– Ну ладно, – говорит Шестая. – Это самая странная вещь, которую я видела в своей жизни.
Восьмой телепортируется к ней и встает рядом, склонив голову набок и почесывая подбородок, как будто оценивает произведенный эффект. Мы все поворачиваемся к золотой раме. Ноги и руки продолжают в том же ритме. Погодите. Теперь их двое! Тот, который стоит рядом с Шестой, хлопает в ладоши, протягивает руку – и золотой стержень сжимается и падает в ладонь. Второй Восьмой исчезает.
– Впечатляет, – говорит Крейтон, медленно и громко аплодируя. – Это нам очень пригодится. В крайнем случае, ты сможешь их отвлечь.
– Я пользовался этой штукой, чтобы выбираться из дома, – признает Восьмой. – Рейнольдс так и не узнал всего, что я могу делать. Даже пока он был жив, я постоянно старался использовать свои Наследия в полную силу.
Крейтон кидает Восьмому его одежду и берет мой Ларец.
– А теперь нам действительно нужно идти.
– Да ладно, – говорит Восьмой, натягивая штаны. Он умоляюще смотрит на Крейтона и невинно хлопает ресницами. – Я только что снова встретился со своим Ларцом. Разве мне нельзя с ним немного пообщаться? Я так по нему скучал.
– Потом, – сухо говорит Крейтон. Но когда он поворачивается к нам, я вижу, что он улыбается. Восьмой возвращает золотой стержень в Ларец, берет оттуда зеленый кристалл и запихивает его в карман. Он закрывает Ларец и с театральным вздохом поднимает его. Самым трагическим голосом он произносит.
– Ну что же. Нашему воссоединению придется подождать. Следуйте за мной.
* * *
– Как часто Сетракус приходил к тебе во сне? – спрашивает Крейтон.
Мы идем уже больше пяти часов. Медленно поднимаемся в гору. Восьмой ведет нас по извилистой тропе, больше похожей на карниз, чем на дорогу. Все вокруг покрыто тонким слоем снега и дует жестокий ветер. Мы замерзаем, но Шестая защищает нас при помощи одного из своих Наследий, прикрывая от вьюги. Власть над погодой – явно одно из самых полезных Наследий.
– Он довольно давно разговаривает со мной, пытается обмануть меня и заставить потерять голову, – говорит Восьмой. – Теперь, когда он на Земле, это происходит намного чаще. Он дразнит меня, лжет, а теперь заставляет пожертвовать собой, чтобы вы все могли вернуться на Лориен. Последнее время он все чаще до меня добирается.
– Что это значит – «добирается до тебя»? – спрашивает Крейтон.
– Прошлой ночью в видении он показал мне моего друга, Девдана, подвешенным на цепях. Не знаю, происходит это на самом деле или это его очередной трюк, но мне и вправду не по себе.
– Четвертый его тоже видит, – вступает в разговор Шестая.
Восьмой оборачивается с удивленным видом и идет спиной вперед – он явно пытается что-то сложить в уме. Его ноги в опасной близости от края карниза. Я в ужасе задыхаюсь, надеясь, что он удержится. Но он идет уверенно.
– Знаешь, мне кажется, я видел его прошлой ночью. Я забыл, только сейчас вспомнил. У него светлые волосы? Высокий такой?
– И симпатичнее тебя? Ага, это он, – улыбается Шестая.
Восьмой останавливается. Судя по лицу, он думает. Слева от нас обрыв высотой не меньше километра.
– Знаете, я всегда думал, что это я, но, видимо, ошибался, – задумчиво произносит он.
– Думал, что ты – что? – спрашиваю я, мечтая, чтобы он отошел от края.
– Питтакус Лор.
– Почему ты так думал? – спрашивает Крей тон.
– Потому что Рейнольдс сказал мне, что Питтакус и Сетракус всегда могли говорить друг с другом. Но теперь, когда я знаю, что Четвертый тоже на это способен, я не знаю, что и думать.
Восьмой поворачивается и идет нормально.
Элла спрашивает:
– Как кто-то может быть Питтакусом?
– Каждый из нас должен принять на себя роль одного из десяти Старейшин, так что кто-то станет Питтакусом, – поясняет Шестая. – Чепан Четвертого рассказал ему об этом в письме. Я сама читала. А со временем мы должны будем стать даже сильнее них. Поэтому моги сейчас действуют так быстро, до того как мы станем опасны и сможем защитить себя и напасть на могадорцев, – она смотрит на Крейтона, который кивает, подтверждая ее правоту.
Мне кажется, я единственная, кто так мало – практически ничего – знает о собственной истории. Аделина не хотела ничего мне говорить, она ни на один мой вопрос не ответила, даже не упомянула о том, на что я однажды стану способна. Теперь я сильно отстаю от других. Единственный из Старейшин, о котором я вообще слышала, – это Питтакус. Я уж молчу о том, чтобы предположить, кем могу оказаться. Мне остается только верить, что я пойму, когда придет время. Иногда, когда я думаю о том, что мне следовало бы уже знать, и о том, каким должно было бы быть мое детство, становится грустно. Но сейчас некогда жалеть о том, чего уже не изменишь.
Элла подходит ко мне и касается моей руки.
– Что-то ты грустная. С тобой все в порядке?
Я улыбаюсь в ответ:
– Я не грустная. Я просто сержусь на себя. Я всегда винила Аделину в том, что не сумела как следует развить свои Наследия. Но посмотри на Восьмого. Он потерял своего Чепана, но все равно работал над собой.
Некоторое время мы продолжаем идти молча. Нарушает молчание Восьмой:
– Вам никогда не хотелось, чтобы Старейшины упаковали наше Наследие в рюкзаки? – он перекладывает Ларец в другую руку.
Я виновато смотрю на Крейтона и подхожу забрать у него свой Ларец, но он мягко меня отталкивает.
– Пока пусть он будет у меня, Марина. Уверен, скоро тебе придется нести его бремя одной, но пока могу, я помогу.
Мы идем еще несколько минут, пока тропинка не обрывается у края крутого утеса. Мы в нескольких сотнях метров от пика, я смотрю на простирающиеся слева от меня Гималаи. Горы огромные и кажутся бесконечными. Надеюсь, я навсегда запомню это потрясающее место.
– Куда теперь? – спрашивает Шестая, скептически глядя на гору. – Мы не заберемся на него. Не то чтобы у нас было много вариантов.
Восьмой показывает на два огромных валуна, прижавшихся к склону, и стискивает кулак. Валуны расходятся в стороны, открывая каменную лестницу, которая обвивает скалу и входит прямо в нее. Мы следуем за Восьмым. Мне страшно, я не чувствую себя в безопасности. Если за нами кто-то идет, у нас не будет возможности убежать.
– Почти пришли, – через плечо бросает Восьмой.
Ступени такие ледяные, что холод от них расходится по всему моему телу. Наконец они приводят нас в огромную пещеру, выдолбленную в горе. Мы заходим, потрясенно осматриваясь. Гладкие полированные стены уходят вверх на сотню метров. В одной стене вырезаны два набора вертикальных линий высотой в несколько футов на расстоянии пары метров друг от друга. Между линиями виден маленький голубой треугольник, над которым вырезаны еще три изогнутые линии.