Три грустных тигра - читать онлайн книгу. Автор: Гильермо Инфанте Габрера cтр.№ 77

— Заметь, на первом плане балкон. И заметь, «первый план» — на первом плане в системе ценностей Кодака и иже с ним. Но сейчас, именно сейчас балкон и пальмы и крутые холмы и небо на заднем плане и далекие облака — одно. Единая реальность. Реальность фотографическая по отношению к реальности Виньялеса. Иная реальность. Нереальность. Метареальность, выражаясь твоими терминами. Вишь, как фотография преобразуется в метафизический феномен?

Я задумался о его пандектах, о моде на слово «метафизика» и о том, что не хватает разве что Кодака, чтобы он молча кивнул в знак согласия. Кодак, он же Кадок, как его окрестил Бустро. Где же Он, пусть дует сюда и поднимает нас на смех, бранит нас, бронит нас, бромид нас. Существует ли лимб для насмешников? Или он в Бустреисподней? А иначе где? На небе? В этих частичках пыли, фиксирующих, как химикаты Кодака, голубизну, все еще в плену земного притяжения? Или за Пределом Роша, где шкаф, привезенный с земли, разлетелся бы на тысячу кусков? Но Бустрофедон, он же не шкаф и не душа. Душкаф тоже бы разлетелся за Пределом Роша? Неужели Бустрофедон стал мячиком твердого газа и катится в межзвездном хладе? Я часто думаю, не в эту минуту, но вообще часто думал о родине душ, где они обитают, духи и привидения. Кто знает, может, я уже разгадал загадку, благодаря современной физике и астрономии? Не впервой физике питать метафизику: см. Арист-Отель, алхимики, Раймунд Люли-люллий, Ты-я-р де Шар-дан: но и поныне этот факт приводит меня в восхищение. Где лежат эти запредельные пределы, Невер-ланды, Леты, я узнал из заметки об астрофизике в «Картелес», где говорилось о скорости света и об относительности и упоминалась зона, близкая к земле, газообразная магма, где свет достигает необычайных, выше максимума, скоростей: последний рубеж, тотальная скорость, метафизический абсолют, открытый физиками. Эта статейка и один почти пустяк оказались как-то, давно уже, бок о бок в машине Куэ: я ехал и размышлял о заметке и увидел на лобовом стекле, на восьмидесяти, потому что Куэ только что или чуть раньше заметил, мол, с точки зрения звука мы еле плетемся, а я ответил, для того, кто перемещается со скоростью света, мы вообще не двигаемся, ему понравилось, и я увидел пузырь и стал думать о том, как свет летит на превышающих его скоростях, и о том, что для корпускул, путешествующих на таких скоростях, их коллеги из солнечного луча, должно быть, еле плетутся и что, возможно, существуют иные, еще более высокие скорости, с чьей точки зрения корпускулы стоят на месте, и, размышляя так, на манер китайских шкатулок, я почувствовал головокружение, как при падении в пустоту, на скорости большей, чем осознание падения. Тогда-то, именно в тот миг (который я никогда не забуду, для чего и записал все это по приходе домой) я увидел пузырь на стекле. Не знаю, известно ли вам, тем, кто по ту сторону страницы, что лобовое стекло состоит из двух прозрачных пластин одинаковой толщины, разделенных невидимым пластиковым листом. Окно не перестает быть проницаемым для глаза, невзирая на некоторую матовость целлюлозы. Все три листа сдавливаются с сопротивлением, в десять раз превосходящим рассчитанное для конечного стекла как предел безопасности. Так вот, в эту однородную по виду и по сути поверхность проникла малая толика воздуха — испарение, дыхание, тысячная частичка вздоха — и превратилась у меня на глазах в пузырь. Я, разумеется, тут же вспомнил о Лавкрафте и его великих древних и о газообразной магме и опять о скорости света. Может, эфир населен призраками, пузырьками «последнего издыхания» в великом пузыре пустоты? Может, этих пузатых лошадок и седлают корпускулы света для своих процессий? Мне сдается, тут столько же материи для раздумий, сколько бессодержательности для верований. Последняя гипотеза: магма состоит из вновь прибывших душ, а вот пустота, космический эфир принимает давнишних духов, заброшенных в его просторы метафизическим Пределом Роша. А что, если наш Бустрофедон, Наштрофедон в комическом эфире? В серьезной части гипотезы, в спектре (неплохое слово), в тяжелом спектре я вижу газообразные останки Юлия Цезаря Куэ, взыскующие Ее невидимого носа, Ее, Клеопатрайши, Платона, сущностного духа во главе симпосия сократовских не теней, но шаров, бледно-дымчатую Жанну д’Арк, горящую в пренелепом огне, почти невредимого Шекспира в пузыре риторических обстоятельств, Сервантеса, лишенного воздушной и ладной шуи, как сказал бы Гонгора, газом въющийся рядом и обволакивающий невесомую руку Веласкеса, который тщится черным светом написать звездную пыль, влюбленный прах Кеведо, а ближе сюда, гораздо ближе, почти с моей стороны границы, кого же я вижу? Это не самолет и не сумрачная птица, это Супербустрофедон летит в собственном свете и говорит мне на ухо, на мое телескопическое ухо, Давай ко мне, когда соберешься, и делает дурные знаки и шепчет ультразвуковым голосом, Тут есть на что посмотреть, это лучше, чем алеф, почти лучше, чем кино, и я уже изготавливаюсь прыгнуть, раскачиваясь на трамплине времени, когда земной оклик Куэ выбрасывает меня в жизнь.

— Что, не так?

— В фотографиях тебя смущает статичность. Они не двигаются.

Он издал глухое хмыканье. А бывают слышащие хмыканья? Тупость наций. Глухое хмыканье. Когда я в омуте, я глух и нем. В тихом омуте черти воду пьют. Кто сеет яблоко, пожнет яблоню. Сверчок от шестка недалеко падает. Кто рано встает, тому в зуб не дают. Дареному коню Бог подает. Черт возьми, нам нужна революция пословиц. Исчерпывающий сборник. Десять присловий, тронувших председателя Мао. Солдаты с высоты этой фразы двадцать веков смотрят на вас. Мудость наций. Призрак бродит по Европе, это призрак Сартра, Сталина. Преступление, сколько свобод вершатся твоим именем! О человеке следует заботиться так же, как о дереве. Готовьсь! Цельсь! Тимммберрр! Лишь правда облачит нас в мужскую тогу. Лишь баба облегчит мужское туго. Что, не так? Что, не так? Что не так.

— ЧТО, НЕ ТАК? Я тебе, блин, о жизни толкую, а ты со своими фотографиями.

Из глубины бара донесся свист.

— А ну заткнуть чайник, — заорал Куэ.

— Сильвестре Чайник, к вашим услугам, — представился я, Сид Примиритель, вслух, но ни перед кем.

— Я о жизни тебе говорил, старик.

— Все равно мог бы потише, мон вью.

Явный признак алкоголизимы. Гальванизация французского. Вольт вскрывает батарейку, а оттуда спиртяга. Сколько ампер у ма мер? Сикст Ампер — французский ученый испанского происхождения. Первоначально фамилия звучала как Амперес. Его дед, Грампер, бежал во Францию, перешел Пиренеи верхом на слоне в поисках Свободы (статуи) и скончался в Париже. Ом у Soit qui мани pense [97] . Ишь чего выдумают, изобретатели! сказал Унамуно при виде беженцев-Амперов, семенящих через страну басков Энциклопедия «Испания».

— Уже и слова сказать нельзя в этой стране.

— Орать нельзя.

— Епть, важна не форма, а суть. Что говорится.

— Ты вроде как не хотел о политике говорить?

Он ухмыльнулся. Рассмеялся. Посерьезнел. One two three. Помолчал немного. Свист возымел действие?