– И куда мы пойдем?
– Не знаю. – Он улыбнулся. – Но скажу тебе, когда мы туда доберемся. – Он бросил на Луизу оценивающий взгляд. Рваное платье мало что прикрывало, и она плотнее завернулась в плащ. – Твой наряд вряд ли подходит для обеда с губернатором в крепости. – Джим подошел к одному из тюков, которые Зама сложил у стены. Порывшись в нем, вытащил рулон ткани и парусиновую сумку с рукоделием, в которой оказались ножницы, иголки и нитки. – Надеюсь, ты умеешь шить? – спросил он, неся все это Луизе.
– Мама научила меня шить платья.
– Отлично. Но сначала поедим. Я в последний раз ел, когда завтракал два дня назад.
Зама зачерпнул из трехногого котла, стоящего на углях, похлебки с олениной. Поверх он положил кусок черствой кукурузной лепешки. Джим зачерпнул ложкой похлебку. С полным ртом он спросил у Луизы:
– А готовить мама тебя научила?
Луиза кивнула.
– Она была знатной поварихой. Готовила для губернатора Амстердама и для принца Оранского.
– Ну, тогда здесь у тебя работы непочатый край. Возьмешь на себя готовку, – сказал Джим. – Зама однажды отравил вождя готтентотов, даже не слишком стараясь. Может, по-твоему, это не такое уж большое достижение, но позволь сказать, что готтентоты тучнеют на том, что не могут съесть гиены.
Луиза неуверенно посмотрела на Заму, остановив ложку на полпути ко рту.
– Это правда?
– Готтентоты считаются величайшими лжецами Африки, – ответил Зама, – но до Сомойи им далеко.
– Значит, это шутка? – спросила она.
– Да, шутка, – согласился Зама. – Дурная английская шутка. Нужно много лет учиться, чтобы начать понимать английские шутки. Некоторым это так и не удается.
Когда поели, Луиза расстелила кусок ткани и принялась снимать мерки и кроить. Джим и Зама распаковали вьюки, которые Джим собирал в спешке, разложили и рассортировали их содержимое. Джим с облегчением надел свои сапоги и одежду, а мундир Кайзера отдал Заме.
– Если у нас случится столкновение с дикими племенами севера, сможешь устрашить их мундиром полковника компании, – сказал он Заме.
Они вычистили и смазали мушкеты, потом заменили кремни в их замках. Поставили на огонь котелок и расплавили в нем свинец, чтобы отлить пули для пистолета, отобранного у Кайзера. Мешки с пулями для мушкетов были полны.
– Надо было прихватить по меньшей мере еще пять бочонков пороха, – сказал Зама Джиму, заполняя порохом фляжки. – Если встретимся с враждебными племенами, когда начнем охотиться, этого надолго не хватит.
– Я прихватил бы пятьдесят бочонков, если бы нашел еще двадцать мулов, чтобы везти их, – ядовито ответил Джим. И крикнул в сторону хижины, где Луиза склонилась над расстеленной на полу тканью и куском угля из очага намечала линии выкройки: – Умеешь заряжать мушкет и стрелять из него?
Она удивленно посмотрела и отрицательно покачала головой.
– Тогда придется тебя научить. – Он показал на кусок ткани. – Что ты делаешь?
– Юбку.
– Штаны полезней и потребует меньше ткани.
Луиза вспыхнула.
– Женщины не носят штаны.
– Если они собираются ездить верхом по-мужски, ходить и бежать, как придется тебе, – носят. – Он кивком указал на ее босые ноги. – К твоим новым штанам Зама сделает тебе пару башмаков из шкуры канны.
Луиза скроила штаны очень широкими, и это делало ее похожей на мальчишку. Она подрезала оборванные полы тюремного платья и смастерила из него юбку, которую надевала через голову; юбка доходила до середины бедер. Она подвязала ее широким поясом из сыромятной кожи, который сделал ей Зама. Луиза узнала, что Зама опытный парусный мастер и кожевник. Сапоги, которые он сшил для нее, прекрасно подошли. Они доходили до середины икр, и он стачал их шерстью наружу, что делало их эффектными и подчеркивало длину ног девушки. Наконец, она сшила себе шляпку, чтобы убирать под нее волосы и укрываться от солнца.
На следующий день рано поутру Джим свистом подозвал Драмфайра. Жеребец прибежал с берега ручья, где щипал свежую весеннюю траву. Как всегда играя, он сделал вид, что растопчет хозяина. Джим наградил его несколькими ласковыми оскорблениями, надевая ему на голову повод.
В дверях хижины показалась Луиза.
– Куда ты?
– Замести наш след, – ответил он.
– Что это значит?
– Я должен пройти назад по нашему следу, чтобы убедиться, что погони нет, – объяснил он.
– Я бы хотела поехать с тобой, просто покататься. – Она посмотрела на Трухарт. – Лошади хорошо отдохнули.
– Седлай! – пригласил Джим.
В сумке на поясе Луиза спрятала большой кусок кукурузного хлеба, но Трухарт учуяла его, как только девушка вышла из хижины. Кобыла сразу подошла к ней, и, пока она ела хлеб, Луиза оседлала ее. Джим наблюдал, как она вкладывает удила и садится в седло. В новых штанах она передвигалась очень легко.
– Вот, должно быть, самая счастливая лошадь во всей Африке, – заметил Джим. – Сменила полковника на тебя. Слона на ежа.
Джим оседлал Драмфайра, вложил в кобуру длинноствольный мушкет, повесил на плечо пороховницу и сел на спину жеребца.
– Веди, – сказал он девушке.
– Назад, туда, откуда мы пришли? – спросила она и, не дожидаясь ответа, двинулась вверх по склону. Луиза была прирожденной наездницей и привычно держала повод. Кобыла, казалось, не замечала ее веса и стрелой взлетела вверх по склону.
Джим сзади оценивал стиль ее езды. Если Луиза привыкла сидеть в женском седле, боком, то очень легко перешла на мужское. Он вспомнил, что девушка пережила за время долгого ночного переезда, и поразился тому, как быстро она восстановила силы. Он уверился теперь, что какой бы изнурительный темп ни выбрал, она сможет не отставать.
Когда добрались до вершины, он поехал впереди, безошибочно отыскивая обратный путь среди скал и ущелий. Луизе каждый крутой утес, каждый склон казались такими же, как те, которые они уже миновали, но Джим поворачивал без колебаний.
Всякий раз как перед ними открывались новые просторы, он спешивался, выбирал наблюдательный пункт и разглядывал местность впереди через подзорную трубу. Эти остановки давали Луизе возможность любоваться окружающими величественными пейзажами. Луизе казалось, что после плоских равнин ее родины горные вершины тянутся к самому небу. Утесы янтарные, красные, лиловые. Склоны густо поросли кустами; некоторые цветы на них похожи на огромные подушечки для булавок, желтые, как нарцисс, и ярко-оранжевые. Над ними роятся стаи длиннохвостых птиц, глубоко запуская в цветки свои длинные изогнутые клювы.
– Suiker-bekkies, сахарные клювы, – сказал Джим, когда она показала ему этих птиц. – Пьют нектар из цветов протеи.
Впервые со времени кораблекрушения Луиза смогла внимательно оглядеться и почувствовала, как привлекает ее красота этой незнакомой земли. Ужасы орудийной палубы «Золотой чайки» уже начали бледнеть, они словно остались в старом кошмаре. Тропа, по которой двигались всадники, поднималась по крутому склону, и Джим остановился ниже линии неба, протянул девушке повод Драмфайра, а сам поднялся на вершину, чтобы посмотреть на противоположную сторону горы.