Атака мертвецов - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Расторгуев cтр.№ 64

Дальше беседа перешла в совершенно скучное назидательное русло и завершилась ничем. Да, переубедить генерала Сиверса оказалось абсолютно невозможно. Похоже, что его служебный опыт или особые свойства осторожного, недоверчивого и самолюбивого характера окончательно выработали в командующем склонность относиться с каким-то специфическим предубеждением к лицам, занимающим при нем должность начальника штаба. Это в немалой степени было заметно и в его деловых отношениях с генералом Одишелидзе, как вскоре понял Будберг, ранее вовсе не обращавший внимания на подобные мелочи. Теперь и на собственной шкуре испытал, как многое из того, что прежде проходило довольно просто и гладко, стало вдруг встречать совершенно другой, холодный прием и другую, совсем не благоприятную оценку. Внешне все оставалось по-прежнему. Обычные доклады проходили без сучка и задоринки, встречая полное одобрение. Но терзало чувство, что в прежних отношениях что-то надорвалось и возврата к старому не будет, поскольку оба генерала принадлежали к числу людей трудно гнущихся.

Все потуги Будберга изменить расположение армии оказались тщетными. Мало того, на левый фланг, к Иоганнисбургу, командующий тоже выдвинул второочередную 57-ю дивизию, приданную 3-му Сибирскому корпусу. Возможно, в Летценской операции ей и не место, но не фланг же прикрывать ею. Стояла бы себе в резерве. Да вот беда, резервов-то и нет…

В день именин императора в Казанском соборе совершался торжественный молебен. Великолепная церемония, поражающая неторопливой велеречивостью священника и блестящими нарядами, так гармонирующими с пышным убранством храма. Придворные сановники, министры, высшие должностные лица, дипломаты – все в парадных мундирах. Публики столько, что просторный зал между рядами огромных сдвоенных колонн вдруг сжался, став неимоверно тесным.

Морису Палеологу было жарко. То ли заболел, упаси бог, то ли действительно горящие повсюду свечи и множество человеческих тел настолько нагрели воздух в помещении, что приходилось время от времени доставать платок и вытирать им капельки пота на лбу и совершенно голом темени.

Слава Иисусу, служба заканчивалась, и посол начал медленно протискиваться к выходу, желая как можно скорее оказаться на свежем воздухе. Но вдруг его взгляд, ищущий проход в празднично наряженной толпе, наткнулся на знакомое лицо с большущими седыми бакенбардами, закрывшими воротник их обладателя наподобие широких петлиц. Господин Горемыкин [80] собственной персоной. Дряхлый, полуживой старик, получивший должность председателя Совета министров в угоду императрице, благодаря симпатиям Распутина и дворцовых интриг министра земледелия Кривошеина. У последнего не хватило мужества самому занять столь ответственный пост в тяжкие для империи времена, несмотря на предложение, поступившее от Государя.

Сразу позабыв о жаре, Морис добрался до Горемыкина и, коротко поприветствовав, немедленно увлек его за ближайшую колонну. Рядом, словно по волшебству, возникли Бьюкенен и Сазонов. Полагали, как видно, что посол Франции не будет заниматься праздной болтовней с председателем Совета министров, а затронет важные политические вопросы. Надо сказать, они не ошиблись. Не делая особой тайны из цели своего разговора, Палеолог произнес:

– Давно хочу обратить внимание вашего превосходительства на крайнюю недостаточность военной помощи, которую Россия вносит в наше общее дело.

Все поняли, что речь идет о преступной нерасторопности генерала Сухомлинова.

Двумя днями ранее Великий Князь Николай известил Палеолога о том, что вынужден приостановить свои операции на фронте. Его войска понесли чрезмерные потери, но более значительным оказался тот факт, что артиллерия израсходовала все запасы снарядов.

Морис немедленно направился тогда к Сазонову, довольно резко заявив тому:

– Генерал Сухомлинов двадцать раз уверял меня, что приняты все меры к тому, чтобы русская артиллерия всегда была обильно снабжена снарядами… Я настойчиво указывал ему на громадный расход, который стал нормальным оброком сражений. Он уверял, что сделал все возможное с целью удовлетворить всем потребностям и случайностям. Я даже получил от него письменные заверения… Прошу вас доложить об этом императору от моего имени.

– Я не премину передать Его Величеству то, что вы мне сказали, – пообещал Сазонов.

Тем и ограничились. Палеолог был совершенно уверен, что его просьба дошла до императора. Сазонову явно не по душе характер Сухомлинова. Значит, он обязательно извлечет всю возможную пользу из этой жалобы. Можно даже не сомневаться и не переспрашивать.

А вчера Мориса огорошили еще одной весьма удручающей новостью. Оказывается, не только русская артиллерия нуждается в снарядах, но и пехоте катастрофически не хватает ружей. Это уже совсем ни в какие ворота!

Беспокоить Сазонова он тогда не посчитал нужным. Пошел к Беляеву, зная начальника главного управления Генштаба как весьма трудолюбивого и честного служаку, надеясь получить от него правдивые ответы на все интересующие вопросы. Генерал, как и предполагалось, юлить не стал и ответил прямо:

– Наши потери в людях колоссальны. Если бы мы должны были только пополнять наличный состав, то давно бы его заместили. У нас в запасе есть более девятисот тысяч человек. Но нам и правда не хватает ружей, чтобы вооружить и обучить этих людей… Наши кладовые почти пусты. Чтобы устранить этот недостаток, мы закупили в Японии и Америке миллион ружей и надеемся достичь того, что будем делать их у нас на заводах по сто тысяч в месяц. Может быть, Франция и Англия также смогут уступить нам несколько сот тысяч… Что же до артиллерийских снарядов, здесь наше положение не менее тяжелое. Расход превзошел все расчеты, все наши предположения. В начале войны мы имели в арсеналах больше пяти миллионов трехдюймовых шрапнелей. Теперь же все наши запасы истощены. Армии нуждаются в сорока пяти тысячах снарядах в день. А наше ежедневное производство достигает самое большее тринадцати тысяч. Мы надеемся, что к пятнадцатому февраля оно достигнет двадцати. До этого дня положение наших армий будет не только трудным, но и опасным. В марте начнут прибывать заказы, которые мы сделали за границей. Полагаю, что мы, таким образом, будем иметь двадцать семь тысяч снарядов в день к середине апреля. А с середины мая их будет по сорок тысяч… Вот, господин посол, я рассказал вам абсолютно все, что знаю сам, без утайки…

Слухи о приостановлении военных действий разлетелись по столице за считаные дни. В устах публики положение русских войск описывалось еще хуже, чем было на самом деле. Ставке пришлось опубликовать официальное сообщение:

«…Переход наших армий на более сокращенный фронт является результатом свободного решения соответствующего начальства и представляется естественным ввиду сосредоточения против нас германцами весьма значительных сил. Кроме того, принятым решением достигаются и другие преимущества, о коих, по военным соображениям, к сожалению, не представляется пока возможным дать разъяснения обществу».