Спящие от печали - читать онлайн книгу. Автор: Вера Галактионова cтр.№ 15

Он поплёлся за нею следом, на кухню, выговаривая сокровенные слова поэмы с долгими паузами и тщательным раздумьем: угодил он Лизе или нет… Женщина тем временем жарила картошку, ела её, золотистую, горячей, нарочно громко стуча вилкою по сковороде. То, что Бухмин пытается разговаривать с нею, женщине решительно не нравилось.

Потом женщина утёрлась Лизиным передником и сказала, бросив его в угол, что дома ждёт её муж-сварщик, который режет роторный экскаватор на металлолом.

* * *

Исчезнув на пару месяцев, молодая женщина появилась снова. Она прошагала в своих лакированных плоских туфлях вокруг поэта, обойдя его, словно безмолвное высохшее дерево, затем остановилась и сказала, приблизив лицо к лицу, что у неё и Бухмина будет крошка.

– Но почему не от сварщика? – испугался дряхлый Бухмин, голова его затряслась от волнения.

– Ах! Подлец! – прокричала тогда женщина, отстранившись. – Это ты не хочешь нам помогать!

– Кому – вам?!

– Мне и крошке.

– А тебя как зовут? – пытался пробиться к её душе растерявшийся Бухмин. – Как?

– Никак!

После этого женщина пронзительно зарыдала, нашла какие-то деньги в комоде и удалилась, причитая:

– Куда мне деваться с его дитём?! Куда-а-а?!. Кому я нужна теперь?! Обманул, обманул, прохвост…

Её слова, колкие, отрывистые, катились вниз по лестнице, словно ежи, пока женщина не вышла из подъезда.

– Дитё куда я дену?! – прокричала она с новою силой уже под окнами, задрав голову вверх.

Потом, утёршись решительно, взяла под руку какого-то косматого парня с палочкой мороженого во рту и потащила его за собой, переваливаясь, будто утка.

* * *

Самым ужасным стало то, что теперь женщина в широких лакированных туфлях появлялась перед старым поэтом внезапно, в любое время дня и ночи, – у неё почему-то были уже свои ключи от их с Лизою квартиры. К тому же кричала она слишком, слишком громко, растворив дверь на лестничную площадку во всю ширь:

– Ты не платишь нам алименты! Я расстраиваюсь! Бедная крошка!

– А кто она? – не всегда понимал рассеянный Бухмин, принимая иногда, по старческой забывчивости, это навязчивое слово за чью-то, может быть, фамилию. – Крошко – она кто?

– Не смей притворяться, развратник! …Ты меня растлил.

– Но при чём тут я?! – пятился от неё Бухмин. – Нет! Это, верно, сварщик! Ты перепутала! И… не было у тебя никакого живота. Неоткуда взяться крошке, решительно неоткуда… Сварщик подтвердит.

– Врёшь! Растлил!.. И забыл. У тебя склероз. Не отпирайся!

От крика женщины, повторяющегося изо дня в день, у поэта ослабевали ноги. Он туже запахивался в мягкий плед и бежал от неё, теряя шлёпанцы, – ужасно медленно, неловко бежал, чтобы запереться в своём кабинете, забиться в угол дивана, зажмуриться, но не успевал.

– Негодяй! – настигала его стремительная чужая женщина без имени. – Из-за тебя у меня пропало молоко!

– Как – пропало?! – тревожно вертел он седой косматой головою. – Украли, что ли?! Оно где у тебя стояло? В бидоне?.. Сейчас многие из сеней воруют. Ты где живёшь? В частном доме? Пускай сварщик вставит хороший замок… А я не брал твоё молоко. Нет. Ты сюда его не приносила…

– Мерзавец! Он решил издеваться надо мной! И ребёнком! Старая рухлядь.

Бухмин едва не плакал.

– Я не просил молока… – твердил он, прикрывая лицо руками. – Я ничего у тебя не просил! Иди к себе! Карауль молоко там. Иди! Зачем ты здесь?..

* * *

Ему в самом деле трудно было понять, про что она каждый раз толкует, женщина с кожаными бантами у щиколоток. Его Лиза-снайперша застудилась в тех самых непролазных тёмных болотах и была бездетной всю их долгую жизнь. А тут ещё рядом с кричащей женщиной стал появляться какой-то вертящийся во все стороны обалдуй с блестящей серьгою в ухе. Он похлопывал Бухмина по плечам, сбивая с пиджака то ли пыль, то ли перхоть, и утешал:

– Ничего. Я как-нибудь всё улажу. Есть у меня на примете один ход. Юрист подсказал. А иначе ты с этой халдой не развяжешься. Уж я-то её знаю!.. Ишь, алименты она захотела! Не вытрясет она из тебя ничего. Отвечаю!

– Но… какие алименты могут быть, если у неё муж есть? – спохватывался Бухмин. – И… что скажет сварщик на это? …Не понимаю я!

Он даже топал и кричал в отчаянии, зажимая уши ладонями:

– Логика где?!!

– Важно как раз, чтобы сварщик об этом не узнал, – стоял на своём невозмутимый парень. – Иначе ты можешь попасть под его электрод. И тогда даже я не смогу тебе помочь. Сварщик – здоровый. И свирепый… Он, ревнивец, металл кромсает, как бумагу… Такого он тебе не простит.

– Чего – не простит?!

– Ничего не простит, – оттирал, отколупывал, отряхивал что-то с его пиджака странный парень с серьгою. – Слушай меня, родной! Тебе лучше вести себя тихо. Понял, нет? Тогда улажу – всё! Замётано.

* * *

От частого этого похлопыванья в сердце поэта разрасталась тоска. И так, тоскуя, Бухмин продал поскорее своё жильё всего лишь за крошечный задаток, как раз этому самому обалдую, подсунувшему вместо обещанной и осмотренной двухкомнатной квартиры комнатушку-диспетчерскую. Парень, правда, помог с перевозкой вещей, хотя расплатиться не пожелал.

– Она потребовала свою долю! Для вашей крошки! – развёл он руками. – Я отдал этой халде всё до копейки. Но и того ей было мало!.. Грозилась сварщику рассказать. О вашем романе. И о том, что я тебе помогаю! Едва отделался от неё. Связался я с вами на свою голову… Пришлось, конечно, сэкономить немного на твоей площади! Так что, я с тобой в расчёте. Живи теперь спокойно, ветеран. Сочиняй куплеты.

И снова Бухмин ничего не понимал. Он лишь глядел, как зачарованный, на маленькие женские руки парня и на блестевшую нестерпимо серьгу в его ухе, да пытался унять дрожь небритого своего подбородка.

– А что за кольцо ввинчено здесь? Над окошком? – обеспокоился вдруг Бухмин; оно встревожило его видом своей никчёмности – крепкое одинокое кольцо из нержавеющей стали.

– Тебе не всё равно? …Может, клетка с канарейкой висела.

– С певчей? – обомлел поэт от своей догадки. – Где же она теперь?

– Всё певчее теперь сдохло! – грубо оборвал его обалдуй с серьгою.

– Разве? – ужаснулся Бухмин.

Парень рассмеялся девичьим тонким смехом и повторил громче:

– Сдохло всё, всё певчее, отец! А ты не слыхал?

– Почему? – расстроился Бухмин. – Сдохло?

– А чтоб не чирикало! Время наше такое… И я учился в своём детдоме играть на валторне! Ну, бывай, счастливчик. Судьбу благодари: живой остался. И не на улице, а под своей крышей. Нарвался бы ты на другого… Только я вот с тобой вожусь, как дурак. Тёплое жильё тебе, между прочим, надыбал. Здесь отопление работает! А мог бы ты, отец родной, в разрушенной многоэтажке оказаться, на горке, возле комбината. Цени!