Восстание среднего класса - читать онлайн книгу. Автор: Борис Кагарлицкий cтр.№ 14

«Сейчас похоже, что самые большие неприятности ожидают страну в самом сердце Европы – Германию, которая отчаянно пытается сократить дефицит бюджета до 3 % валового внутреннего продукта, – писал лондонский «Economist» в январе 2002 года. – Цифра в 3 % принципиально важна, ибо страны, принявшие евро, добровольно надели на себя фискальную смирительную рубашку, называемую «пактом стабильности и роста». Подобные самоограничения должны гарантировать веру в прочность новой европейской валюты. Парадоксальным образом на этом больше всего настаивала Германия. Этот пакт предусматривает для нарушителей самые суровые наказания – вплоть до выплаты штрафа, равного 0,5 % валового внутреннего продукта». Если для Германии введение евро оказалось чревато серьезными проблемами, то для стран Восточной Европы, готовившихся к вступлению в Европейский Союз, принятие евро было равноценно добровольному отказу от любых попыток улучшить социальные условия на протяжении жизни ближайших поколений. Об этом трезво и цинично писал все тот же «Economist»: «Отказаться от права самостоятельно устанавливать учетные ставки и принять финансовую политику, которая может оказаться либо слишком жесткой, либо слишком мягкой, значит поставить под вопрос шансы на повышение жизненного уровня по западному образцу». Иностранных инвесторов такое положение дел вполне устраивало, ибо Восточная Европа была нужна западному капиталу прежде всего как резервуар дешевой и квалифицированной рабочей силы, как Мексика для капитала американского. Иное дело – население бывших коммунистических стран, которое рвалось «на Запад» именно в надежде на «жизнь как у них».

Ни к чему иному, кроме разочарования, подобные массовые иллюзии привести не могут. Чем более пышными и безответственными были обещания политиков, чем более наивно им верили, тем более неприятным оказывалось пробуждение. Выгоды для бизнеса грозили обернуться серьезными проблемами для политической системы.

Евро должно было заменить национальные валюты 1 января 2002 года. Трудно придумать менее подходящее время. К моменту, когда новые наличные деньги должны были поступить в обращение, мировая и европейская экономики находились уже в стадии спада. Это означало, что для поддержания роста или хотя бы смягчения кризиса требовалось снижение учетных ставок Центрального Банка. Но именно этого Европейский Союз не мог себе позволить, не рискуя одновременно похоронить надежды на превращение евро в реального соперника доллара, ради чего весь проект и затевался. Что еще хуже, разные страны вошли в кризис в разном состоянии. Эффективное регулирование ситуации требовало принципиально разных подходов в Германии, Скандинавии и странах Южной Европы. Однако именно это и становилось технически невозможным делом. Единый европейский Центральный Банк был создан как раз для того, чтобы проводить единую политику.

Объединение кораблей в одну эскадру требует соблюдения определенных правил. Вся эскадра должна идти со скоростью самого медленного корабля. Если это правило не соблюдается, отстающие корабли будут потеряны и эскадра распадется. Парадокс в том, что Евросоюз не мог позволить себе ни «затормозить», ни поддерживать единый ритм движения, ни тем более потопить отставшие корабли. Страны Южной Европы не поспевали за Германией. Переход к единой валюте совпал с процессом интеграции стран бывшего Восточного Блока в Европейский Союз: Чехия, Польша и Венгрия уже стояли в первых рядах, ожидая окончательного решения. Однако не существовало ни малейшей надежды, что «новички» смогут в долгосрочной перспективе справиться с задачами, которые оказались не по силам даже странам, интегрированным в состав Евросоюза на протяжении многих лет. Европейская «эскадра» становилась еще более разнородной.

Весной 2001 года европейский Центральный Банк в очередной раз отказался понизить учетные ставки, тем самым подтвердив приверженность сильному евро– любой ценой. И в самом деле к середине 2002 года европейская валюта начала быстро «набирать вес» по отношению к доллару. Увы, это сопровождалось углублением социального кризиса, падением популярности правительств и растущим неприятием новых денег. Летом 2002 года в Германии магазины даже стали вновь выставлять ценники в уже отмененных, но привычных немецких марках.

Парадоксальным образом ценой, которую придется заплатить за «сильную европейскую валюту», вполне может стать развал единого экономического пространства и в конечном счете крах евро. Единственная надежда для европейского проекта состояла в том, что кризис приведет к стихийному снижению курса доллара и росту инфляции в США. Однако и это не предвещало счастливого будущего евро. В данном случае европейский Центральный Банк получал возможность снизить учетные ставки и реально «отпустить» инфляцию, тем самым «притормозив» эскадру, дав возможность подтянуться отстающим. И все же это было весьма далеко от первоначальных амбициозных планов европейских элит. Вместо того чтобы приближаться к своим стратегическим целям, они теперь должны думать исключительно о сведении к минимуму ущерба от собственных прежних решений.

История знает множество случаев долгового закабаления свободного производителя, занимавшего «среднее место» в социально-экономической иерархии общества – начиная от древнеримского крестьянства, кончая европейской мелкой буржуазией и частью белых поселенцев в Карибской Америке XVII века. В этом плане драма, переживаемая американскими средними слоями в начале XXI века, далеко не уникальна. Подобные долговые кризисы со времен античности сопровождались резким ростом социальной напряженности и появлением популистских движений. Дальнейшее развитие событий зависело от соотношения политических сил. Если популизм терпел поражение, то средние слои теряли свой статус, независимость, имущество, а порой и личную свободу, превращаясь в рабов или пролетариев. Если, напротив, они одерживали победу, то финансовый капитал не только должен был нести колоссальные убытки, но и утрачивал изрядную часть своего влияния в обществе.

Такая же точно борьба неизбежно должна будет развернуться в западных странах. На первых порах она, скорее всего, примет форму борьбы вокруг проблемы инфляции.

В период роста «верхняя» (биржевая) и «нижняя» (долговая) пирамиды уравновешивали друг друга. Падение биржевой пирамиды дестабилизировало долговую, изменив соотношение сил и настроения в обществе. Мало того что значительная часть средних слоев оказалась объективно заинтересована в инфляции как последнем способе снижения долгового бремени, но и конъюнктурный союз между финансовым капиталом и производственным сектором распадается. Если в период высоких биржевых котировок производственный сектор видел в финансовом капитале локомотив развития, то теперь он видит в нем же источник своих проблем. А финансовый капитал, в свою очередь, стремится компенсировать свои потери за счет выколачивания долгов из производственного сектора. Характерной особенностью «новой экономики» было сочетание сравнительно невысоких зарплат с возможностью участия в прибыли. Крах биржевой пирамиды привел к тому, что связь между сотрудниками и реальными собственниками предприятий была подорвана, а «белые воротнички», чувствовавшие себя почти хозяевами на своем рабочем месте, оказались поставлены в положение пролетариев (если они вообще сохранили работу). В итоге «новая экономика» оказывается обречена на такой же классовый конфликт, как и «старая». Работники начинают нуждаться в повышении зарплаты и понимают, зачем существуют профсоюзы.