Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Гибсон cтр.№ 124

– Камеры там установлены в твою честь, не в мою.

– Да уж, – протянула она, – в честь моего «нового включения».

– Порфир будет держаться на заднем плане.

– Никогда не думала, что ты станешь беспокоиться о том, как бы вдруг кого не затмить.

Он усмехнулся, показывая скульптурные, обтекаемые зубы – фантазия зубного врача-авангардиста на тему того, какими они могли бы вырасти у более быстрых, более элегантных существ.

– С нами полетит Даниэлла Старк. – До Энджи донесся звук снижающегося вертолета. – Она будет ждать нас в аэропорту Лос-Анджелеса.

– Мы ее придушим, – ответил он тоном заговорщика, набрасывая на плечи Энджи палантин из голубой лисы, выбранный для этого случая Келли. – Если мы пообещаем намекнуть новостям, что мотив был сексуальный, она, возможно, даже решит нам подыграть…

– Ты ужасен.

– Это Даниэлла ужас во плоти, мисси.

– Уж кто бы говорил.

– А? – Парикмахер сузил глаза. – Но зато у меня душа младенца.

Вертолет пошел на посадку.

О Даниэлле Старк, сотруднице стим-версий журналов «Вог-Ниппон» и «Вог-Европа», повсюду ходили слухи, что ей далеко за восемьдесят. Если это верно, подумала Энджи, тайком рассматривая фигуру журналистки, когда они втроем поднимались по трапу в «Лир», то по части пластической хирургии и косметологии Даниэлла Порфиру вполне под стать. На первый взгляд журналистке было чуть больше тридцати, и единственным заметным свидетельством, что она имела-таки дело с хирургами, была пара бледно-голубых «цейсовских» имплантатов. Один юный репортер из французского журнала мод как-то назвал их «модно устарелыми». Как поговаривали злые языки в «Сенснете», этот репортер больше нигде и никогда не смог получить работу.

Энджи знала, что при первой же возможности Даниэлла заведет с ней разговор о наркотиках, о наркотиках знаменитостей, будет смотреть на нее в упор, широко, как школьница, распахнув васильковые глаза, чтобы заснять все на пленку.

Под грозным взором Порфира Даниэлла некоторое время пыталась сдерживаться – пока они не достигли крейсерской скорости где-то над Ютой.

– Я надеялась, – начала журналистка, – что кто-то поднимет этот вопрос до меня…

– Даниэлла, – остановила ее Энджи, – прими мои извинения. Как это невнимательно с моей стороны.

Она дотронулась до обшитой шпоном панели походной кухни «Хосака». Механизм мягко заурчал и начал выдавать крохотные тарелочки с копченой уткой цвета чая, устрицами на тостах под черным перцем; за пирогом с лангустами последовали кунжутные блинчики… Порфир, уловив намек Энджи, извлек бутылку охлажденного шабли – любимого вина Даниэллы, насколько помнила Энджи. Кто-то – уж не Свифт ли? – это помнил тоже.

– Наркотики, – сказала Даниэлла четверть часа спустя, доедая утку.

– Не беспокойтесь, – заверил ее Порфир. – Когда вы прибудете в Нью-Йорк, там будет все, что пожелаете.

Даниэлла улыбнулась:

– Вы так забавны. А вам известно, что у меня есть копия вашего свидетельства о рождении? Я знаю ваше настоящее имя. – Все еще улыбаясь, она бросила на него многозначительный взгляд.

– Какая мне разница, – сказал он, наполняя ее бокал.

– Интересное замечание, учитывая врожденные дефекты. – Она пригубила вино.

– Врожденные, приобретенные… В наше время кто только себя не изменяет, не правда ли? И еще как! Кто укладывает вам волосы, дорогая? – Парикмахер подался вперед. – Вас, Даниэлла, спасает лишь то, что на вашем фоне прочие представители вашей породы и на людей-то не похожи.

Даниэлла улыбнулась.

Само интервью прошло довольно гладко. Даниэлла была достаточно опытна, чтобы не переступить в своих маневрах тот болевой порог, за которым могла бы столкнуться с серьезным сопротивлением со стороны жертвы. Но когда она провела кончиком пальца по виску, нажимая на подкожную клавишу, которая выключила ее записывающее оборудование, Энджи напряглась в ожидании настоящей атаки.

– Спасибо, – сказала Даниэлла. – Остаток полета, конечно, не для эфира.

– А почему бы вам просто не выпить еще бутылку-другую и не вздремнуть? – спросил Порфир.

– Чего я действительно не понимаю, дорогая, – сказала Даниэлла, не обращая на него внимания, – так это зачем было утруждаться…

– Утруждаться, Даниэлла?

– Зачем вы вообще ложились в эту скучную клинику? Вы ведь говорили, что наркотики никак не влияют на вашу работу. Вы также говорили, что от них нет никакого кайфа в обычном понимании этого слова. – Она хихикнула. – Однако продолжаете настаивать на том, что это было вещество, вызывающее исключительно тяжелую зависимость. Так почему вы решили соскочить?

– Это было ужасно дорого…

– В вашем случае, конечно, вопрос чисто академический.

Верно, подумала Энджи, хотя неделя на этой дряни мне стоила твоего годового оклада.

– Наверное, мне опротивело платить за то, чтобы чувствовать себя нормальной. Или за слабое приближение к нормальности.

– У вас развился иммунитет?

– Нет.

– Как странно.

– Не так уж и странно. Наркодизайнеры конструируют вещества, не имеющие, как предполагается, традиционных побочных эффектов.

– Ага. Но как насчет нетрадиционных побочных эффектов, нынешних? – Даниэлла налила себе еще вина. – Естественно, я слышала и другую версию происшедшего.

– Правда?

– Конечно. Что это было, кто это делал, почему вы перестали.

– И?

– Что это был антипсихотик, произведенный в собственных лабораториях «Сенснета». Вы перестали его принимать, потому что предпочли остаться сумасшедшей.

Веки Даниэллы затрепетали, затуманивая сверкание голубых глаз. Порфир осторожно вынул из руки журналистки стакан.

– Спи спокойно, детка, – сказал он.

Глаза Даниэллы закрылись, и она начала мягко посапывать.

– Порфир, что…

– Я подмешал ей в вино снотворное, – ответил парикмахер. – Она ничего не почувствовала, мисси. И потом не сможет вспомнить ничего, кроме того, что есть у нее в записи… – Он расплылся в улыбке. – Тебе ведь не хочется выслушивать треп этой суки всю дорогу до Нью-Йорка, правда?

– Но она же поймет, Порфир!

– Ничего она не поймет. Мы ей скажем, что она в одиночку уговорила три бутылки и напакостила в ванной. А чувствовать она себя будет соответственно. – Он плотоядно усмехнулся.

Час спустя Даниэлла Старк еще похрапывала – теперь уже довольно громко – на одной из двух откидных коек в хвостовой части салона.

– Порфир, – сказала Энджи, – как по-твоему, может она быть права?

Парикмахер уставился на нее своими невероятно красивыми, нечеловеческими глазами.