Опыты любви - читать онлайн книгу. Автор: Ален де Боттон cтр.№ 56

14. Настроенный пессимистически в отношении непокорности страданий, вызываемых любовью, я принял решение всецело отказаться от нее. Если романтический позитивизм оказывался бесполезным, тогда единственной действенной мудростью оставался совет стоиков никогда больше не влюбляться. Я решил впредь удалиться от мира в символический монастырь, ни с кем не встречаться, жить скромно и предаться изматывающей учебе. Я с восторгом читал рассказы о мужчинах и женщинах, которые избегли мирских соблазнов, дали обет целомудрия и провели свою жизнь в монастырях. Среди них были рассказы об отшельниках, выдержавших по сорок и пятьдесят лет жизни в уединенных пещерах, питаясь исключительно кореньями и ягодами, не видя никого и не разговаривая ни с кем.

15. Но однажды, во время ужина в компании друзей, когда я смотрел в глаза Рейчел и не мог оторваться, а она живописала мне свой день в офисе, я вдруг был потрясен, осознав, как легко мне будет отказаться от стоической философии, чтобы затем вновь повторить все те ошибки, которые я совершил с Хлоей. Я знал, что, если бы я продолжал смотреть на волосы Рейчел, собранные в изящный узел, или на то, как ловко она орудует ножом и вилкой, или в ее роскошные голубые глаза, я не ушел бы с этого вечера целым и невредимым.

16. Вид Рейчел заставил меня быть начеку, поскольку указал границы стоического подхода. Хотя любовь, очевидно, вообще не бывает без боли и, уж конечно, плохо сочетается с мудростью, в то же время забыть о ее существовании невозможно. Она так же неизбежна, как и неразумна — и ее неразумность, к сожалению, не является аргументом против нее. Разве не абсурдно удалиться в пустынные холмы Иудеи, чтобы питаться там кореньями и побегами? Если я хотел проявить мужество, разве любовь не предоставляла более широкие возможности для героизма? Больше того, при всех тех жертвах, которых требовала стоическая жизнь, разве в ней не было элемента трусости? В самом сердце стоицизма лежит желание самому лишить себя иллюзий, пока кто-то еще не воспользовался возможностью сделать это. Стоицизм был грубой защитой от опасностей, сопряженных с привязанностью других людей, и от страха, что в этой ситуации потребуется больше терпения, чем во всем, с чем может столкнуться житель пустыни. В призыве к монашескому существованию, свободному от эмоциональных бурь, стоицизм попросту пытался отказать в законности некоторым, потенциально болезненным и от этого не менее основополагающим потребностям человека. Стоик, пусть сколько угодно храбрый, в конце концов становился трусом, когда жизнь сталкивала его со своим, пожалуй, самым ярким проявлением — в моменты любви.

17. Мы всегда можем закрывать глаза на сложность проблемы, предлагая решения, которые сводят проблему к самому простому общему знаменателю. И романтический позитивизм, и стоицизм оказались неадекватными ответами на вопросы, затронутые любовными переживаниями, поскольку и тот и другой скорее шли на устранение самого вопроса, чем входили во все его тонкости. Стоики устраняли боль и иррациональность любви, превратив их в убедительный аргумент против нее, — в результате им не удавалось найти середину между очевидной травмой, которую наносят нам наши желания, и трудностью удовлетворения эмоциональных потребностей. Вина романтических позитивистов, с другой стороны, заключалась в том, что они раздули нехитрое завоевание психологической мысли до уверенности, что любовь можно сделать для всех безболезненной, если только мы научимся чуть больше любить себя, — в результате им не удалось примирить потребность в мудрости с трудностями, возникающими при попытке претворить их науку в жизнь, поскольку трагедия мадам Бовари сводилась у них к иллюстрации банальных теорий доктора Нирли.

18. Я понял, что следует извлечь более сложный урок, который смог бы примирить противоречия любви, совместив потребность в мудрости с ее очевидной беспомощностью, идиотизм влюбленности с ее неизбежностью. Любовь нужно было оценивать без ухода в догматический оптимизм или пессимизм, без философствования на основе чьих-то страхов и морализации на основе чьих-то разочарований. Любовь научила аналитический ум известному смирению, тому, что, как бы он ни сражался в надежде добиться прочных фактов (перечисляя свои выводы и выстраивая из них аккуратные последовательности), анализ всегда будет ошибочным — а потому всегда будет нести на себе отпечаток иронии.

19. Такие выводы казались наиболее обоснованными, когда Рейчел приняла мое приглашение поужинать вместе на следующей неделе, и сама мысль о ней начала вызывать трепет в области, которая у поэтов называется сердцем, тот трепет, который, я не сомневался, мог означать только одно — я снова начал влюбляться.