Ричард Длинные Руки - читать онлайн книгу. Автор: Гай Юлий Орловский cтр.№ 28

Я притворился спящим, хотя сна уже не было ни в одном глазу. Бернард привстал, бросил в догорающий очаг пару поленьев, потом я ощутил на себе пристальный взгляд старого воина. Я затаил дыхание, потому что Бернард подошел вплотную и навис надо мной. Из-под опущенных ресниц я видел, как к моему горлу потянулись огромные ладони. Я зажмурился поплотнее, затаил дыхание.

Что-то накрыло сверху, а когда я осмелился приоткрыть один глаз, меня до самого подбородка укрывало толстое одеяло. Бернард уже сидел у очага, смотрел в огонь. Брови сдвинуты на переносице, красные огни страшно и зловеще подсвечивают крупное лицо.

Я продолжал притворяться спящим, пока блаженное тепло не разошлось по всему телу, я снова летал, перепрыгивал с одной плоской крыши дома на другую, стараясь не запутаться в антеннах и проводах... а потом грубая рука сорвала одеяло.

Я распахнул глаза. Солнце уже заглядывало в окно. Бернард выглядел сердитым.

– Вставай! Сколько можно спать? Рудольф, дай парню пару монет на дорогу и обустройство. И малость из новой одежды.

Я выставил перед собой ладони.

– Не нужно! Ничего не нужно. Неужели я со своими руками не найду себе работы? Лучше скажите, кто такой Улаф?

Руки Бернарда замерли. Он медленно повернулся, острые глаза впились, как пущенные сильной рукой стрелы.

– Какой Улаф? – переспросил он резко. – О ком ты говоришь?

– Просто Улаф, – пробормотал я, голос Бернарда показался чересчур злым. – Морда у него только не очень-то человеческая. Можно даже сказать, звериная.

Бернард обернулся, взгляд протыкал насквозь, как острия ножей лист чертополоха.

– Откуда знаешь про Улафа? Я пробормотал:

– Снился...

– Снился? Разве может сниться то, чего никогда не видел?

Асмер прислушался к разговору, вставил со знанием дела:

– Может. Только это зовется видениями.

Бернард не отрывал острого взгляда от моего лица.

– Видения посещают отшельников, – отрезал он. – Да еще всяких аскетов, что сидят без мяса, умерщвляют... А с твоей мордой да видения?

Асмер возразил мирно:

– Ты чего на парня кинулся? Когда меня снежная буря в горах с дороги сбила и я две недели скитался, не жравши, меня еще не такие видения посещали!

– Здесь нет бури, – отрезал Бернард. – А мы в походе.

Асмер посмотрел на Бернарда, на меня, хмыкнул, сказал весело:

– А вдруг он избранный, кто знает? И ему надо было в священники, а ты насильно его то в воины, то в землепашцы? Вдруг его оружие – крест, а не плуг или меч?

Оба захохотали, довольные. Я представил себя в монашеской рясе и с Библией в руках. Губы поползли в стороны. Знали бы они, каким «почетом» пользуются попы в моем обществе!

Ланзерот спустился вниз последним, сказал повелительно:

– Быстро всем завтракать, выступаем!

В мою сторону посмотрел с недоумением, почему я все еще здесь, но я опустил голову, жевал мясо быстро и сосредоточенно, как делают все, смотрел по сторонам, слышал фырканье коней за окном. Я останусь в этом городке? На всю оставшуюся жизнь, которая в средневековье и так коротка? И потеряю шанс попасть в те странные королевства, где живут умом? Только там у меня есть шанс найти дорогу обратно в свой мир...

Оставались последние минуты перед расставанием, мужчины уже пошли седлать коней. Я осторожно приблизился к принцессе. Она повернула голову в мою сторону. Я увидел нежное лицо, чистые строгие глаза, тонко очерченные брови, и волна непривычной нежности ударила в грудь, заполнила, поднялась в мозг.

Колени мои подогнулись, глаза оказались на уровне ее глаз, не по возрасту строгих, вопрошающих.

– Госпожа, – сказал я и ощутил, что мой голос звучит страстно, с хриплыми нотками, слово в самом деле идет из самой глубины сердца, хотя сердце всего лишь мышца для перекачивания крови. – Госпожа!.. Я старался послужить тебе... но мне просто не доводилось, не выпадало случая!.. И никогда не обращался с просьбами. Но вот теперь... теперь умоляю!

Краем сознания отметил, что говорю тем высоким штилем, каким уже не говорят мои современники. Высокие и сильные слова забыты, осмеяны, а все отделываются шуточками, но сейчас я говорил и чувствовал, что говорю именно я, тоже привыкший прятаться за щитом анекдотов и шуточек над всем и вся.

Она произнесла с холодноватым участием:

– Говори, Дик. Ты спас меня, благодарность никогда не уйдет из моего сердца.

Ланзерот и Бернард, нахмурясь, наблюдали за этой сценой.

– Умоляю, – сказал я и ощутил, что говорю именно я, который никогда не произносил таких слов, чтобы «не уронить себя», – умоляю, позволь оставаться твоим слугой и дальше!.. Позволь ехать в твои края, чтобы служить тебе и там.

Принцесса покачала головой. Глаза ее стали печальными.

– Нет, Дик, – произнесла она тихо. – Ты даже не представляешь, насколько опасен наш мир. А в этих Срединных землях люди счастливы! Они живут, не зная злобы, ненависти, страха... Здесь тот мир, который будет и там, у нас, когда мы... если мы... победим. Если устоим перед натиском Тьмы.

Ланзерот морщился. Похоже, он полагал, что нельзя такие слова говорить мужчине, даже простолюдину. Особенно – молодому. Да еще, когда такое говорит молодая женщина.

– Ваше высочество, – вмешался он. – Оставьте это нам. Мы уж излечим этого... хорошего парня от его дури. Дик, помоги Асмеру запрячь волов!

Голос рыцаря, как я ощутил сразу, холодноват и недружелюбен, даже враждебен. Бернард вовсе отвернулся и седлает своего вороного. Принцесса окинула меня ласковым взглядом, от которого сразу воспламенилось сердце, ушла в повозку.

Когда запрягали волов, Асмер сказал покровительственно:

– Дурень, тут такие девушки... Я разглядел, у меня глаза самые острые.

– Как у орла? – пробормотал я.

– Дурень, орел передо мною – слепой крот. Так Что я скажу тебе: оставайся, будешь как сыр в масле. Парней тут совсем маловато, да и те хлипкие... А ты вон какой удался!

Я пробормотал:

– Просто наш... край не голодал.

– Это заметно.

– Асмер, я не знаю, как объяснить... Я жил в самом деле, не зная хлопот! И беспечно. Все так жили, и я жил. У нас все так живут. Все как все. Понимаешь? Да теперь и я не совсем понимаю. Но вы... вы по-другому. – Я с вами две недели, но я живу и чувствую себя немножко по-другому. Может быть, сейчас я даже более правильный, чем тот, который жил в моем благополучном крае.

Он слушал внимательно, в темных глазах я видел понимание, хотя я говорил непонятно даже для самого себя, ибо по-прежнему врал, темнил, не говорил и половины правды, да и нельзя сейчас правду.