Панджшер навсегда - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мещеряков cтр.№ 22

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Панджшер навсегда | Автор книги - Юрий Мещеряков

Cтраница 22
читать онлайн книги бесплатно

– Смотрите, что я нашел, этот зверек укусить меня хотел.

– Кто такой? – жестко спросил Ремизов.

Мальчишка то смотрел ему в глаза, то отводил взгляд, но на вопрос не отвечал.

– Хайдаркулов, спроси, чей этот дом? Кто его отец? Кто он сам и кто этот убитый?

Солдат произнес несколько фраз на таджикском. Мальчишка нервно вздрагивал, крутил опущенной головой, он был напуган, но не настолько, чтобы это назвать страхом.

– Он не хочет ничего нам говорить, а тот парень ему вроде брат.

– Не хочет? Посмотрим, а ну выведи его со двора. К стенке! Сейчас захочет.

Мальчишка стоял у высокой глухой стены своего родного дома и все так же молчал. Он никого и ни о чем не просил, не плакал. Только его бегающий взгляд говорил о том, что он понимал, что произойдет дальше. Зрачки трех автоматов смотрели ему в грудь. Предохранители сняты. Патроны в патроннике. Чужие солдаты что-то кричат ему в лицо.

– Хайдаркулов, спроси его еще раз.

– Товарищ лейтенант, он, наверное, ничего не знает, он боится.

– Не знаю, чего он боится, но автомат в этом возрасте они все держат хорошо.

Мысли, как сноп искр, носились у Ремизова в голове: «Это же готовый мститель, они же все безжалостны. Это у меня есть причина и следствие, сострадание и гуманность. У них – выстрел в спину. А этот бача – зверек, последыш своего отца. В доме патроны, где-то и оружие есть. Кто бы знал, прошел всего месяц, как мы здесь, а мир сломался. Окончательно, навсегда. Так что же делать?»

– Товарищ лейтенант, – Кныш тронул командира за локоть, – вы не знаете, что с ним делать? Давайте я его шлепну.

Ремизов на мгновенье остолбенел, этот солдат читал его, как книгу.

– Он будет мстить за брата, и еще неизвестно, сколько наших положит, с ним надо кончать. Вы идите, я сам все сделаю.

– Ты что, с ума сошел! Он же еще пацан! – Чужие мысли, высказанные вслух, вернули реальность, он вдруг понял, что не сможет убить безоружного человека.

– Ну и что. У них же кровная месть. Это не детские игры. Это закон. – Рассуждения Кныша четкие, строгие, ясные, в них была только логика и совершенно не было эмоций.

– Я знаю, и ты почти прав. Но только почти. Он еще ничего не совершил, никого не убил. Ни-ко-го! Убьет – и на него пуля отыщется. Ты понял меня?! А теперь все, разговор окончен, мы уходим.

* * *

Ночью он спал крепко, сном праведника, словно проваливаясь в небытие, черно-белые и цветные миражи придуманного мира его тревожили нечасто. Но вот перед сном, в полудреме, мысли постоянно уносились вдаль, выцарапывали из прошлого бессвязные эпизоды, копались в них, и эти мозаичные пятна переставали быть радостными. Он вторгался в чужие миры, оставляя свой собственный мир беззащитным…

Жена не пришла его провожать на пункт пограничного контроля. Другие девчонки пришли, смогли добраться, она – нет. Оправданий или упреков для нее он не искал, сквозь сон проступал, нарастал холодный и строгий, как мрамор, факт: она не пришла. Горечи не было – только четкие контуры уже вчерашней действительности, как будто он – посторонний наблюдатель и не более. Тонкие, удалявшиеся фигурки чьих-то жен и подруг… Вот они долго машут вслед уходящей колонне, кто-то вытирает слезы. А им в ответ машут все, и солдаты тоже, для которых эти чужие женщины стали последним из того, что мы называем родиной. И вот уже в который раз видение беспричинно и неожиданно рассыпалось на крупицы матовой слюды. Она не пришла…

У этого парня была красивая одежда. Голубое, почти бирюзовое, мужское платье, и какие грязные пятна мы оставили на нем. И лицо у него светилось благородством. Мы убили его. Зачем?.. А они даже не закричали, все у них тут, на краю света, не по-людски, ну, значит, так угодно Аллаху. И Бог у них другой.

Ущелье пяти львов

Теплая и по-весеннему уютная долина осталась внизу. Батальон четвертые сутки карабкался по предгорьям, отрогам, хребтам. Вверх, вверх и вверх, туда, где вся земная суета становилась мелочной и теряла какой-либо смысл. Постижение этой истины давалось нестерпимо трудно. Ноги наливались свинцом и уже не реагировали на сигналы, бегущие к ним по нейронам, лямки тяжелых вещмешков до режущей боли заламывали назад плечи, между лопаток непрерывно скатывались капли едкого пота, а где-то внутри легких на каждом вдохе ощущалось незатухающее пекло. Это длилось почти непрерывно с восхода солнца и до той поры, когда лягут густые сумерки, – настоящая, изнурительная пытка, чистилище перед работой, к которой они, военные, предназначались. Такой из века и был и есть армейский труд! Всей своей болью, мукой, всем своим отчаяньем они завоевывали право спустить курок! По ночам вдруг становилось холодно, никто не спал, дремота обволакивала все вокруг, резала глаза, но стук собственных зубов и замерзающие ноги постоянно возвращали сознание. Сквозняк, постоянно тянувший с востока, не оставлял шансов согреться. Они были обычные люди, слабые перед злым гением природы, и только на штабных картах в Кабуле и Баграме их именовали подразделениями со штатными номерами и аббревиатурой.

Усачев мерз, как и все, как последний бездомный пес… твою мать, от чего загнешься, не знаешь – не то от пули, не то от холода. Так весь батальон можно заморозить. Но к его удивлению и после третьей ночи никого не знобило. Солдаты, очумевшие от усталости, грязи, холода, от окаменевших консервов, упорно, настойчиво продвигались в глубь Панджшерского ущелья по его южным хребтам.

Картина событий даже ему, комбату, представлялась смутной. Несколько батальонов параллельно друг другу вгрызались в горный массив, протаптывая рублеными подошвами армейских ботинок каждую господствующую высоту. Педантично. Без исключений. Каждую высоту. По логике – правильно, это называлось выдавливанием противника с занимаемой территории, но по сути… Люди надрывались настолько, что к вечеру в их глазах не оставалось ничего, кроме отрешенности и пустоты. Иногда казалось, что нет сил, и остается только упасть и сладко умереть, не добравшись ни до вершины, ни до спасительного второго дыхания, но левая нога делала шаг, и правая тоже делала шаг, а потом снова левая и снова правая.

И они шли. Вершина, как ощутимая, доступная взгляду цель, манила к себе, помогала идти, какая-то новая воля заставляла поверить, что все можно преодолеть, все, включая себя. Гора, которая снизу больше, чем весь Гиндукуш, становилась меньше, сглаживалась, превращалась в какой-то невзрачный каменистый холм. И одна-единственная мысль методично и зло все стучалась и стучалась в мозгу: это надо сделать. Надо. Надо…

Многие из покоренных высот могли бы быть обработаны артиллерией под наблюдением стереотруб и биноклей. Снаряды, что ли, жалели? Кто бы пожалел солдат… Каждое утро по радиосвязи поступало указание, на какой рубеж выйти к вечеру. Петлял бы под ногами русский проселок, и вопросы у комбата не возникали бы, но его люди шли по горным тропам и песчаным осыпям, несли на своих плечах тонны оружия, боеприпасов. Захватывали высоту, перевал, спускались вниз к очередному кишлаку, прочесывали его, снова шли вверх к новой высоте, выбирали место для ночного привала. Он ничего не мог изменить и еще больше замкнулся в себе. Даже от него, военачальника со звездами подполковника на погонах, принятие решения не зависело, требовалось только выполнение. Седым, холодным утром четвертого дня впереди раздалось два взрыва.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению