Революция, которую мы ждали - читать онлайн книгу. Автор: Клаудио Наранхо cтр.№ 11

Мы триедины — как иногда говорят, у нас три «мозга»: интеллектуальный мозг, или человеческий, — неокортекс; средний мозг, эмоциональный, или мозг отношений, подобный мозгу других млекопитающих, и инстинктивный мозг, или мозг рептилий. Но эти три мозга должны быть объединены функцией синтеза, которая, похоже, у большинства людей неразвита и работает лишь частично.

На меня эта идея произвела большое впечатление под влиянием двух учителей. Первый из них — Георгий Гурджиев, духовный учитель, который родился в конце XIX века в Грузии, как и Сталин, и стал известен в России незадолго до большевистской революции, но потом вынужден был эмигрировать — сначала в Турцию, а потом во Францию. Он создал школу, которую назвал Институтом гармонического развития человека; и говорил о триедином мозге, когда Пол Маклин ещё не сформулировал эту идею, базировавшуюся на эволюционных исследованиях. Словами своего героя Вельзевула, который путешествует на космическом корабле к центру Вселенной после окончания своей миссии и объясняет своему внуку проблемы несчастных обитателей планеты Земля, Гурджиев резюмирует: они страдают оттого, что не могут координировать свои три мозга, и объясняет состояние человека через метафору повозки, которую везет лошадь, управляемая кучером. Повозка — это тело, кучер, конечно, интеллект, который знает, как попасть на ту или иную улицу, а лошадь представляет нашу эмоциональную или мотивационную часть. Но после объяснения Гурджиев добавляет, что мы как будто повозки, взятые напрокат, везущие не того пассажира, для которого предназначены. В разные моменты своей жизни мы подвержены различным влияниям и начинаем служить то одной, то другой цели, но глубоко внутри чувствуем пустоту, потому что пассажира, для которого была построена эта повозка, нет. Его можно называть Я, истинное Я или просто «сущность», это не так важно. Главное, что надо понимать, — у нас нет стабильного Я, а то, что мы под этим понимаем, есть всего-навсего опыт данного момента, — потому что в первую очередь из этого понимания естественно может возникнуть стремление, а от стремления — встреча с тем, кто мы есть на самом деле, и мотивация для необходимой практики. А особенно полезной Гурджиев считал ту практику, что стала самым важным аспектом его учения, он назвал её воспоминанием о себе: концентрация на ощущении существования за пределами ментальных феноменов.

Похожий метод лежит в основе в учения Шри Рамана Махарши, который предписывал исследование ощущений от вопроса «Кто я такой?» как важнейшее упражнение, необходимое для развития внутреннего сознания.

Но если мы забыли опыт бытия до такой степени, что все попытки вспомнить его терпят неудачи, из нашей экзистенциальной пустоты мы можем стремиться к собственному Я, — и это стремление быть, неотделимое от стремления к божественному, уже является культом или, как минимум, началом культа, за пределами его ритуализированных форм, таких как молитва, концентрация на священных символах, мантрах, именах Бога и т. д. Таким образом, осознание забвения своей сущности уже представляет собой болезненную попытку проснуться и является стимулом для внутреннего поиска.

В заключение добавлю: идея о том, что потеря проживания «я есть» происходит из-за дезинтеграции психики, представляет собой очень плодотворную точку зрения, поскольку выставляет напоказ важность и необходимость разрешения внутрипсихических конфликтов, которые очень близки к семейным.

Об этом также говорил современник Гурджиева, которого посчастливилось знать лично и который оказал сильное влияние на меня в юношеские годы, — Тотила Альберт, известный в Чили как скульптор, но скорее мудрец, чем художник, и даже, я бы сказал, пророк, потому что он был первым критиком патриархального строя. Больше всего на свете он желал предупредить своих современников об опасности заблуждений нашего мира и необходимости строительства нового, который бы основывался на равновесии отца, матери и ребёнка в человеческом бытии — не только на уровне семьи, но и в плане внутрипсихическом, а также в области культурных ценностей.

Уже Иоганн Якоб Бахофен, интересовавшийся матриархатом у некоторых доисторических народов, косвенно обнаружил патриархальную предвзятость нашего общества, но идеализировал его, представляя шагом вперед в развитии культуры: как обычно думают, рождение цивилизации было обусловлено прогрессом, то есть возникновением письменности, календаря, строительством крупных городов и храмов. Но затем археологи выяснили, что в патриархальном обществе возникли и зачатки неравенства и несправедливости, рабство, войны и другие проблемы, так что подавление женщины не принесло миру благ, если не считать благом подавление эмоционального мира и способности к эмпатии, а также то, что с унижением женщины дети остались незащищенными от считающегося природным деспотизма отцов, и таким образом были потеряны диалогические отношения примитивных людей, которые любили своих детей сильнее, давали им больше пространства и принимали во внимание их потребности в своих решениях.

Если мы понимаем психические страдания как ощущение внутренней пустоты, появившееся в результате дезинтеграции, нам нужно не только осознать своё внутреннее психическое состояние, но и развить стремление к разрешению внутренних конфликтов — между интеллектом, эмоциями и инстинктами, а также между своей отцовской частью, потенциально воинственной, эмпатичной материнской частью и частью, которая является нашим ребёнком или животным: наше внутреннее природное существо, каким оно было до социализации.

Подход Тотилы Альберта включает в себя видение, которое можно назвать системной теорией невроза.

То, что мы именуем «цивилизацией», — это мир, в котором отец доминирует над матерью и ребёнком, и мы можем сказать, что причиной нашего персонального невроза (учитывая то, что части нашего мозга не могут работать согласованно) является некоторое культурное загрязнение. В мире, где царит ложь, где не принимают во внимание переживания ребёнка (у которого почти нет прав чувствовать и ещё меньше прав говорить, что он чувствует), дети постепенно теряют возможность чувствовать то, что они чувствуют. Рональд Лэйнг говорил о политике переживания — репрессивной политике в отношении переживания и табу на осознанность.

По мнению Тотилы Альберта, альтернативой патриархату является вовсе не матриархат и не возврат к его ценностям, потому что, согласно его видению, до того, как люди стали жить оседло, обществом руководили дети. Как животные, мы не ведали, что такое угнетение, и самоконтроля свободного индивидуума, похоже, было довольно для жизни, пока опыт голода в последний ледниковый период не привёл нас, о чем свидетельствуют пробитые черепа наших предков-неандертальцев, к каннибализму. После этого установился строй, в котором группа становится важнее индивидуума, — матриархальное управление, примитивный коммунистический строй, который может быть назван тиранией группы над индивидуумом, и кажется, что в этот период неолита, ассоциирующийся у нас с появлением керамики и ткачества, возникли не только искусства, но и религия — то, что мы называем духом. Зародилась культура, что представляется шагом вперед. Но затем появилось централизованное правительство, деспотичное, авторитарное и патриархальное, вероятно, изначально оно было функциональным и необходимым в периоды великой засухи. Нужно было мигрировать, организовать сообщество, и ради выживания потребовалось стать хищниками. Свидетельством этому является обожествление жертвоприношения во всех религиях. Нет такой религии, где не было бы жертвоприношений. Почему жертвоприношения? Как будто нам захотелось оставить историческое воспоминание, что иногда убийство свято, потому что оно необходимо: чтобы защитить жизнь, нужно убивать. Даже убивать животных было трагедией для человека, который жил в природе, в непосредственной близости от них… А потом начали убивать людей…