Франсуа повел бровью и кивнул. Почти всю свою журналистскую карьеру ему пришлось общаться именно с такими людьми, которых принято было называть творческими, артистами, богемой. Они опаздывали и не приходили на встречи, забывали о долгах и обещаниях, напивались перед выступлениями, придумывали стихи и пьесы, которым никогда не было суждено увидеть свет, сходили с ума сами и сводили с ума других. То, что он наблюдал те несколько дней, пока тенью ходил по закулисному миру Театра Семи Муз, лишь частично соответствовало ожидаемой картине. Он чувствовал, что упускает что-то важное, незримое, оно проходит между пальцев и растворяется, как растворилась в тот вечер Мадлен Ланжерар. И чем меньше ответов на свои вопросы получал Франсуа, тем сильнее разгорался его азарт.
– И какой подход вы посоветуете к этим артистическим натурам?
– Вы наверняка хотите получить какой-нибудь необычный и эксклюзивный материал, но жизнь нашего театра закрыта от тех, кто не имеет к нему никакого отношения.
«Вот и от тебя тоже», – почему-то подумал Франсуа, глядя на совсем молодого, но ужасно серьезного секретаря. Он стал ему даже по-своему симпатичен.
– Но вы проницательный человек, как я вижу. Я устрою вам интервью с мадемуазель Ланжерар…
– Завтра!
– …В среду, перед спектаклем.
– Я уже беседовал намедни с мадемуазель Баррон как раз перед спектаклем. Гримерная, напряжение перед сценой, поверхностные ответы… – Франсуа покачал головой. – Нет, это не совсем то. Может быть, вы подскажете мне, где я мог бы застать кого-нибудь из ведущих актеров вашего театра в более неформальной обстановке? – Мишо замялся, и журналист поспешил добавить: – Вы же так близки к театральному миру и наверняка вхожи в актерские круги.
– А как иначе? Когда сталкиваешься с этим каждый день, их жизнь поневоле становится твоей, – смущенно проговорил секретарь. – Ну, раз обычные интервью вы находите скучными, могу посоветовать поискать кого-нибудь из наших актеров в кабаре «Хромая лягушка».
– Забавное название.
– Вы всегда кого-нибудь там встретите после окончания спектакля. Это место уже почти филиал нашего театра. К примеру, мсье Летурнье и мсье Деруссо его завсегдатаи. Может быть, такая атмосфера придется вам больше по душе.
Франсуа быстро записал название на чистом листе бумаги – это была единственная его запись за весь разговор, и, вполне вероятно, самая важная во всем блокноте.
– Вы мне очень помогли! – искренне поблагодарил он. – Значит, завтра?..
– В среду, – поправил его Мишо и бросил тревожный взгляд на часы. – Театральные дела не будут ждать! Ах да, совсем забыл: ваш пропуск лежит на проходной, теперь вы можете на законном основании дневать и ночевать у нас. Только не потеряйте бдительность: театр, он, знаете ли, затягивает!
* * *
Уже третий за вечер карандаш стремительно летал над блокнотом, торопясь зафиксировать самое увлекательное из потока информации, которым Себастьен Деруссо окатил журналиста. О какой-либо структуре или логике не могло быть и речи: второй час актер перескакивал с одного на другое, захлебываясь словами, а на «ты» молодые люди перешли с самого начала. Впрочем, Франсуа не жаловался – это интервью оказалось самым плодотворным с тех пор, как мсье Вер поручил ему серию злополучных статей.
Мишо дал ему действительно хороший совет, когда порекомендовал «Хромую лягушку» в качестве места, где можно разжиться последними новостями и сплетнями. Кабаре воистину можно было назвать богемным, открытым лишь избранному кругу посетителей. Сам Франсуа вряд ли обратил бы внимание на это полуподвальное помещение в узком переулке. Бледный свет от настольной лампы падал на блокнот и протертую на сгибах скатерть винного цвета, отражался в мутном стекле полупустого графина. Аляповатая футуристическая роспись стен кричала об ультрасовременном мировоззрении создавшего ее художника. Сигаретный дым перебивал слабый запах заказанного журналистом кофе, который давно остыл. Себастьен успел снабдить Франсуа массой любопытных подробностей о театральной жизни, и тот гадал, хватит ли газетных полос, чтобы уместить на них хотя бы самое интересное.
– Себастьен! Ты там скоро? – помахал со стороны небольшой эстрады высокий молодой человек в сдвинутом на затылок котелке. Юноша виновато улыбнулся репортеру и развел руками:
– Надеюсь, я ответил на твои вопросы?
– Исчерпывающе, – кивнул журналист, разминая затекшие от напряженной работы запястья. – Не сомневаюсь, наши читатели раскупят весь тираж этого номера, едва он выйдет. – Тут он не покривил душой.
Себастьен хохотнул:
– О, мне было нетрудно. Люблю приятные беседы с приятными людьми. А может, останешься и выпьешь чего-нибудь? – Его взгляд скользнул по скромному костюму Франсуа.
– Нет, я, пожалуй, пойду, – ответил Франсуа и тоже улыбнулся. – Как-нибудь в другой раз.
– Жаль, – актер улыбнулся и встал, чтобы присоединиться к своим приятелям, которые толпились на другом конце зала. Один из них негромко свистнул. – Но все-таки заходи, если окажешься поблизости, – добавил Себастьен и снова открыто улыбнулся. – У нас здесь весело.
– Это я уже заметил, – журналист оглядел собравшуюся компанию. – Спасибо за разговор!
Франсуа направился к крутой лестнице, ведущей наверх, к выходу. В девять часов, когда он явился в кабаре, помещение было почти безлюдным и выглядело просторным. Теперь, спустя два часа, оно на глазах наполнялось людьми. Актеры стекались сюда после окончания спектаклей – усталые и предвкушающие веселый вечер с друзьями. Репортер заметил Этьена Летурнье под руку с Марианной ван дер Меер и еще пару лиц, которые примелькались ему во время многочисленных посещений Театра Семи Муз.
Когда журналист добрался до лестничной площадки, входная дверь резко распахнулась, впустив вместе с влажным осенним воздухом стайку девушек в ароматном облаке терпких духов. Франсуа окружили их смеющиеся лица, а когда одна из них столкнулась с журналистом, раздался взрыв смеха. Девушка быстро извинилась, мельком взглянув на него, поправила вьющиеся каштановые волосы под блестящей лентой, а потом беззаботно сбежала вслед за подругами вниз, к столикам.
…Когда, наконец, Жюли вслед за остальными поднялась на ноги, то обнаружила, что далеко не так трезва, как ей казалось. Она пропустила момент, когда девочки разом куда-то засобирались, голова слегка кружилась от танцев и спиртного, а ноги не торопились повиноваться. Но вино оказалось чудесным: несмотря на поздний час, усталости не было и следа, наоборот – хотелось продолжать танцевать, смеяться и делать глупости. Выскочив на улицу в компании девушек, Жюли жадно вдохнула прохладный ночной воздух. Она не стала застегивать пальто – наоборот, наслаждалась приятной свежестью, которая овевала ее разгоряченное тело. Николь без устали болтала о какой-то квартире, уговаривая Сесиль ехать туда, пока та упрямилась и что-то бормотала себе под нос.
– Мы куда-то едем? Что за квартира? – вклинилась Жюли и обняла обеих девушек за плечи.