– Она, возможно, не узнала меня в одежде.
– Мы тебя не слыши-и-им.
– Я сказал, она, возможно, она, возможно, не, я сказал, она, возможно, не…
– Говорите громче, пожалуйста.
– Я сказал, она, возможно, не узнала меня…
– Еще раз…
– Я сказал, она, возможно…
– Еще?
– Она, возможно, не…
И Абигейл Эдвардс сочувственно положила руку ему на предплечье, как будто навещала своего поклонника в больнице:
– Мы вас слышим. Не обращайте на него внимания. Он просто дразнит вас.
«О, ладно, я понял. Что ж, может быть, в таком случае ему лучше пойти трахнуть самого себя?» – подумал Стивен и вдруг по выражениям их лиц понял, что еще и произнес это вслух. Все трое стояли молча: мужчина самодовольно ухмыльнулся и фыркнул в нос, ничуть не уязвленный, Абигейл кусала губу и оглядывалась по сторонам, а Стивену пришло в голову, что, если бы здание было выше двух этажей, он бы точно последовал рекомендации Ван Халена и прыгнул.
– Вы нас извините, нам нужно… – наконец выдавила Абигейл, даже не трудясь закончить свое извинение. – Пойдем! – И женщина-полицейский Салли Сноу схватила красавчика с эспаньолкой и поволокла прочь, словно заложника. Уходя, тот поставил пустой бокал Стивену на поднос:
– Боюсь, вам придется помыть еще немного. – Он ухмыльнулся, подмигнул и отчалил.
Стивен секунду постоял, слегка покачиваясь вперед-назад. Последние остатки пьяного благодушия, сохранившиеся после общения с Норой, теперь улетучились. Он чувствовал себя нехорошо. Нет, хуже, чем нехорошо. Он чувствовал себя… отвратительно. Это был Ад. И Адом были не просто другие люди, а именно эти другие люди. Он заметил, что бокалы на его подносе начали угрожающе позвякивать друг о друга, как при надвигающемся землетрясении…
– Извините? Эй?..
…и что кто-то к нему обращается…
– Э-э-эй! Есть кто-нибудь до-о-ома-а-а?
…чрезвычайно маленькая и поразительно красивая девушка, одна из Юных Знойных Британок, Вскруживших Голову Голливуду, хмуро взирала на него откуда-то снизу, сося леденец на палочке. «Сучка вернулась!» – гласила затейливая надпись на ее футболке. Стивен прочел это и улыбнулся, а затем ощутил внезапную острую необходимость подчеркнуть, что он читает надпись на ее футболке, а не пялится на грудь.
– «Сучка вернулась!» – прочитал он вслух, довольный тем, что ему удалось избежать потенциально неловкого момента.
– Да, да, круто, очень умно, а теперь слушай: мы разлили красное вино, – сообщила Юная Знойная Британка, вытаскивая изо рта леденец и размахивая им перед носом Стивена. – Ты не мог бы принести немного соли? Если это не о-о-очень уж большая проблема?
– Абсолютно не проблема. Соль. – И он рассеянно сунул поднос с грязными бокалами девушке. Та инстинктивно подхватила поднос и теперь стояла и ошарашенно смотрела на него, держа на вытянутых руках, будто ей всучили голову Иоанна Крестителя.
– Извини-и-ите-е-е! – проблеяла она, но Стивен уже шел в прямо противоположную от кухни и соли сторону, второй раз за этот вечер ища убежища в туалете.
Каким-то чудом там не оказалось очереди, вероятно, потому, что все уже слишком упились, чтобы суметь найти это место, и с огромным облегчением Стивен запер за собой дверь. Ванная сильно изменилась по сравнению с тем парадным резиново-бронзовым салоном, в котором он прятался пять – нет, подскажи господи, – шесть часов назад. Теперь сильнее, чем стойкий опьяняющий аромат свечек от «Диптик», ощущался запах наркотиков и отдающей спаржей мочи. Стивен вздохнул и наклонился над унитазом, вытянув руки перед собой, будто на обыске.
Разве обязательно, чтобы все было так? Разве пьяные актеры не должны становиться еще симпатичнее? Как, например, эти буйные кутилы, пьяненькие и подогретые тестостероном мужики вроде Бёртона, или Харриса, или Флинна, или его собственного тезки – великодушные, безответственные силы природы, заполняющие все пространство судорожным смехом, и при этом их дикий, необузданный алкогольный шарм растапливает сердца прекрасных женщин. Вряд ли он сам растопил сегодня хоть чье-нибудь сердце. Цепляясь за бачок, Стивен даже засомневался, что сможет удачно помочиться, и вспомнил – поздно, слишком поздно, – что амплуа «пьяного симпатяги» никогда ему не удавалось. Выпивка не сделала его ни разнузданным, ни смешным, ни дерзким, ни одиозным. Он не стал необузданным, если уж на то пошло, алкоголь его, наоборот, обуздал. Стивен чувствовал себя так, будто нанес самому себе чудовищную рану, будто сам выбрал лечь под грузовик. Как любой школьник, он знал, что смешивать вино с виски – плохая идея, но чередовать вино/виски/антибиотик/вино/виски/виски/вино/антибиотик/виски/вино/виски было уже запредельной глупостью. Он решил все свалить на загадочные антибиотики. Даже Эррол Флинн знал, что не стоит выпивать, когда сидишь на антибиотиках.
Стивен посмотрел в зеркало и попытался сфокусировать взгляд. Ощущение было такое, будто он напялил бабушкины очки, но все же ему удалось разглядеть, что веки у него набрякли, лицо опухло и обрюзгло, цветом приблизившись к колеру хирургических перчаток. Голова казалась одеревенелой и раздутой, словно ее заполнили монтажной пеной. Он провел левой ладонью вниз по правой руке, чтобы найти запястье, потом часы на нем, придвигая и отдаляя руку от лица в поисках точки фокуса, а потом с огромным трудом перевел физическое положение рук в худо-бедно значащую информацию. Пьянь часов. Его охватило отчаянное, страстное желание протрезветь. Он закрыл глаза и предложил Богу молчаливую сделку: Господи, пожалуйста, сделай меня трезвым прямо сейчас, отвези домой, уложи в кровать, и я обещаю, что больше никогда, никогда не буду пить. Но Бог, судя по всему, уехал на последнем поезде метро, потому что, когда Стивен открыл глаза, стены, пол и потолок ванной уже совершенно явно растягивались и сжимались вокруг него. «Я должен протрезветь. Что делают люди в кино, чтобы протрезветь? Пьют кофе, лезут под холодный душ, получают по морде. Стивен подозревал, что уж по морде получить для него труда не составит.
Раздался стук в дверь.
– Что это вы там де-е-елаете-е-е? – вкрадчиво прокричал женский голос снаружи.
– Умираю, – тихо сказал он сам себе и прислонился лбом к зеркалу в ожидании, пока наполнится медная раковина, а затем наклонился, чтобы поплескать в лицо холодной водой.
На полпути до раковины он остановился. Рядом с туалетными принадлежностями на забрызганном темном мраморе обнаружилась короткая широкая полоска хлопьевидной белой субстанции. Наркотики. Кто-то оставил какой-то наркотик.
Если не считать случайных косяков или восстанавливающего силы глотка из бутылки «Найт Нерс», Стивена никак нельзя было назвать опытным наркоманом. Его последняя встреча с кокаином привела к тому, что он, стиснув зубы, анализировал, почему у него вместо брака вдруг оказалась полная комната людей, совершенно не знающих и не понимающих друг друга. С тех пор он пришел к выводу, что если ему зачем-то нужна унизительная и безнадежная потеря самоуважения, то алкоголь обычно прекрасно с этим справляется. Но теперь требовались отчаянные меры. Возможно, ему нужен именно такой дополнительный пинок: чуть-чуть наркотического кайфа. Кроме того, разве кокаин не должен протрезвлять, да еще и наделять невероятной уверенностью в себе? Возможно, если он примет этот наркотик, то еще спасет себе вечер и хоть немного уподобится, хм, ну, Джошу Харперу.