Воспитание по-новому - читать онлайн книгу. Автор: Маруся Светлова cтр.№ 18

И даже в таком жестоком воздействии мы, родители, опять-таки, умудряемся пережать, передавить свое воздействие, как делали это в применении других методов.

Я видела однажды действительно душераздирающую сцену. Среди бела дня между рядов вещевого рынка шла женщина, за руку которой цеплялась, плача во весь голос, девочка лет двенадцати. И мама с отвращением отталкивала руку ребенка, с ненавистью говоря:

— Отстань, я сказала, не трогай меня…

— Но мама! — отчаянно, размазывая по лицу слезы, кричала девочка. — Мамочка! — и опять хватала быстро идущую мать за руку. А та — опять отталкивала ее руку, как что-то мерзкое, и шла дальше. И девочка опять кричала, плача отчаянно и громко:

— Мамочка!.. Ну мама!..

И это было такое жестокое зрелище! И там, где они проходили, люди останавливались и провожали взглядами эту пару, и у всех на лицах читалось только одно — недоумение. За что мать так жестоко, на глазах у сотен людей отвергает ребенка!

Ни один ребенок не может опозорить родителей так, как родитель — ребенка.

Ян Курчаб

Я тоже, потрясенная этой сценой, долгое время была под ее впечатлением и все думала — ну действительно, что такого страшного в принципе может натворить ребенок? За что его можно так жестоко отвергать?

Я перебирала разные варианты: может, девочка попросила что-то купить и не поняла отказа? Может, обманула? Украла деньги? Призналась, что плохо закончила четверть? Я дошла даже до почти невозможного в ее возрасте — забеременела?

Но какую бы причину я ни придумывала, каждая из них, я уверена — каждая требовала не отвержения, а наоборот, приближения к ребенку, чтобы понять вместе с ним, как это произошло и что теперь с этим делать.

Именно этого требуют все неприятные и сложные ситуации с детьми — именно поддержки ребенка в осознании произошедшего, поиск путей выхода. Потому что раз ребенок натворил то, что не надо было, иногда сам не понимая, как у него это получилось, то он тем более не знает, как из этой ситуации выйти!

Вот тут и нужны родители, которые с позиции своего опыта, знаний и подскажут ему, помогут ему понять и причины свершившегося, и возможные варианты выхода из ситуации. Но меньше всего в таких ситуациях ребенка надо отвергать. Да еще так жестоко. И я уверена — нет такой детской провинности, которая стоила бы такого отвержения!

Но сколько историй о таком вот «неадекватном» отвержении слышала я на тренингах для родителей от самих родителей!

— Я закончила четверть с одной тройкой, которую так и не смогла исправить. И, как сказала мама, стала «позором» для всей семьи. И родители со мной демонстративно не разговаривали несколько дней, пока я не уехала к бабушке. Это были самые тяжелые дни в моей жизни…

— Когда мне было пятнадцать лет, я купила путевку на море. Родители меня не отпускали. Была отговорка — без моей помощи они не смогут сделать ремонт. Я понимала, что это была просто отговорка, чтобы меня не пустить. И все равно уехала отдыхать. И целый год папа со мной не разговаривал.

— Меня родители чуть что отправляли в мою комнату: «Сиди там и на глаза не показывайся, пока…» Это была ссылка. За любую провинность: «Иди и посиди, и пока не поймешь — не выходи». Они не хотели меня видеть. И я сидел в этой комнате такой одинокий, и чувство это было такое ужасное — меня даже видеть не хотят…

Надо признать, что отвержение — это очень распространенный метод. Мы часто отвергаем детей, иногда даже не понимая, что мы при этом делаем. Не осознавая, что получают в этой ситуации родитель и ребенок.

Родитель в таком «педагогическом процессе» чувствует свою правоту. Правоту и еще раз правоту. Ведь он воспитывает ребенка!

Я знаю это на опыте своего родительства. Много раз (опять же, не осознавая, что я делаю), я отвергала своего ребенка. Не жестко: «Уйди, не хочу тебя видеть!», просто отстраненным своим молчанием, в котором было недовольство ее поведением. И всегда я испытывала при этом чувство собственной правоты и обиду, что мой ребенок так со мной поступает! И искреннее желание — чтобы она осознала и поняла! (Чтобы она осознала и поняла — обращаю я твое внимание! Как мы, взрослые, хотим, чтобы дети осознали и поняли, когда сами мы ни черта не осознаем и не понимаем, что творим!) Но я помню это ощущение собственной правоты, уверенности, что я правильно поступаю, что я так воспитываю!

Что чувствует ребенок в процессе такого «воспитания», думаю, теперь тоже понятно. Отчаяние: «Мне и так плохо, а меня не поняли, меня отвергли!» Одиночество. Чувство вины. Чувство беспомощности, потому что не знаешь, что теперь делать, и нет никого, кто бы тебе помог! Страстное желание, чтобы тебя приняли обратно.

Не так давно я увидела все эти детские переживания.

Мы с внуком поссорились. Это был редкий для нас случай — обычно мы находим общий язык. А тут утром по пути в детский сад он, недовольный тем, что его не оставили дома, как обещали, на мне сорвал свое плохое настроение, обвинив меня, как говорится, во всех смертных грехах. (И опять, обрати внимание, как часто мы, взрослые, сами расстраиваем детей своими обещаниями, которые не выполняем. Но потом, когда они выражают свой протест или возмущение этим, их же считаем виноватыми в плохом поведении!)

Я понимала, в чем причина его такого вот «срыва» на мне, и несколько раз пыталась остановить его, объясняя это. Но его, что называется «понесло». И когда он в детском саду, переодевшись, собрался уйти в группу, я сказала:

— Ты очень плохо со мной обращался по пути в сад. Я понимаю, почему ты так себя вел. Но я считаю, что ты должен хотя бы извиниться передо мной за такое несправедливое отношение ко мне.

Но внук ушел в группу, так и не извинившись, хотя я точно знала, видела — он понимает, что был неправ.

Дома я обсудила эту ситуацию с дочерью, сказав, что при всем том, что я понимаю, почему он так себя вел (он был очень расстроен тем, что ему пришлось идти в сад вместо того, чтобы остаться дома и пойти с мамой в спортивный клуб), я считаю, что он, большой, уже шестилетний мальчик, должен также понимать, что, если он невольно обидел человека, надо перед ним извиниться.

Поэтому, когда я забрала внука вечером из сада, и он попытался со мной общаться как ни в чем не бывало, я сказала, что не считаю это правильным — делать вид, что между нами ничего не произошло. И мне бы хотелось, чтобы он просто признал свою неправоту и извинился за плохое обращение со мной. Он ушел в свою комнату и спустя какое-то время вышел с рисунком, чтобы обсудить его со мной. Я понимала — это была попытка примирения. Но я также понимала, ребенок действительно должен уметь признавать свои ошибки и приносить извинения людям, которых он, пусть и невольно, но обидел. Поэтому не стала с ним ничего обсуждать, сказав, что прежде нам нужно прояснить наши отношения. К счастью, скоро пришла его мама, и я, объяснив дочери ситуацию, попросила ее помочь ему помириться. Помочь, потому что вдруг сама поняла — у него даже опыта нет такого — мириться. Никто его не отвергал, никто с ним не ссорился, поэтому ему не приходилось мириться. Ему нужно было помочь научиться это делать.