Вернуть Онегина - читать онлайн книгу. Автор: Александр Солин cтр.№ 102

В воздухе запахло интригой.

«Господи, да неужели она и есть та самая пастушка?!» – вдруг поразилась Алла Сергеевна, после чего стала незаметно и пристально наблюдать за парочкой, и через пять минут все ее сомнения рассеялись.

«Ну, дура, ну, дура!» – расстроилась Алла Сергеевна.

Дождавшись, когда курящий Петенька увлечет Колюню на лестницу, она поманила Нинку и скрылась вместе с ней в спальной.

«Ну, давай, рассказывай, подруга!» – строго велела она, опускаясь на кровать.

«Что рассказывать?» – обратила на нее Нинка безмятежный взгляд.

«Признавайся – ты что, переспала с Петенькой?» – глядела на нее в упор Алла Сергеевна.

Нинка, ничуть не смутившись, спокойно ответила:

«Ну, переспала, и что теперь?»

«Что, правда, что ли? – растерялась Алла Сергеевна, потеряв последнюю надежду списать свои подозрения на Нинкино кокетство. – Но зачем?»

Как зачем, как зачем? Ведь это не она – он на нее накинулся! Еще в первый день, когда вез домой на такси. Обнял ее, пьяненькую, уткнулся лицом в ее волосы, а потом нежно бродил губами по лицу, по шее, плечи целовал. Где при этом бродили его руки – говорить не надо, и сомлела она вдруг, и ответила против воли и руками, и губами. Помнит только, что у нее кружилась голова, и было так хорошо, так хорошо – до мурашек, до мокрых трусов! Полночи потом не спала, вздрагивала!

Утром позвонила ему и предложила встретиться на квартире ее подруги, которая укатила в Египет, но вместо того, чтобы взять с собой цветы, попросила Нинку их поливать.

«Так это, значит, он с тобой три дня кувыркался…» – качая головой, глядела на подругу Алла Сергеевна.

«Значит, со мной… – отвечала Нинка и вдруг строптиво вскинулась: – А, между прочим, это ты виновата!»

«Как это – я?» – изумилась Алла Сергеевна.

«А так! Не надо было из меня куклу делать! Нарядила, вот он на меня и накинулся!»

«Да что ты такое говоришь! – задохнулась Алла Сергеевна. – Да разве ж я наряжала тебя для того, чтоб ты мужу изменяла?!»

«А-а, муж! Подумаешь – муж… – махнула Нинка рукой. – Пошел он!..»

И села рядом, опустив плечи.

«Глупая ты, Нинка, глупая! – обняла ее Алла Сергеевна. – Ну, и что теперь будешь делать?»

«Что, что – жить!» – отвечала Нинка, обнимая в свою очередь Аллу Сергеевну.

Некоторое время они сидели, обнявшись, а затем Нинка сказала:

«Знаешь, Алка, а я ни о чем не жалею! Да я с моим козлом уже забыла, как это делается! А твой Петенька такой ловкий, такой сильный, такой нежный! И сама я, оказывается, еще хоть куда! Ах, как было хорошо, как хорошо было, как сладко – аж до крика, до слез! Ты не представляешь, как хорошо было! В общем, отвела душу на десять лет вперед… Только что я теперь без него делать буду: ведь я, дура деревенская, кажется, влюбилась в него!..» – всхлипнула Нинка.

«О, господи, этого еще не хватало! – пробормотала Алла Сергеевна и, погладив подругу по спине, вполне серьезно предложила: – Ну, хочешь, я ему прикажу, чтобы он на тебе женился?»

«Ты что?! – отпрянула Нинка. – Как же ему такое приказать можно? Ведь я же для него так, развлечение!»

«Он что, сам тебе так сказал?» – с угрозой поинтересовалась Алла Сергеевна.

«Нет, конечно! Ну, а как по-другому, если я сама ему навязалась…»

Помолчали, и Алла Сергеевна спросила:

«А что же муж: неужели не искал?»

«Ну, почему же, искал! – нехорошо улыбнулась Нинка. – Звонил, спрашивал, где я, что я… Представляешь картину: лежим мы с Петенькой после этого дела – голые, потные, его голова у меня на груди, рукой меня внизу гладит… Звонит муж, и я спокойненько так отвечаю, что, мол, все в порядке, сижу у тебя, пью чай! Представляешь? – нервно хохотнула Нинка. – Ничего! Так ему, козлу рогатому, и надо!»

«Не стыдно было мной прикрываться? – попыталась возмутиться Алла Сергеевна. – Хотя… что тут нового: все мной прикрываются – и здесь, и в Москве… А Петенька, значит, мне с твоей груди отвечал… Ну, хороши вы, нечего сказать! Ну, да ладно, бог с вами… Кстати, ты мне хотела рассказать про Сашку…»

«А, да!..» – воскликнула Нинка и поведала следующее.

Действительно, приезжал сюда Сашка несколько лет назад. Жил здесь, работал в конторе отца, даже жениться собирался на какой-то разведенке. Был у них часто в доме, общался с народом. Ну, и с ней, с Нинкой, конечно. Пьяный? По-разному. Но если даже не пьяный, то все равно какой-то угрюмый и запущенный – небритый, нестриженый, опухший и глаза без радости. В общем, совсем не тот, что был. Ну, потом он исчез, и она узнала, что он так и не женился и уехал обратно в Москву. Давно? Года два назад, пожалуй. Да, точно, два.

«Ну, и ладно!» – заключила Алла Сергеевна.

«Ты что, Петеньку ругать теперь будешь?» – спросила Нинка.

«Ну, ты же не хочешь за него замуж!»

«Не ругай его, Алка, он не виноват, я сама так захотела! И вообще, сделай вид, что ты ничего не знаешь! Хорошо?»

На том и порешили.

На следующий день, когда за ними приехал Колюня, чтобы везти их в аэропорт, Петенька, приняв виноватый вид, сказал хозяйке:

«Алла Сергеевна, раз уж вы все знаете, можно Нина Ивановна поедет нас провожать?»

«Да пусть едет, если место есть!» – коротко отмахнулась хозяйка, занятая делами поважнее.

Место нашлось, и Нинка, устроившись рядом с Петенькой на заднем сидении, всю дорогу до аэропорта о чем-то с ним шепталась и хихикала. Когда же пришло время прощаться, она, не стесняясь, обхватила его, прижалась к нему, застыла в его объятиях, а он склонил голову и с необычайно серьезным лицом уткнулся в ее волосы. И было в их живой неподвижности столько ладности, уютности, трогательности и увертюрности, что Алла Сергеевна вдруг обнаружила, что не знает по-настоящему ни Нинки, ни Петеньки, а знает лишь те слова, улыбки, гримасы, жесты и ужимки, которыми они прикрывают свою пусть подневольную, но суверенную суть. Поглядывая во время полета на грустного Петеньку, она снова удивлялась тому, что ей и без того давно было известно: всемогущая судьба ни добра, ни зла, а слепа и бесчувственна, что не мешает ей всюду совать свой нос. Следует с осторожностью относиться к ее дарам.

«Кто знает, может, хоть Нинку мои платья сделают счастливой!» – подумала она.

Конец шестого, заключительного акта. Да обретут покой фантомы и миражи прошлого! Эй, вы, потемки чужой души! Извольте дать занавес!

Год две тысячи пятый стал последним годом ее безмятежного счастья. Таким бывает предвоенный год – энергичный и жизнерадостный апофеоз мира, вобравший в себя соки, клетчатку и здоровый румянец предыдущих мирных лет. Он щурится в лучах славы, нежится в объятиях успеха, расточает уверенность и благодушие, наслаждается полуденным мороженым, клубникой со сливками, вечерним кофе с пирожным, запахом сирени, мелодией и танцем, тихим московским дождем, девственно-розовым цветением бугинвилии и жаропонижающим бегством средиземного заката. Давно и безнадежно беременный бедой, он льстит, лжет и тайком ворует надежду. И когда военные страдания, бинтуя раны, силятся силой горестного недоумения возродить прошлое, самый свежий бальзам они находят именно в нем. Не потому ли наиболее отчетливые, живые и яркие отпечатки мужниного образа хранятся именно в две тысячи пятом году, обретя таинственное, пугающее значение непонятых намеков.