Эй, вы, евреи, мацу купили? - читать онлайн книгу. Автор: Зиновий Коган cтр.№ 14

В этот день, как, впрочем, и на следующий, к нему никто не обращался, и он не знал, что делать, то есть кем руководить.

Испытание на безделье Лазарь выдержал блестяще, и на третий день чучело с медалью сказало:

– Напишите тушью объявление: «Сдать по три рубля на воблу».

– Не понял, – вздрогнул Лазарь.

– Тушью напишите объявление.

– Я?

– Кто здесь начальник?! Я! Повторите!

– Я.

– Я, Ларионов, а ты Лазарь Хейфец. И ты напишешь объявление.

У Лазаря был почерк землетрясения. Написать тушью (!) объявление. Это было похоже на издевательство, если бы он не чувствовал себя от безделья в подвешенном состоянии. Лазарь расстелил лист ватмана, открыл бутылочку с тушью и обмакнул чертежное перо.

Ларионов испытующе следил за каждым движением нового сотрудника.

«Он ждет, когда я промахнусь, – с ненавистью подумал Лазарь. И еще он подумал: – где-то эту рожу я уже встречал. Может быть, это мой бывший обвиняемый? Не доконал в свое время».

Злое лицо Ларионова смягчилось, только когда Лазарь опрокинул-таки тушь на свои каракули.

Едва угасал день, как загорался день другой. И были они похожи, как похожи поезда в метро.

Приплюснутый к дверному стеклу электрички, вглядывался Лазарь в черноту, в себя. Поредели кудри – только два рожка; чем старше становился, тем больше походил на пучеглазую маму Цилю. Мама Циля в партию вступила, мама Циля горы своротила. А сын словоблудил и пил на праздники в ГРОБу. Да толку что? Что бы он и делал или не пил, Ларионов писал на него доносы Лупенкову. Однако Лупенкову было ясно. Что ядерной опасности в Лазаре было меньше, чем говна. Но Ларионов безумствовал – он обнаружил самое ужасное: женщнам нравилась война двух казаков. Один был казак еврейский, а другой деревенский. Женщины стали как-то вызывающе раскрыто смотреть в глаза Ларионову, они не то, что больше не боялись его – они смеялись над ним.

На самом деле им было совершенно наплевать на такие мужские игры. У них свои игры: где достать жратву и как похудеть.

Был в зените 67-й год. Первого июня Лазарь с Валечкой гуляли в Сокольниках по выставке Инпродмаш. Евреи впервые в жизни шли под флаг Израиля. И сразу было ясно: их много, они одна команда. Они спешили в павильон, как футбольные болельщики на стадион. А в павильоне евреи имитировали себя именинниками, им было наплевать на сефардский мосад и русский КГБ. Огромная толстая книга отзывов была исписана стихами. Там толпился народ до шестого июня включительно. В тот вечер Лазарь впервые спросил жену о своей внешности.

– Я похож? – спросил, глядючись в зеркало.

– Еще как! Настоящий жид пархатый.

– Врешь, сука тонконогая, – улыбнулся он. – Ты антисемитка.

– А все антисемиты.

– Врешь!

– Странное дело, людям говоришь правду, тебе не верят.

Она подкралась к нему сзади и горячим утюгом коснулась его трусов.

– Готы-ыню! – заорал Лазарь.

– Это тебе за суку, – сказала Валечка. – И за тонконогую.

– Ну, зараза! Ну, какая же ты гадина.

– Раз так, сам гладь свои рубахи и майки.

Так всегда. Он же и виноват. Такие резкие выпады всегда застигали его врасплох.

– Галка купила три десятка яиц и все тухлые, – засмеялась Валечка.

– Сделай мне яичницу, – попросил Лазарь.

– Дай денег, так я сделаю.

– Ну хорошо, а что мы будем завтракать?

– Цветную капусту с картошкой.

– Я мужчина. Я хочу мяса!!

– Ха-ха-ха!! Кто здесь мужчина? Гвоздь в стену не может забить.

– Могу.

– Ну так бей.

– А ты дай.

– А это видел? – она стукнула его по носу фигой.

– Больно!

– Что?

– Давай я тебя стукну.

– Значит, ты ужинать не будешь?

– Буду!

Потом, когда Валечка накормила его капустой и картошкой, когда он почувствовал, что дальше «не лезет», он сказал, улыбаясь:

– Знаешь, кто ты? Милый маленький зайчик с бабочками на голове.

– Ну-ну. Пей чай. Я пойду приведу себя в порядок.

Она стояла голая под холодным душе и дразнила свою глотку сопрано. Была весна, все набухало, и Валечка чувствовала себя сочной и какой-то ошалелой.

– Перестань орать, – сказал Лазарь. – У меня чесотка от твоих песен. У него это как аллергия на одуванчики.

– А с чего это ты вдруг?

– Израиль бьет арабов, а нас будут бить здесь.

– Я была бы рада, если тебя отлупят.

– Рано или поздно гои припомнят нам Израиль.

– Ох и негодяй же ты, Лазарь.

– Бывают негодяи полезнее святых.

– Я тебя стала бояться. Раньше этого не бывало.

– Раньше ты мне давала, – захихикал он.

– Дурак.

– Дурак?! – В глазах его мелькнул бес со свечами. – Закури лучше, училка кривоногая.

– Дурак! Больше ко мне не дотрагивайся.

– Сама ко мне в трусы лезешь.

– Ду-уррак! Бессовестный!

– Тебе привет! – крикнул он ей вдогонку.

Она не ответила.

– Тебе привет от минет!

Их обоих трясло от ненависти, но под руками не было автоматов.

Вечером все жильцы слушали радио, как будто бои велись на Садовом кольце.

– Арабы вооружены всем советским до зубов – утром евреи прыгнут в море.

– Лазарь, конечно, болеет за своих.

– Ну, понятно, все они болеют за своих.

В ту ночь Лазарь постелил себе на полу. Он лежал и всматривался в красные пятнышки, плавающие в темноте. Красные пятнышки что-то уж очень разыгрались, как будто ночью в пустыне враг вел спорадический огонь. Лазарь лежал вытянувшись во весь рост. И тут он увидел холодные маленькие глаза Ларионова. Потом они боролись.

Руки у Лазаря были напряжены. Кулаки стиснуты и прижаты к животу. Когда он уснул по-настоящему, то есть забылся, ничего ему не снилось, и мозг спал, и было ему хорошо, как бывает хорошо только в обмороке.

– Амалеки взрывают наши синагоги.

– Давайте сами их заминируем.

– Давайте окутаем их колючей проволокой и будем впускать туда только раввина и только один раз в год, на Йом-Киппур.

– Сухари, а где евреи будут чесать языки?

– Они нас взрывают, а мы не знаем кто.

– Зато знаем кого, – сказал мальчик с пейсами.