БИЧ-Рыба - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнечихин cтр.№ 115

И снова заскучали. Им бы из прокуренной квартиры – на свежий воздух, в сосновый бор, глядишь, и хворь потихоньку выветрилась бы. Ни одного любителя природы среди них не нашлось. Все мыслители. Вот и появилась у них мысль – одна на всех, но по-настоящему дурная – потребовать с Вади выкуп за телевизор.

Без подсказки обошлись. Я тоже сначала подумал, что увидели какое-нибудь кино про шантажиста. Нет. Сами придумали.

Вадя на прогулке не задержался. Хватился ключей и вспомнил, где оставил. Вбегает к ним. А мужики ему – так, мол, и так, дорогой гость, хочешь ящик домой унести – гони литр.

Потом он клялся и божился, что милицию вызвала жена. Да какая разница. Пусть и жена вызвала. Тогда что он за мужик, если бабу от глупого поступка удержать не смог?

Ждали пару с белыми головками, а явилось трое с красными околышами. И тепленьких… Анатолия Степановича вообще в домашних тапочках увели. Не слишком ли много ходьбы в тапочках для одной истории? Может, тапочки и виноваты во всем? А если без шуток – парням повезло, что выпить не нашлось, а то бы стали возникать, и кончилось бы сопротивлением при задержании или оскорблением при исполнении. А похмельный человек – он податливый.

Утро вечера, говорят, мудренее, но за ночь поумнели не мои друзья, а доблестные сотрудники. Разведали, что Анатолий Степанович живет в квартире без жены в пьянстве и разврате, которые довели его до квартирных краж… Это ему адвокат потом объяснял. На самого Анатолия Степановича милиция чихать хотела, их квартира интересовала. Если бы ее не было, отделался б условным наказанием, а так – три года. Он – в зону, а сотрудник – на его жилплощадь.

Такие вот шуточки.

После срока он не вернулся. Да кому захочется – после такой дурацкой истории… Стыдновато как-то. Не потому, что сел, от тюрьмы да от сумы… сами знаете, но очень уж глуповатая роль выпала.

Жена говорила, что алименты идут с Кольского полуострова. А что, место очень даже приличное, сам не был, но друзья рассказывали. И заработки там, и рыбалка. Правда, он не рыбак, но дело для человека с его мозгами везде найдется.

Бирюсинском интересуетесь? Довелось и там побывать. Кстати, разговорчик вспомнил. С мужиком в ресторане «Черембасс» познакомился. Откуда родом, спрашиваю.

«С запада, – говорит. – С Тайшета».

А что, если из Черемхова смотреть, тогда и Тайшет настоящий западный город. А Бирюсинск еще западнее, километров на десять или на двадцать. Дикий Запад, короче.

Когда Абакан-Тайшетскую трассу тянули, стройка гремела на всю страну. В это же время и песенку сочинили: «Там, где речка, речка Бирюса, ломая лед, звенит, поет на голоса, там ждет меня тревожная, таежная краса». Бодренький мужской голос чуть ли не каждый день по радио распевал: «Может, в лося выстрел метил, а ударил он в меня». Выстрел, конечно, в переносном смысле. Потом и вторую серию состряпали. Сибирская девушка романтическому пареньку отвечала: «Может быть, ты пойдешь на медведя, но боишься в тайге комара». Красивая история. А потом и город с песенным названием появился. Бирюсинск! Город, правда, и раньше существовал, но обзывался Суетихой. Столичные музыканты старательно облегчали работу вербовщикам.

Скажите, куда проще наивного романтика заманить – в Суетиху или в Бирюсинск?

Правильно соображаете.

Ехали молодые дурачки в Бирюсинск и попадали на суетихинский лесозавод. Культуры никакой, работа тяжелая, платят гроши, и такие смешные, что на обратную дорогу копить очень долго приходится.

Если не нравится на лесопилке, можно устроиться на гидролизный завод, но оттуда выбраться еще труднее, потому что сколько ворованный спирт ни пей, опохмеляться все равно придется на свои.

Меня в Бирюсинск песнями не заманивали. В командировку приехал.

В гостинице места вроде были, но только в красном уголке, и хитроглазая дежурная посоветовала женщину из частного сектора. Пожилую, порядочную, чистоплотную и непьющую. Заверила, что у хозяйки будет намного спокойнее, чем в доме приезжих, но предупредила, чтобы я никому не рассказывал, кто меня туда направил. И насчет квитанции успокоила, пообещала сделать все как надо.

Устроился. Дом и впрямь добротный, мне даже отдельная каморка досталась. Да и бабка нормальная. Правда, электричество слишком экономила, чуть ли не по пятам за мной ходила и свет выключала. Но это болезнь всех стариков. У меня и мать такая. Так маманя еще и выговор сделает, а эта стеснялась – квартирант все-таки, понимала, что клиентов надо уважать. Если бы не терзала разговорами, было бы совсем хорошо. Однако совсем хорошо, наверное, только в раю, в который мне дорога давно заказана. Так и бабку понять можно: детишки далеко, соскучилась и похвастаться хочется. Особенно про сына любила рассказывать, какой он умный, серьезный и как хорошо в Ленинграде устроился. Он и диссертацию защитил, и в райком работать пригласили. О том, что сынок в последний раз навещал ее шесть лет назад, она не говорила, это я сам вычислил. О дочке сначала даже не заикалась, будто и не было ее. А потом как прорвало. Непутевая дочурка, непонятно в кого уродилась. Поначалу нарадоваться не могли: отличница, активистка, в седьмом классе председателем совета дружины выбрали. Отец разбаловал. С другими строгий был, а ей слова поперек не скажет. Гордился ею больше, чем государственными наградами. Когда умер, братья младшие приехали, глянули в ее дневник и сказали, что девочке с такими способностями в городе доучиваться надо. Родной Бирюсинск, по их понятиям, до города недотягивал. Увезли в Иркутск. Так ей и в городе равных не нашлось. После девятого класса и там похвальную грамоту выписали. Ящик в комоде открыла. Ящики, между прочим, с врезными замками, а ключи при себе носила. Достала солидную пачку. Верхняя выцвела немного, наверное, долгое время на видном месте висела, по углам дырки от кнопок: «ЗА ОТЛИЧНЫЕ УСПЕХИ В УЧЕБЕ И ПРИМЕРНОЕ ПОВЕДЕНИЕ». Когда переворачивала, успел заметить на обратной стороне знакомую до боли песенку из трудного детства: «Галя – комсомолочка блатная, много хулиганов она знает, только вечер наступает, по двору она шагает и выходит прямо на бульвар…». Очень красивым почерком выведено. Мамаша отличницы заметила мое радостное удивление и насупилась.

– Вот и расти вас, – говорит, – бейся из последних сил, одевай, обувай, себе во всем отказывай. Да хоть бы дура была, тогда бы и спрос другой, и расстройства меньше. Вон их сколько дур в Суетихе осталось и живут не тужат. А моя в Москву учиться поступила. А через год вернулась, как облезлая кошка. И в Иркутск легко поступила. И снова никакого проку.

Я боялся, что расплачется. Но обошлось. Крепкая бабка. Да и привыкла, наверно, смирилась.

Кстати, нижняя грамота в пачке с пятьдесят седьмого года сохранилась. Слева – Ленин, справа – Сталин, а посредине – герб. К тому времени Иосифа Виссарионовича вроде как разоблачили, но, видимо, из экономии, чтобы добро не пропадало, заполнили. А может, и по старой памяти, уважением и страхом зараженные. Места-то лагерные. А родители на всякий случай сберегли. Мало ли куда жизнь повернет.