Женские праздники - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Таск cтр.№ 13

Когда-то они вместе работали на Мосфильме, но их связывало нечто большее, чем ножницы и клей. Света увела у нее мужа. Потом мужа увели у нее. Снова они встретились на его похоронах, и перед Нонной открылись зеленые горизонты. «Рука дающего не оскудевает», – просвещала ее подруга, придавая словам Спасителя несколько фривольный оттенок.

За год Нонна раздала все долги. Это что! Митрохин, скупой даже на звонки, как баба на разливе пива, был отправлен (на месяц) в отставку. Наконец она могла себе позволить кой-какие вольности. Первым делом купила дочери роскошную дутую куртку, предел мечтаний. Таких в классе было всего две или три, и их обладателей привозили в школу на иномарках. «Ты что, мать?» – вырвалось у просиявшей Катерины, и эта грубоватая реакция наполнила Нонну таким счастьем, что разом забылись все ее страхи и тревоги.

За этот год Нонна многое поняла – про себя и про мужчин. Последних она с детства причисляла к особой породе не столько умных, сколько матерых животных, уносящих добычу по праву сильного. Как она ошибалась! То была вымирающая особь, научившаяся в условиях джунглей мимикрировать под царя зверей. В действительности это был беспомощный котенок: помурлыкав, он засыпал у нее под боком, позабыв о цели своего прихода. Этот самозваный лев был падок на грубую лесть. Какая у нас густая грива, какой у нас сильный хвост. Лев сладко жмурился и тянулся за бумажником. Ему так мало было надо! Услышать, что львица его ценит. Что он оплот и гордость прайда. И – прикорнуть на мягком.

Но попадались и такие, от которых она уходила, как потрепанный бурей фрегат. С некоторых пор она носила в сумочке иголку с ниткой и запасные колготки. Не говоря уже о трусиках. (Ущерб возмещался, это входило в правила игры.) С истинными повелителями саванны было связано другое Ноннино открытие. Ей нравилось быть объектом грубой похоти. Ее пьянило ощущение власти. Власти и опасности. Она была укротительницей и потенциальной жертвой в одном лице. От нее зависело, подчинится ей этот косматый зверь или разорвет на клочки. В эти минуты она сама становилась звероподобной: царапалась, кусалась, визжала, изрыгала непотребные слова, чем еще больше подхлестывала себя и доводила до исступления обезумевшее животное.

Можно ли утверждать, что она нашла себя в новой профессии? В той жизни она всего стыдилась. Возраста. Тела, сочного, как похабный анекдот. Даже своего имени, бессмысленного, как детская пустышка. И вдруг пришло освобождение. Она была желанна, она была востребована.

Для Жоры, профессионального сутенера, устойчивый спрос на Нонну был загадкой. Он называл ее снулой рыбой. На плешке, где крутились бойкие девушки, умевшие показать товар лицом, эта стояла на отшибе – такая дурнушка на летней танцплощадке. Когда к ней обращались с вопросом, она пожимала плечами, будто извиняясь за то, что не танцует. Но увозили ее! Это было тем более странно, что лично он, Жора, нашел ее (по праву феодала) скучной, как ряды картин в Третьяковке. Но кассу Нонна делала, а в метафизические тонкости сутенеры вдаются только под большим нажимом.

Помимо названной плешки, у Нонны был еще один пост. Переход. Точка эта, с позиций профессии, была проигрышной по всем статьям – выделить Нонну в общей сутолоке было бы непросто даже наметанному столичному глазу, заморскому же гостю и подавно. Но вот распахивались стеклянные двери загона, и наружу устремлялось шумливое стадо с «кэннонами» и «зенитами» на шее вместо колокольчиков, и только наверху, процокав по ступенькам, одна из козочек не досчитывалась в стройных рядах своего старого зазевавшегося козла. А тот уже мелко трусил рядом с нашей Нонной, справедливо опасаясь погони.

Переход жил по своим законам. Здесь жест говорил больше, чем слово. Здесь покупатель мог стать товаром. Здесь не задавались вопросом «быть или не быть». Человек из перехода знал только одно, переходное, состояние – между землей и подземельем, между пунктом А и пунктом Б, между полной свободой и полной обезличкой. Такой была Нонна. Выбирали ее, но выбирала и она. Случалось, что и посылала. Не часто, – так ведь и великие державы не каждый день пользуются своим правом вето.

В переходе она встретила Вику.

Вид у него был детдомовский: драная куртка с чужого плеча, кое-как зашнурованные ботинки. Зато на голове, задом наперед, лихо сидела бейсбольная кепка, выполнявшая в рабочее время функцию протянутой руки. Вика садился на приступочке с альбомом для рисования и, выбрав в толпе жертву, расправлялся с ней тремя взмахами карандаша. Это нельзя было назвать портретом, – смеющийся рот, печальный профиль, изгиб руки, – скорее на бумаге оставалась линия судьбы, которую невозможно было спутать ни с какой другой. Одни, попав на карандаш, смущенно отворачивались или ускоряли шаг, иные же подходили. Вглядевшись в тайнопись, люди с тихим хмыканьем узнавали себя по детали, по росчерку и уносили летучий автограф, оценив его по своему усмотрению. Вика был выше меркантильных расчетов.

Их знакомство состоялось поздней осенью. Нонна стояла на своем привычном месте возле крайней колонны, переступая зябнущими ногами, когда рядом неожиданно раздался мальчишеский голос:

– Ты как насчет обеда? Я угощаю.

Она с удивлением посмотрела на тринадцатилетнего шкета в пижонской кепке, повернутой козырьком назад, в мешковатой куртке с отрывающимися карманами, с зажатым под мышкой альбомом для рисования. Нонна даже оторопела от такого нахальства, но, вместо того чтобы отшить недомерка, неожиданно согласилась. В «Макдоналдсе» этот юный прожигатель жизни широким жестом взял один салат на двоих («Ну что, ударим по майонезу?») и по горячему чаю («С лимоном, я забыл сказать, рубль за мной»).

– Ничего полупердончик, – одобрил он ее итальянскую шубку. – А в этих сапожках ты долго не простоишь. Вот подошва! – он гордо выставил из-под стола ботинок-вездеход. – Хоть на полюс!

Вика сразу взял с ней тон старшего. Она этот тон приняла – в шутку, но он запряг и поехал. Этот наглец, ночевавший у какой-то двоюродной тетки, в хулиганском районе, запросто влезал в ее семейные дела и позволял себе прохаживаться по поводу ее клиентов. Но самым замечательным были его практические советы. Он, кажется, задался целью пристроить Нонну в этой жизни, и каждый день в его голове рождались проекты, один другого заманчивее.

– Значит, так, – начинал он деловито. – Ты приходишь в ресторан. На одинокую красивую девушку сразу обращают внимание. Тебя приглашают за столик. Первый вопрос: «Что ты пьешь?» – он поднимал на нее вопросительно свои рысьи глаза.

– Самый дорогой коктейль, – отвечала она без раздумий.

– Я не спросил, что ты заказываешь. – Этот отвратительный менторский тон. – Я спросил: что ты пьешь?

– Не знаю.

– Ты пьешь сок.

– Сок? – с недоверием переспрашивала она, уже догадываясь, что здесь скрывается какой-то тонкий ход.

– Сок, – жестко повторял Вика. – Официант приносит вам два коктейля, но один из них, твой, это обыкновенный сок, хотя по виду не отличишь – соломинка, лимончик, все как полагается.

– Зачем? – напрягалась она.