Бремя чисел - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Ингс cтр.№ 95

Еще темно, и песок холодный и сырой даже через подошвы кроссовок. Стейси становится в шеренгу рядом с остальными — всего их в группе восемь человек. Нил вручает ей двенадцатикилограммовый ранец, который называет «половинным весом». Это стандартное армейское снаряжение серого цвета, без ремня, закрепляемого на поясе.

Стейси вот уже десять лет только и делает, что карабкается вверх по карьерной лестнице. Она забыла, что такое беззаботно резвиться, что такое радоваться жизни, пусть даже всего минуту. Стейси не может остановиться. Ей неведомо, что это такое.

По ее собственным меркам то, чего она достигла, не имеет никакой ценности, вот Стейси и выхватывает поражение из челюстей любого успеха. В свои двадцать шесть лет, когда перед ней впервые замаячила перспектива остаться без работы, она ощущает себя старухой — так же добита жизнью, как какая-нибудь сорокалетняя бизнес-леди, поседевшая и изнуренная диетой, вычитанной в модном журнале.

Нил подносит к губам свисток, и группа трусцой устремляется к дюнам.

Стейси кажется, будто она как во сне видит свою жизнь: беспокойный, неизменный, вроде бега на месте, сон о вечно ускользающих достижениях. Главный объект сна — ее тело. Это оно не позволяет ей стать самой первой и самой лучшей. Это оно сковывает ее в пространстве и времени, это оно превратилось в преграду на пути к достижению поставленных целей.

Низко свисающий ранец подпрыгивает, больно ударяя по бедрам. В результате она вынуждена пригнуться. Нил называет это позой спринтера.

Избавься от тела, и ты избавишься от сна. Стейси уже начала избавляться от собственного тела, медленно, унция за унцией, и сейчас чувствует себя более бодрой, чем когда-либо. Новый свисток — и они ускоряют бег. Еще один свисток, и группа падает на песок и начинает отжиматься. Четвертый свисток — бег продолжается. Восходит солнце. Небо становится не то чтобы ярче, скорее его цвет приобретает насыщенность, как будто чья-то невидимая рука одну за другой снимает вуали атмосферы, открывая взгляду ярко-голубое окружающее пространство. Благодаря боли в мышцах в утреннем свете анорексия Стейси уступает место духовному прозрению. Пришло время избавиться от последних остатков плоти. Раствориться до состояния абсолютного «ничто».

Группа добегает до подножия дюны. Нил бросает каждому из своих подопечных по бутылке холодной как лед воды. Рядом с минералкой стоят патронные ящики с влажным песком. Все строятся в шеренгу и берут по ящику в каждую руку. Очередной свисток, и группа устремляется вверх по склону дюны, откуда открывается вид на океан. И снова — стремглав вниз. Никаких остановок, руки, как у горилл, болтаются у колен. Все быстро развернулись и снова бросились наверх.

Воздуха отчаянно не хватает. Во рту появляется мерзкий металлический привкус. Это вкус омертвевших клеток, несвежих жидкостей и шоколадного слабительного. Все тело разрывает боль, как будто рассекая его на составные части. Руки утрачивают контакт со скелетом. Лопатки плывут в диагональных переплетениях мышечной ткани. Икроножные мышцы сгибают ногу. Четырехглавые — помогают отталкиваться.

Небо становится каким-то электрическим, оно насыщенно синее, как мертвый компьютерный экран, с той разницей, что оно не плоское, а трехмерное, глубокое пространство абсолюта. И они снова бегут. Теперь в лицо Стейси дует ветер. Спереди ей холодно, зато спина — разгоряченная и липкая.

Одна миля.

Температурная граница рассекает Стейси на две части, и этот шов дрожит при каждом шаге, при каждом взмахе руки, и ей кажется, будто эти половинки разделяются.

Две мили.

Половинки отшатываются друг от друга в противоположных направлениях. Сморщенное, как чернослив, сердце Стейси пропускает удары. В ее суставах — дрожь: она представляет себе, как хрящи усыхают и бьются о суставные сумки, а все тело превращается в детскую погремушку, в тамбурин из высушенной кожи.

Три мили.

Она ощущает внутри себя какой-то сдвиг, словно кто-то слегка подтолкнул и пробудил к жизни ее спящие яичники. Сморщенное сердце пропускает очередной удар.

Четыре мили.

Вот оно. Момент ухода. Небо над ней ослепительно синее. Прощайте, думает Стейси, не ожидая ответа от немого мира материальных предметов.

Прощайте.

Это не ее голос, а чей-то еще.

Не ее мысль: прощайте.

Пять миль. Шесть миль. Десять миль.

До нее доходит, что она никуда не движется. Стейси все еще привязана к своему телу, запуталась в нем, как попавшая в сеть рыба. Она остается там, где и была.

Чтобы не запаниковать, Стейси втягивает в себя воздух. Тот колеблется вокруг нее, дрожит. На сей раз это уже не намек, а реальное высвобождение. Тело слетает с нее подобно омертвевшим чешуйкам кожи. Лишенный веса, не подчиненный законам движения материального мира, дух Стейси воспаряет ввысь сквозь голубую субстанцию, заменившую собою небо.

— Возвращаюсь, — слетает с ее губ лишь одно слово, или же ей просто кажется, что слетает. Но поскольку она лишилась телесной оболочки, то звук этот вряд ли исходит от нее. В страхе Стейси думает о том, куда могло деться тело. В следующее мгновение ей становится понятно, чего именно она лишилась.

А лишилась Стейси души.

— Чавес!..

А она-то думала, что была душой, заключенной в бренной оболочке.

— Выпей. Ну-ка, давай садись. Чавес, как ты?

Но нет. Душа — это нечто другое. Ее душа освободилась, улетела. Но ведь она здесь, привязанная к плоти. Ирония судьбы столь утонченна, даже утонченнее жестокости, что хочется смеяться.

— Стейси. Чавес.

Стейси смеется — или ей просто кажется, что она смеется.

1

Суббота

11 марта 2000 года

Дождливая чикагская ночь. Я запускаю руки в складки постельного покрывала в поисках Стейси Чавес.

Комната погружена во тьму, шторы раздвинуты. Время от времени проезжающие по улице автомобили нарушают эту синеватую тьму светом фар. У меня такое ощущение, будто мы совокупляемся в аквариуме. Она натянула на себя простыню, закуталась в нее, как в саван. Комнату озаряет вспышка, слышится раскат грома. А что, если простыня связывает воедино части ее тела? Я представляю себе, как разворачиваю ткань и выкладываю их на кровать, совсем как ребенок, открывающий сверток с подарками. Бестелесный смех из отрубленной головы.

Пока мы обедали в ресторане Ловелла, я надеялся, что смогу побольше узнать о ней. Чем дольше мы общались, тем меньше я понимал ее, видя перед собой лишь актрису Стейси Чавес. Вот она передо мной: погасшая звезда, бывшая жертва анорексии, почти вернувшаяся к нормальной жизни. Но если Стейси почти выздоровела, то какого черта она заявилась в ресторан с вафлей в сумочке?

Когда мы вышли на улицу, у меня возникло ощущение, что я ей не слишком понравился. На Мичиган-авеню, у входа в ее отель, я наклонился для дежурного поцелуя на прощание. Она повернула голову, и наши губы встретились. Я складка за складкой прошелся по ее куртке, прежде чем обнаружил тонюсенькую талию. Мои пальцы автоматически растопырились, готовясь нащупать нормальную спину, однако вместо этого наткнулись на резко выпиравший из-под кожи копчик.