Мы закончили обед, который позже в шутку назовем «Великое действо с овощным супом, или Забава с раком». Он стал поворотным пунктом в нашем совместном восприятии «смысла» того, что у Трейи рак, и в особенности — в нашем отношении ко всем тем изменениям, которые она впоследствии будет производить в своей жизни, — изменения надо делать не из-за рака, а из-за того, что их надо было сделать, и точка.
— Знаешь, по-моему, ты ее не видишь и не видел. Ее видела только я.
— Она все еще там? — мысль об этом меня тревожила.
— Сейчас я ничего не вижу, но ощущение такое, что она все еще здесь. — Трейя говорила об этом таким тоном, словно фигура смерти на плече возлюбленного — самая заурядная вещь на свете.
— Может быть, ты ее просто ненароком стряхнула?
— Не говори глупостей, — вот и все, что она сказала.
В итоге мы с Трейей разработали собственную концепцию этого недуга и, как станет ясно в дальнейшем, выработали свои теории здоровья и исцеления. Но это в будущем — пока же нам предстояло заняться лечением заболевания, и делать это нужно было как можно скорее.
На прием к Питеру Ричардсу мы пришли позже назначенного времени.
Глава 4
Вопрос баланса
— Это новая процедура, недавно введенная в Европе. Думаю, вам стоит ее попробовать.
Питер Ричардс выглядел подавленным. Он явно симпатизировал Трейе всей душой — как же это тяжело, подумал я, лечить раковых больных. Питер описал возможные варианты: произвести мастэктомию с удалением всех лимфатических узлов; оставить грудь, но удалить лимфатические узлы, а потом лечить грудь электронными имплантатами; произвести частичную мастэктомию (удалить примерно одну четверть грудной ткани) и удалить примерно половину лимфатических узлов, а потом пять-шесть недель подвергать грудь облучению; произвести частичную мастэктомию с удалением всех лимфатических узлов. Трудно было отделаться от ощущения, что мы равнодушно обсуждаем технологию средневековых пыток. «О да, мэм, в железной деве
[21]
восьмого размера у нас есть кое-что славненькое».
Трейя уже разработала общий план действий. Хотя мы оба были горячими сторонниками альтернативной и холистической медицины, но при внимательном исследовании стало ясно, что ни один из альтернативных методов — в том числе визуализация Симонтона, диета Герсона и методика багамской клиники Бертона — не дает ощутимых результатов против опухолей в четвертой стадии. На них трудно произвести впечатление травяными соками и приятными мыслями. Этих подонков надо забросать бомбами, если ты хочешь получить хоть какой-то шанс, — тут-то и вступает в действие обычная медицина.
Проанализировав как следует все варианты, Трейя решила, что самый осмысленный план действий таков: для начала использовать методы классической медицины, а потом совместить их с полным набором вспомогательных холистических методов. Сторонники холистической медицины, разумеется, не одобряют никаких ортодоксальных методов вроде облучения или химиотерапии; они утверждают, что эти методы наносят серьезный ущерб иммунной системе и из-за этого уменьшают шансы холистического лечения.
В этом есть доля правды, однако в целом ситуация гораздо более тонкая и неоднозначная, чем это кажется приверженцам альтернативной медицины. С одной стороны, правда, что радиация понижает количество белых кровяных телец, одного из передовых отрядов иммунной системы организма. Но, с другой стороны, явление это временное, и это понижение — краткосрочное и незначительное — никак не соотносится с иммунным дефицитом, просто потому что между количеством белых кровяных телец и качеством иммунной защиты нет прямой связи. В частности, люди, которые лечились химиотерапией, в среднем не чаще других страдают от простудных заболеваний, гриппа, общих инфекций или метастатических раковых образований, несмотря на то что содержание белых кровяных телец у них может быть и пониженным. Совершенно не очевидно, что иммунная система этих людей повреждена. Неоспоримый факт состоит в том, что многие из тех, кто прибегает к холистическим методам, умирают, а самое привычное объяснение этому такое: «Надо было обращаться к нам с самого начала».
Трейя решила, что, учитывая современный уровень медицинских знаний, самым правильным курсом лечения будет энергичное сочетание ортодоксальных и альтернативных методов. Что касается первых, то европейские исследования показали, что частичная мастэктомия с последующим облучением дает такие же результаты, что и жуткая радикальная мастэктомия. Все трое — Питер, Трейя и я — были согласны, что частичная мастэктомия — вполне разумное решение. (Трейя не была тщеславна; она выбрала этот вариант не для того, чтобы сохранить большую часть груди, а для того, чтобы оставить большую часть лимфатических узлов.)
Вот так 15 декабря 1983 года мы с Трейей проводили свой медовый месяц в палате номер 203 на втором этаже больницы города Сан-Франциско.
— Что ты делаешь?
— Хочу, чтобы мне принесли раскладушку. Я буду ночевать здесь.
— Тебя не пустят.
Кен закатил глаза, что у него означало: «Ты, должно быть, шутишь».
— Малыш, больница — отвратительно место для больного человека. В больнице водятся такие бактерии, каких во всем остальном мире просто не найдешь. А если бактерии до тебя не доберутся, то больничная еда доберется точно. Я остаюсь. И вообще у нас медовый месяц, и я не собираюсь проводить его без тебя.
Ему принесли раскладушку — такую крохотную, что с нее свешивалась довольно внушительная часть его почти двухметрового тела, — и все это время он жил в моей палате. Перед самой операцией он принес прекрасный букет. Записка гласила: «Второй половине моей души».
К Трейе быстро возвращалась ее всегдашняя уверенность. Ее невероятная природная отвага вновь вышла наружу, и через все последующие испытания она прошла легкой поступью.
11 декабря. Мы все [Питер Ричардс, Трейя и Кен] пришли к одному решению — сегментарная, частичная операция на подмышечной ткани [удаление примерно половины лимфатических узлов] и облучение. Ощущения обнадеживающие. Чувствую себя прекрасно, шутили над всем этим, хорошо провели время. Обед в ресторане «Макс», рождественский шопинг с Кеном. Домой вернулись поздно, сильно устали, зато разделались с большей частью этих вечных хлопот. Не могу выразить, как я люблю Кена; захотелось всех простить и всех объять своей любовью, особенно своих близких.