С неделю кобенился. Население уже привыкать начало к новому сапожнику. Любопытные подустали. И тогда он отчебучил.

И, конечно же, на глазах у баб.

Сидят они в приемной у врача, и вдруг Петенька заявляется. Занял очередь. Ждет. А в очереди один слабый пол, потому что прием в этот день был только по женским вопросам. Я, собственно, и не знаю, имелся ли в поселковой амбулатории мужской врач. Сам я там ни разу не был. Местные орлы лечились у Светки-буфетчицы. В медицинской помощи нуждались только дети и старики, а этот народ, можно сказать, бесполый, такой контингент и женский доктор может осмотреть. Ждет, значит, Петенька очереди, а бабенкам, разумеется, надо знать, что за нужда его привела. Подъезжают. А он, как памятник. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Словно он и не Петя Дергачев, а Герасим, который Муму утопил. Достал из кармана газетку и отгородился от них. Каменного щипать – удовольствие ниже среднего, пальцы заболят. Позудели бабенки, похихикали и отстали. Снова принялись мигрени свои да маститы обсуждать. Они его и на улице-то не стеснялись, а в больнице – тем более.

Заходит он к врачу и начинает раздеваться. Молча. Без подготовки. Не дожидаясь приказа. А тому на его мощи какое удовольствие смотреть, постой, говорит, объясни, в чем дело? Тут-то Петя его и ошарашил:

– Нужна экстренная проверка на СПИД!

Доктор сначала сел. А потом – встал. Не первый год в поселке работал, знал, что бобылю и триппер несчастный подхватить негде. Притормаживает его. Одеваться велит. Объясняет, что сильное самовнушение может самые настоящие симптомы вызвать. Доктор успокаивает, а Петя бесится. Какое, к чертовой матери, самовнушение, когда у него на юге с двумя интуристками настоящий контакт был. С самим доктором случалось такое хоть раз в жизни? Был у него хотя бы единственный контакт с иностранкой? А коли нет, так и рассуждать нечего. Делом надо заниматься, своим, врачебным, а не обвинять человека в самовнушении… Пронес по всем кочкам. Доктору деваться некуда, пришлось кровь на анализ брать.

Взять-то взял, а СПИДа не нашел.

И тут Петю прорвало. Недаром же молчал почти неделю. Придет человек в мастерскую, а он дверь на крючок – и давай о своих интуристках. Одна из них шведкой была, вторая – мексиканка, самая настоящая мулатка. Она-то как раз и должна была его наградить. Иначе какая же она мексиканка после этого. В мастерской, как в клетке, пока твой ботинок у него в руках – никуда не денешься, сиди и слушай. И слушали. Босым, по крайней мере, никто не убегал. Молодые парни поначалу даже специально ходили, отыщет недоросль старый дедовский башмак – и к сапожнику. А там красивее, чем у Шахерезады: