Джастин скроил недовольную гримасу – но возражать не стал. Просто пожал плечами:
– Отлично. Но что-то мне подсказывает, что это тебе не слишком поможет. Будь начеку. Поехали.
Она не знала, первый раз он в Виндзоре или нет, но клуб, в который он ее привел, оказался подозрительным заведением и за милю отдавал нелегальщиной и наркотиками. У них даже официального помещения не было – вечеринку устроили в бывшем складе. А когда они очутились в помещении, Мэй просто ахнула. Ничего себе! Что за безобразие здесь творится, а власти – ни сном, ни духом?!
В душный зальчик умудрились набиться сотни людей. Воняло потом и … чем только можно. В смысле, убойной смесью из контролируемых и запрещенных субстанций. Прямо-таки забегаловка Кристобаля, только почище и дизайн посовременнее. Повсюду царил полумрак, лишь вспыхивали в такт громкой, бьющей по ушам музыке разноцветные лампы. Посетители объединились в компании по периметру зала и пытались общаться, с трудом перекрикивая соседей. В середине находился танцпол, где тряслись и терлись друг о дружку десятки не совсем вменяемых личностей.
– Ух ты! – восторженно воскликнул Джастин.
А Мэй почувствовала, что обстановка привела имплант в действие. Джастин решительно двинулся к бару, она пошла следом.
– Объясни мне! Ты четыре года просидел в Панаме! Выл от горя! И что? Приехал сюда – и сразу в панама-стайл место! Как?! – Она пыталась перекричать шум и музыку.
– Здесь клиенты другие! – ответил он. – Цивилизованные!
Мэй скептически огляделась. Вряд ли. Нет, она заметила и пижонов вроде Джастина… Стильно одетые, явно состоятельные люди озирались по сторонам в поисках новомодных и запретных наслаждений. Однако остальные выглядели похуже – ни дать ни взять отбросы общества. Таким самое место в Панаме. Вот бармену, например, – все губы в пирсинге, живого места нет.
– Мне виски! «Блэк Бэй»! Безо льда! – заорал Джастин через стойку.
И посмотрел на Мэй:
– А его в провинции – не достанешь!
И повернулся обратно к бармену:
– Пепел есть?
Мэй постаралась не застонать и глубоко задумалась: что солдат Республики обязан делать в подобной ситуации? Обвинять, стрелять, арестовывать – или сесть и выпить?..
– Без проблем, – отозвался парень и вручил Джастину стаканчик жидкости янтарного цвета. – Но пепел – развлечение для детей. Взрослая штука – это «Врата рая», приятель.
Джастин фыркнул:
– У вас нету, поди.
Однако бармен молча потянулся под стойку и немедленно выудил маленькую пластиковую пипеточку. Джастин ахнул:
– Поделись с жаждущим, дружище!
– Что еще за «Врата рая»? – поинтересовалась Мэй.
Джастин уже передавал бармену толстую стопку долларов ВС. В братской стране все еще рассчитывались в твердой валюте, и джемманы без проблем меняли ее. Поскольку наличность невозможно было проследить, деньги Восточного Союза использовали именно в таких ситуациях.
Джастин взял пипетку.
– Одна капля – и ты даже без имплантов – бог.
Джастин решительно высунул язык и стряс на него пару светлых прозрачных капель. Он смежил веки, и по его телу прокатилась ощутимая дрожь.
– Ну, мне конец, – выдохнул он.
Звучало это не как проклятие, а как благословение. Он открыл глаза и поморгал – видимо, пытался сфокусировать взгляд. Даже в полутьме стало заметно, как расширились зрачки.
– Небесное наслаждение. А тебя, наверное, не пробьет?
– Точно, – отрезала она. – Мне, чтобы проснуться с ясной головой спозаранку, наркотики не нужны.
– Сказала женщина, сидящая на эндорфинах от подкрученных нейромедиаторов.
Мэй залилась краской:
– Это совсем другое.
– Безусловно.
И он опрокинул в себя виски и отдал пустой стакан и пипетку бармену.
– Еще бурбон, пожалуйста.
И сделал широкий жест в сторону Мэй:
– А даме – все, что она захочет.
Она решила отказаться, но стоять и ничего не пить – тоже глупо. Поэтому она произнесла:
– Мохито, пожалуйста.
Бармен смерил ее красноречивым взглядом:
– Девушка, посмотрите вокруг! По-вашему, здесь мохито подают?
– Тогда на ваш выбор. Обрадуйте меня чем-нибудь, молодой человек.
Он сделал ей мартини:
– Специально для выпендривающихся ханжей, мадам.
Мэй ждала, что Джастин пойдет клеиться к женщинам, но он, как ни странно, никуда не двинулся – а прислонился к стойке бара и принялся компанейски молчать. Он внимательно присматривался к публике, и Мэй принялась размышлять: вот он по уши залит алкоголем и наркотиками, и что теперь? Где его легендарная наблюдательность? Пробуксовывает или нет? Джастин медленно потягивал виски. Лицо выражало крайнюю степень довольства и самоуверенности – обычное выражение. Но затем Мэй заметила в его глазах старую тоску. Прямо как в Панаме.
– Что-то не так? – спросила она.
Он покосился на нее и хотел отделаться стандартным «все в порядке», но передумал.
– Знаешь, почему мы не допрашиваем свидетелей в поместьях? Почему культами занимаемся?
– Потому что убивал сектант, разве нет?
Улыбка на его лице вспыхнула и погасла. Впрочем, даже не улыбка, а ее бледный призрак.
– Теоретически, да. Хотя я бы предпочел никуда не ездить, а только отчеты из лабораторий получать. Понимаю, что тебе было бы скучно.
Вдруг он резко посерьезнел:
– Сиятельная Корнелия осчастливила меня звонком. И поставила меня в известность о том, что недовольна, как продвигается дело. Мы застряли на мертвой точке. – Мэй не имела отношения собственно к расследованию, но она тотчас взорвалась:
– Как несправедливо! Ты делаешь все что можешь! Ты тщательно всех опрашиваешь! Информацию собираешь! Анализируешь ее! И мы еще не закончили со свидетелями!
– А ты прямо в фанаты мои записалась… – ухмыльнулся он.
Джастин поднял руку – словно хотел притронуться к ней. Потом опустил.
– Тщательно, не тщательно – а следствие зашло в тупик. И Корнелия в весьма жестких выражениях напомнила мне, что у меня мало времени.
Он уставился в стакан.
– В общем, где только я не искал ответов. Даже к придуркам вроде аполлонистов заявился – все впустую. А я, по правде говоря, считал, что разберусь в два счета. Интеллектом блесну – и папка уйдет на стол к начальству. А, похоже, меньше чем через месяц меня сошлют обратно в Панаму.
– А как ты там вообще оказался?
Он вновь печально взглянул на нее, и у Мэй почему-то сжалось сердце.