Приживется ли демократия в России - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Ясин cтр.№ 50

Но, на мой взгляд, доминирующим фактором современного развития России является конфликт между бюрократией и бизнесом, причем пока бюрократия берет реванш. Об этом, кстати, свидетельствуют и идеологемы официальной власти: равноудаление олигархов с апелляцией к равенству всех, включая самых богатых, перед законом, призывы заставить всех без исключения платить налоги, СМИ, которые не должны выражать взгляды отдельных медиамагнатов. Власть выступает за укрепление государства, добивается уважения к нему со стороны других стран. Опасность состоит в том, что за этими вполне благовидными установками просматривается тенденция к возобновлению извечной российской традиции распоряжения властью, единоличной и неделимой. Деньги дают независимость, бизнес может подерживать конкурентов власти – а с этим она мириться не может.

Российский бизнес был создан буквально на пустом месте немногими советскими людьми, решившимися на риск самостоятельной деловой активности, использовавшими предоставившиеся возможности:

• экономической свободы: «можно все, что не запрещено»;

• слабого государства: установленные запреты редко соблюдались;

• распространенных повсеместно навыков теневой деятельности, в обход правил и запретов, продажности чиновников, резко возросшей от желания принять участие в дележе.

Бизнес рекрутировал вчерашних советских торговцев, цеховиков, научных работников и инженеров, которых, как правило, ожидала лишь однообразная нищая жизнь; руководителей госпредприятий разного ранга, чиновников; партийных, советских и комсомольских деятелей, лишившихся теплых мест, но зато получивших возможность испытать себя на новом поприще. Каждая из категорий обладала своим опытом, который, впрочем, не особенно пригодился в новой ситуации. Жажда быстрого успеха у этих людей сопровождалась ожиданием скорого исчезновения неожиданно появившихся свобод.

Как я уже отмечал, сначала новоявленные бизнесмены искали легких путей, ориентировались на поиск и присвоение ренты, тем более что обстоятельства делать это явно позволяли. Впрочем, странно было бы ожидать, что предприниматели, оказавшиеся в подобных условиях, начинали бы свою карьеру с высокотехнологичного и капиталоемкого производства. Тот, кто пытался это сделать, либо быстро разорялся, либо менял сферу деятельности.

Бизнес вырастал на почве советской экономики, где только небольшое количество отраслей производило конкурентоспособную на мировых рынках продукцию, в условиях преобладания крупных предприятий, существовавших за государственный счет и большей частью неспособных к гибкой адаптации в меняющихся рыночных реалиях. Конкурентоспособные предприятия стали особым предметом охоты новой российской бизнес-элиты. В конечном счете именно на них основал свое богатство крупный бизнес – нефть, газ, металлургия, химия. Заполучивший легендарный «Уралмаш» К. Бендукидзе так и не смог на равных соперничать с владельцами нефтяных или металлургических компаний. В ответ на мое беспокойство по поводу перехода государственной собственности в руки трудовых коллективов по второй модели приватизации он мне как-то сказал: «Не волнуйтесь, все стóящее уже присмотрено».

Процветали торговля, особенно внешняя, банки, зачастую не удовлетворявшие минимальным стандартам качества. Торговля и финансовые компании заполняли лакуны, которые в плановой экономике были заняты бюрократией.

В ходу был и откровенный рэкет, и так называемое «силовое предпринимательство», бравшее на себя функции правоохранительных органов по защите собственности (или захвату ее), поддержанию дисциплины контрактов и платежей. Жизнь велась не по закону, а по «понятиям».

Самый хаотичный период становления российского бизнеса завершился к 1998 году. С тех пор постепенно стал устанавливаться относительный порядок, усилия государства по его наведению все больше находили отклик.

В хозяйстве появились значительные денежные средства, что способствовало лучшему сбору налогов. РАО «ЕЭС» и «Газпром» стали более требовательны к должникам. Однако в целом налоговая дисциплина пока еще остается слабой.

Вот некоторые данные, относящиеся к крупным и средним предприятиям, которые с советских времен представляли статистическую отчетность. В 1992 году среди них убыточными были 15, 2%, в 1996 году – 50, 6%, в 1998 году – 53, 8%. С тех пор объем финансовых ресурсов предприятий вырос многократно, но доля убыточных снизилась всего до 40% и продолжает держаться на этом уровне. В январе–феврале 2004 года она составила 39, 5%, при том что даже в газовой промышленности убыточных предприятий всего 21, 6%. В рыночной экономике подобная ситуация невозможна: отсюда следует, что значительная доля прибыли укрывается от налогообложения.

Малый бизнес пока находится в тени. При небольшом числе официально зарегистрированных малых предприятий (882, 3 тыс. в 2002 году), на которых работают 8 млн. человек, и при общей численности занятых в 68 млн. в России насчитывалось около 5 млн. предпринимателей без образования юридического лица (ПБЮЛ) и около 20 млн. так называемых «самозанятых» – тех, кто не платил налоги и за которых никто не вносил взносы в социальные фонды. Стало быть, примерно до трети трудоспособного населения страны получает основные доходы от теневой деятельности.

Оценка теневого оборота малого бизнеса:

Таблица 10. 1. Доля неучтенной наличности в доходах и расходах малых предприятий, 1999—2002, %.

Источник: Малое предпринимательство 2004.

Мы видим, что теневые платежи в 1999—2002 годах медленно сокращались. Неформальные платежи органам контроля (надзора) и криминальным «крышам» в 1999—2000 годах составляли 13—14% среднемесячной выручки, а в Москве – до 40% (Малое предпринимательство 2004: 124). Опрос 2002 года показал, что доля теневого оборота, т. е. платежей неучтенной наличностью или «черным налом», должна составлять как минимум 26% и уйдет на покрытие расходов на взятки, «откаты», возврат партнерского (небанковского и неформального коммерческого) кредита и на теневую зарплату сотрудникам. По факту же она составила 31—42%. Это значит, что в теневом обороте только малого бизнеса находилось примерно 1, 0–1, 4 трлн. рублей, или 36, 5–49 млрд. долларов (Там же, 140).

Несмотря на некоторые улучшения, особенно после введения подоходного налога с «плоской шкалой» и снижения налогов на малый бизнес, институциональные реформы пока не набрали критической массы. Взаимоотношения между бизнесом и государством до середины 2003 года имели позитивную динамику, хотя в целом обстановка взаимного недоверия сохранялась. Формальное налоговое бремя снижалось, но неформальное давление государства на бизнес оставалось весьма ощутимым. По оценкам Фонда «ИНДЕМ», «оборот» деловой коррупции превосходил 33 млрд. долларов в год, издержки на преодоление административных барьеров – до 8 млрд. долларов; расходы, связанные с тем, что В. Тамбовцев назвал «вымогательством участия», – требованиями властей разных уровней давать деньги на различные общественные нужды в дополнение к налогам (вроде фондов поддержки правоохранительных органов или ЖКХ) – как минимум 4 млрд. долларов. Моя собственная оценка неформального бремени государства в 2002 году составляла около 40 млрд. долларов, или 11, 6% внутреннего валового продукта в долларовом эквиваленте (345, 7 млрд. долларов, по оценке МЭРТ; см.: Экономика России 2004: 214) и 69, 3% доходов федерального бюджета. Стремление бизнеса по мере возможности снижать это бремя и приуменьшать объемы своей деятельности и доходы вполне понятно. У каждого свои методы: малый бизнес прибегает к платежам «черным налом», крупный бизнес использует схемы оптимизации налогов и операции через оффшоры, в том числе и в силу неуверенности в неприкосновенности прав собственности в России.