Он и с Виленом столкнулся по пути в техническую библиотеку. Они не виделись и не перезванивались со времени совместной попойки и не в меру откровенного разговора. Честно сказать, Владиславу хотелось о той пьяной беседе забыть и больше никогда не вспоминать.
– Владька, брат! – похлопал его по плечу Кудимов. – Что не заходишь? Не звонишь? Как дела?
– Да все в порядке.
– Как на личном фронте? Ты все с той же? С Марией?
«Помнит он обо всем», – огорченно подумал Иноземцев.
– Вроде да.
– Слушай, я подумал – познакомь нас с ней, а? Меня и Лерку? Сходим куда-нибудь все вместе. Моя супружница тут как раз четыре билета в «Современник» спроворила – на будущую неделю. Премьера, пьеса «Пять вечеров». Очень сильная вещь, говорят. Сам Ефремов играет. Рванем вчетвером, а? – Вилен аж лучился энтузиазмом.
– Да разве можно? – опешил Владик и аж понизил голос. – Я ведь рассказывал тебе об обстоятельствах, – разумеется, он не мог своими словами, в полный голос, да еще в стенах почтового ящика, впрямую напоминать о сверхсущественном изъяне в биографии Марии: она – иностранка!
– Ты о ее месте жительства? – тоже использовал эзопов язык Кудимов. – Даже забудь и не обращай внимания. Я узнавал специально (не говоря о тебе ни слова, не бойся, а вообще). И вот: на это обстоятельство соответствующие инстанции смотрят теперь сквозь пальцы. Особенно если товарищ родом оттуда, откуда ты сказал. Конечно, если ты имеешь контакты с каким-нибудь звездно-полосатым, лягушатником или макаронником, – тебя, разумеется, по головке не погладят. Ну, а если речь о наших друзьях, которые с нами из одного пионерского лагеря, тем более о таких близких, как твоя девушка, то ровным счетом ничего страшного. Скоро, мне сказали по секрету, этот пункт даже вполне официально отменят – вплоть до разрешения женитьбы. А пока имеется указание из самой высокой инстанции (мне по секрету тесть шепнул) не придавать подобного рода связям, как у тебя, ровным счетом никакого значения. И, если что, я нисколько не сомневаюсь: мой тесть тебя прикроет.
Владик не мог поверить. Вытаращился на приятеля, однако голос того звучал так убедительно, что он только протянул:
– Неужели правда?
– Правда-правда, – снисходительно потрепал его по плечу Кудимов. – Поэтому ни в чем не сомневайся и приглашай скорей свою Марию с нами в «Современник». Но на всякий случай, конечно, не расслабляйся и всем подряд не трепись, что у тебя подруга имеет погрешность по пятому пункту
[25]
. Режимщики, как ты понимаешь, везде разные, есть и дуболомы. Не лезь на рожон, а держись за меня, и все будет в порядке.
* * *
Наверное, если бы на месте Владика (или хотя бы рядом с ним) был старший товарищ, которому он доверял (вроде Флоринского)… Или умная женщина… Или стреляные воробьи и пуганые вороны (типа матери и отчима Аркадия Матвеевича)… Они бы наверняка усомнились в сведениях, сообщенных Виленом. Иноземцев тоже задумался, но… Сердце советовало ему, шептало, приказывало: «Поверь!» И он поверил.
Он пригласил Марию, и они встретились в метро «Белорусская». Познакомились с Виленом и Лерой и вчетвером сходили на «Пять вечеров». «Современник» тогда еще не имел собственного здания, ни на Чистых Прудах, ни даже старого, на Маяковке, и кочевал по съемным залам. В тот раз играли в концертном зале гостиницы «Советская». А спектакль и впрямь оказался сильный, играли Ефремов, Толмачева, Евстигнеев. И болгарка все понимала про нашу жизнь. У девушек ближе к финалу даже слезы в глазах проступили, да и Владик сглатывал комки. Долго хлопали.
До спектакля и после него Вилен и Лера были очень милы. Они оба старательно очаровывали Марию. Кудимов даже принялся ухаживать за ней: флиртовал, рискованно шутил, жал ручку. А Лера, как ни странно, вовсе не ревновала, а, напротив, снисходительно поглядывала на шалости супруга и степенно беседовала с Иноземцевым. Мария тоже воодушевилась: много смеялась, шутила, кокетничала с Кудимовым. Но Владика ее внимание к Вилену не задевало. Напротив, радовало, что девушка в ударе и ей явно доставляет удовольствие и общество, и спектакль. Владик даже обратил внимание, что русский ее намного улучшился, и теперь вряд ли кто-либо посторонний смог бы с уверенностью сказать, что она иностранка. Наверное, думали, что она из Прибалтики, а может, из Молдавии или с Западной Украины. А тот, кто в акцентах не разбирался, мог бы решить, что она из Закавказья или Средней Азии.
После спектакля не хотелось расставаться, решили пройтись по вечерней Москве. Дошагали до самой Маяковки. Девушки схватили друг друга под ручки и шли парочкой, о чем-то вполголоса сплетничали, временами хихикая, как закадычные подружки. Вилен с Владиком степенно шествовали сзади, обсуждали серьезные вопросы: возможно ли, к примеру, всеобщее и полное разоружение? Или империалисты так и не согласятся пойти на него? А как сложится судьба освобождающихся народов Африки? Станут ли они социалистическими в самом ближайшем будущем или на это понадобятся десятилетия?
На прощание девушки даже расцеловались, и Лера строго сказала, как о чем-то, что не подлежит обсуждению:
– Итак, решено. В следующую субботу вы двое – у нас. Мои родители, как всегда, отъезжают в выходные на дачу, и мы вчетвером чудненько посидим за сплетнями и пирогами. Вдобавок Мария обещала научить меня танцевать рок-н-ролл – правда, Мими?
– С удоволствием! – радостно откликнулась та. И лишь по тому, как она огрубляла мягкие согласные, можно было вычислить, что она болгарка (но распознать это смог бы лишь знающий человек). Владик совершенно расслабился и тоже развеселился. У него отлегло от сердца и на душе стало радостно, как в детстве. Оказалось, что тайна и ответственность, переложенная с собственных плеч на плечи еще двух друзей, совершенно перестала быть тяжким грузом! Да и Мария вся сияла в кругу вновь обретенных советских приятелей – Иноземцев давно, с фестиваля трехлетней давности, не видел ее такою, и ее преображение ему тоже нравилось. Ура! Они со Стоичковой – нормальная, обычная московская пара! И могут гулять по улицам, ходить в театр и встречаться с друзьями – как тысячи столичных парочек! А потом они, вероятно, даже смогут пожениться!
Возвращение в общежитие (Владик, разумеется, отправился Марию провожать) – сначала на метро до «Лермонтовской», а потом на двадцать четвертом троллейбусе – тоже вышло сладким. Они держались за руки (целоваться или обниматься в общественном месте, даже поздно вечером, в ту пору представлялось совершенно неприемлемым). Неприметная ласка даже сильнее нравилась сейчас Иноземцеву, чем лежание с ней в постели, ведь настоящее, не вымученное или тайное свидание случилось у них в первый раз после лета пятьдесят седьмого.
* * *
Как и предвещала Лера, родителей – экс-генерала и парторга Старостина и его супружницы Ариадны Степановны – дома не оказалось. Куда-то отослали и прислугу Варвару.