Храбры Древней Руси. Русские дружины в бою - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Долгов cтр.№ 19

В глубокой древности в дружинной среде выработалась особая психология, для которой был характерен культ «боевой злости», отчаянной дерзости, презрения к смерти и агрессивного высокомерия по отношению к врагу. История дала нам уникальный шанс увидеть русскую дружину не только глазами нашего летописца, для которого, понятно, дружинные воины были героями и защитниками Русской земли, но глазами врагов-византийцев, а именно глазами византийского хрониста Льва Диакона, причем в ситуации весьма острой.

969 год, идет война между дружиной Святослава и Византией за Болгарию. Огромный численный перевес на стороне недавно взошедшего на престол византийского императора Иоанна Цимисхия — он направляет русскому князю надменное послание, где грозит обрушить на дружину всю мощь византийской регулярной армии в случае, если русские не покинут Болгарию. Что же отвечает императору князь? В его ответе мы не найдем и малой крупицы дипломатических ухищрений. Святослав предлагает Иоанну самому убираться «по добру по здорову» из Европы в Азию. Император снова пишет длинное письмо, где и уговаривает, и Бога поминает, и грозит, и снова уговаривает.

И снова Святослав отвечает ему лаконично и дерзко:

«Я не вижу никакой необходимости для императора ромеев спешить к нам; пусть он не изнуряет свои силы на путешествие в сию страну — мы сами разобьем вскоре свои шатры у ворот Византия и возведем вокруг города крепкие заслоны, а если он выйдет к нам, если решится противостоять такой беде, мы храбро встретим его и покажем ему на деле, что мы не какие-нибудь ремесленники, добывающие средства к жизни трудами рук своих, а мужи крови, которые оружием побеждают врага. Зря он по неразумию своему принимает росов за изнеженных баб и тщится запугать нас подобными угрозами, как грудных младенцев, которых стращают всякими пугалами».

Можно подумать, что за спиной русского князя, явно дразнящего византийского владыку и опытного военачальника Иоанна Цимисхия, стояла миллионная армия. Но нет, это были все те же 10 тысяч дружинников. Сила стояла как раз за плечами императора. Несмотря на тяжелейшие условия, Святославу удалось выстоять.

Слово «Повести временных лет»:

«И сказали греки: «Невмоготу нам сопротивляться вам, так возьми с нас дань и на всю свою дружину и скажи, сколько вас, и дадим мы по числу дружинников твоих». Так говорили греки, обманывая русских, ибо греки лживы и до наших дней. И сказал им Святослав: «Нас двадцать тысяч», и прибавил десять тысяч, ибо было русских всего десять тысяч. И выставили греки против Святослава сто тысяч и не дали дани».

Оказавшись таким образом перед лицом превосходящих сил противника, Святослав тем не менее идет на битву. Великое множество воинов греческого войска поначалу ввели в трепет даже бесстрашную дружину Святослава. Но князь, видя смятение своих боевых товарищей, обратился к ним со своей знаменитой речью. Слова князя и ответ войска с исчерпывающей полнотой характеризуют самую суть атмосферы дружинного боевого братства.

«Нам некуда уже деться, — сказал Святослав, — хотим мы или не хотим — должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвым неведом позор. Если же побежим — позор нам будет. Так не побежим же, но станем крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь».

И ответили дружинные воины:

«Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим». И исполнились русские, и была жестокая сеча, и одолел Святослав, а греки бежали».

После этого Святослав заключил с греками новый договор и отправился на Русь. В рассказе русского летописца тоже не все ясно: если Святослав победил, зачем же он ушел из Болгарии? Вряд ли когда-нибудь можно будет с исчерпывающей точностью ответить на этот вопрос. Можно лишь делать предположения. Скорее всего, одержав трудную победу, Святослав понял, что оставшимися силами не удержит в повиновении завоеванную страну, и решил на время отступиться от первоначальных планов. Но на обратном пути в Киев Святослав погиб (972 год). Дружина же оставалась с ним до последнего и разделила его горькую судьбу.

Изначально воины в дружине были равны между собой и различались лишь возрастом и боевым опытом. Даже князь не сильно выделялся из общей массы.

Вот как описывает Лев Диакон впечатление, произведенное на византийцев князем Святославом. Князь пригласил императора для беседы:

«Государь не уклонился и, покрытый вызолоченными доспехами, подъехал верхом к берегу Истра, ведя за собою многочисленный отряд сверкавших золотом вооруженных всадников. Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми, бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос — признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал».

Но со временем положение изменилось. С того момента, как русские князья перестали, подобно Святославу, проводить всю жизнь в походах и занялись строительством государства, то есть с XI века, в дружине выделяются наиболее знатные, авторитетные воины. Вот тут действительно начинает проявляться принцип родовитости (но не до степени кастовости). Принято демонстрировать знатность золотым шитьем на одежде. Перед знаменитой междоусобной Липицкой битвой 1216 года князь Ярослав Всеволодович, инструктируя воинов перед битвой, призывает их ни в коем случае не брать в плен даже представителей знати. Согласно тексту «Новгородской первой летописи старшего извода», высказывает он эту мысль так:

«А человека кто возьмет живого, тот сам будет убит; даже если в золотом будет оплечье — убей его, а мы вдвое наградим. Да не оставим ни одного в живых».

Именовались представители старшей дружины боярами. Происхождение этого слова до конца не выяснено исследователями. Существуют разные версии. По мнению Н. М. Карамзина, слово это происходит от слова «бой» «и в самом начале могло знаменовать воина отличной храбрости, а после обратилось в народное достоинство». Составитель одного из лучших, классического Словаря древнерусского языка И. И. Срезневский прибавлял к этой версии предположение, что слово помимо «боя» могло иметь в основе корень «больвель» (от слова «большой»), недаром в Древней Руси иногда писали — «болярин». В таком случае боярин — это уже не столько воин, сколько вельможа, высокопоставленное лицо.

Есть версии об иноязычном происхождении этого термина. Первую выдвинул еще «последний летописец и первый историк» XVIII века В. Н. Татищев, выводивший «боярина» от сарматского «поярика-боярика», обозначавшего «умную голову». То есть, согласно татищевскому мнению, боярин — это прежде всего мудрый княжеский советник. Но и это было еще не все. В XIX веке С. Сабинин обратил внимание на сходство «боярина» со скандинавским словом baearmenn или baejarmen, что означало: 1) гражданин, муж града; 2) служащий при дворе. Сходство заставило предположить родственность этих слов. Следует, правда, заметить, что в славянской Болгарии тоже есть бояре (бойары), скандинавское же влияние там предположить трудно. Есть версия, что титул «боярин» можно рассматривать как русский вариант французского «барона» (тем более что похожи и звучания, и смыслы этих слов). И, наконец, выдающийся русский лингвист А. И. Соболевский выдвинул предположение, что слово «боярин» имеет тюркское происхождение. Таким образом, почти не осталось языков, из которых не выводили бы это слово.