Антрополог на Марсе - читать онлайн книгу. Автор: Оливер Сакс cтр.№ 62

Стивен имел весьма смутное представление об аутизме, своем недуге. Это выяснилось случайно, при любопытных обстоятельствах. Когда после прогулки мы подходили к своей машине, рядом стояла другая с номерным знаком, на котором, к моему великому удивлению, было начертано «АУТИЗМ» [201] (шанс встретить такую машину я расценил как отношение один к миллиону). Обратив внимание Стивена на необычный номерной знак, я попросил его прочесть надпись. Он прочел надпись по буквам: «А-У-Т-И-З-М». «Попробуй прочесть слитно», — попросил я. «У…У…Утизм», — выдавил из себя Стивен. «Не „утизм“, а „аутизм“, — поправил я. — Ты знаешь, что это значит?» «Это то, что написано на номерном знаке», — ответил он. На том разговор и закончился. И все-таки было ясно: он понимал, что отличается от обычных людей. Его любимым кинофильмом был фильм «Человек дождя», и мне казалось, что Стивен отождествляет себя с героем этого фильма, аутичным савантом, роль которого сыграл Дастин Хофман. У Стивена была звуковая запись этого фильма, и он ее нередко прослушивал с помощью плейера и в конце концов даже выучил наизусть несколько диалогов, которые иногда декламировал, сохраняя нужные интонации. С плейером Стивен почти что не расставался, однако это не мешало ему рисовать. Он мог погружаться в это занятие, даже слушая музыку. Но увлечение плейером мешало ему контактировать с окружающими, развивать речь.

Находясь под впечатлением от своего любимого фильма, Стивен захотел побывать в Лас-Вегасе, а когда мы приехали в этот город, он потянул нас с Маргарет в казино, воспылав желанием последовать примеру Человека Дождя и провести время за игральным столом. Из Лас-Вегаса мы отправились в Аризону, взяв напрокат «Линкольн-континенталь». Стивен хотел отправиться в путешествие на «Шевроле Импала», но, к его сожалению, такого автомобиля в прокате не оказалось.

Приехав в Аризону и устроившись в одной из гостиниц Финикса, [202] мы направились к Большому каньону. Я припарковал машину у места, откуда открывался прекрасный вид на ущелье. Едва взглянув на каньон, Стивен принялся таращить глаза на находившиеся на стоянке автомобили. Оторвав его от этого увлекательного занятия, я спросил у него, нравится ли ему редкое зрелище, показав рукой на ущелье. Стивен перевел взгляд на каньон и, подумав, ответил: «Прекрасный вид». «А что напоминает тебе это ущелье?» Последовало неожиданное суждение: «Оно похоже на огромное здание».

Удовлетворившись этой приятной мыслью, Стивен принялся рисовать. Правда, на этот раз он водил рукой не слишком уверенно (каньон, как-никак, мало похож на здание), и все-таки рисунок ему удался. «Ты — гений», — восхищенно сказала Маргарита. Стивен улыбнулся и буркнул: «Да».

Полюбовавшись рисунком Стивена, мы решили предоставить ему возможность обозреть каньон с высоты, устроив прогулку на вертолете. В воздухе пилот вертолета стал рассказывать об истории Большого каньона, о его геологии, но было заметно, что Стивен его не слушает, предпочтя крутить головой и осматривать примечательное ущелье.

Оставив Большой каньон, вертолет полетел над каменистой пустынной местностью, наиболее примечательной видимой растительностью которой были цереусы, гигантские кактусы. По левому борту отчетливо виднелся Брадшо, горный кряж, в котором в восьмидесятые годы обнаружили залежи драгоценных металлов. Вскоре характер местности изменился. Теперь внизу лежала равнина, усеянная опунциями. [203] Кое-где паслись лошади и ослы и даже вилорогие антилопы. «Прекрасный ландшафт, — сказал Стивен, — но здесь не хватает автомобилей». Его реплика меня раздосадовала: оценить по достоинству «прекрасный ландшафт» Стивен не смог.

Тем временем он, вооружившись карандашом и бумагой, за неимением своих любимых автомобилей стал рисовать кактусы, которые, видно, счел символами Запада, [204] как раньше признал гондолы главной достопримечательностью Венеции, а небоскребы — главной достопримечательностью Нью-Йорка. Внезапно внизу я увидел небольшого зверька. «Койпу!» [205] — непроизвольно воскликнул я. По всей вероятности, звучание этого слова привлекло внимание Стивена, ибо он, оторвавшись от рисования, с видимым удовольствием воскликнул следом за мной: «Койпу! Койпу! Койпу!», после чего вернулся к рисунку, который выполнил превосходно.

В тот же день Стивену удалось особенно отличиться. Во второй половине дня мы отправились на машине к каньону де Шелли. Приехав к ущелью, мы познакомили Стивена с повстречавшимся нам индейцем-навахо, тоже художником, как раз собиравшимся рисовать. Индеец пригласил Стивена присоединиться к нему и привел в место, откуда открывался наилучший вид на каньон, — вид, позволявший, по его утверждению, слиться с таинствами ущелья, являвшегося священным местом индейцев. Рисуя, индеец стал рассказывать Стивену об истории и обычаях своего племени, но Стивен, похоже, его не слушал да и своему рисованию, казалось, не уделял пристального внимания, ибо почти беспрерывно крутил головой, что-то нашептывая. И все-таки, как ни странно, ему каким-то неведомым образом удалось придать своему рисунку таинственность, магическую окраску (что признал и индеец), хотя Стивен, по моему разумению, был лишен всяких идолопоклоннических эмоций и просто рисовал то, что видел. Маргарет сочла по-другому. Она предположила, что Стивену удалось испытать нечто вроде благоговения перед древним святилищем, ощутить его ауру. Наши мнения опять не сошлись, как в то время, когда мы оценивали впечатления Стивена от пения хора в ленинградском монастыре. Тогда я посчитал, что пение задело Стивена за живое, а Маргарет рассудила, что он отнесся к пению безучастно. Новое расхождение в наших оценках лишний раз подтвердило, как трудно иногда было понять, что чувствует Стивен на самом деле.

И все же, наблюдая за Стивеном, я в конце концов пришел к заключению, что его чувства, эмоции радикально отличаются от чувств нормальных людей — и не силой их проявления, а прежде всего локальным характером. Его эмоции казались мне простым поверхностным выражением ощущений от случившегося события, подмеченной сценки или увиденного предмета — ощущений, которые глубоко не затрагивали его. Он мог реагировать на какое-то происшествие точно так же, как и другие, но проявление этих чувств скорее объяснялось его наблюдательностью и в отдельных случаях подражанием, а не повышенной восприимчивостью к внешним воздействиям, которую обычно называют «чувствительностью». Стивен мог нарисовать прекрасный рисунок, не имея эстетических чувств, он мог оценить церковное песнопение или передать «таинство» каньона де Шелли, не имея никаких собственных верований.