Разгадка 1937 года - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Емельянов cтр.№ 33

Однако молодые и неопытные руководители зачастую не замечали своего непонимания проблем различных классовых, социальных и национальных групп России. Претендуя на овладение передовыми знаниями об обществе, они предпочитали поучать. Готовность играть роль непогрешимых вождей страны, которую подметил П. Сорокин еще весной 1917 года, усилилась у многих большевиков в течение первых же дней их пребывания у власти. Уверенность в том, что они созданы для руководящей работы, порой сквозила в выступлениях делегатов съезда. Так, на XII съезде партии (1923) В. В. Косиор возмущался тем, что для него и его друзей «почти закрыта дорога в руководящие органы».

В то же время, заняв руководящие посты, многие деятели теперь требовали благ, которых не имело подавляющее большинство людей в разоренной стране. При этом они ссылались на свои лишения и страдания в годы подполья и пребывания в заключении. В сентябре 1920 года ЦК РКП(б) был вынужден обратиться с письмом, в котором говорилось: «Центральный комитет не мог не отметить того, что часть товарищей, претендующих на звание ответственных работников, на деле совершенно отрываются от партийной работы, не встречаются с широкими кругами рабочих, замыкаются в себе, отрываются от масс. Эти товарищи перестают хорошо исполнять и советскую работу. Постепенно они начинают относиться к своим обязанностям бюрократически и формально, вызывая этим справедливые нарекания со стороны рядовых рабочих. Громадное значение имеет также то материальное неравенство в среде самих коммунистов, которое создается сознательным и бессознательным злоупотреблением своей властью со стороны этой части ответственных работников, не брезгующих тем, чтобы установить для себя лично и для своих близких большие личные привилегии».

Порой злоупотребление властным положением порождало разложение и беззакония. Уже в марте 1919 года заместитель наркома труда В. П. Ногин признавал: «Мы получили такое бесконечное количество ужасающих фактов о пьянстве, разгуле, взяточничестве, разбое и безрассудных действиях со стороны многих работников, что просто волосы становились дыбом, когда мы слушали то, что нам рассказывали представители Чрезвычайных комиссий… Мы эти материалы не публиковали. Но имеется такое колоссальное количество фактов об отдельных товарищах, что опубликовать многое надо было бы. Если мы не примем самых решительных постановлений, то немыслимо будет дальнейшее существование партии».

Поддерживая его, редактор газеты «Беднота» Л. C. Сосновский говорил: «Когда мне пришлось объезжать провинцию с поездом имени Ленина, я увидел, что у нас есть склады книжные, есть кинематограф, но одного нет: надо было иметь арестантский вагон и целые исполкомы и комитеты погружать и везти в Москву».

Однако пресекать беззакония было нелегко. Пользуясь своим властным положением, видные члены партии вмешивались в работу контрольных партийных и государственных правоохранительных органов. Член Президиума ЦКК М. Ф. Шкирятов сообщал делегатам XII съезда (1923): «За последнее время некоторые товарищи, — в особенности это относится к работникам хозяйственных и советских органов, — дают свои рекомендации или лично хлопочут об арестованных товарищах в Ревтрибунал или в органах ГПУ. Такие хлопоты наших товарищей приняли эпидемический характер».

Необходимостью чрезвычайных мер нередко прикрывали очевидные злоупотребления властью и беззакония. Стремясь немедленно покончить с проявлениями ненаучного мышления, власти закрывали церкви и арестовывали священников. Е. Зиновьев сообщал делегатам VIII съезда партии, что в некоторых волостях «исполкомы запретили колокольный звон. Или же случалось, что закроют церкви и откроют кинематографы или как-нибудь наступят на ноги местному населению… Они добьются того… что мужики, которые наполовину против попов и против колокольного звона, будут ждать колокольного звона как благовеста».

Порой произвол на местах принимал крайние формы. «Мы знаем, — говорил Г. Е. Зиновьев, — в уездах и на местах творятся такие чудеса, по сравнению с которыми самые большие дела наших крупных комиссаров кажутся детской игрушкой. Вы читали, как в Лодейнопольском уезде, когда пришло известие об убийстве т. Либкнехта, взяли да и убили нескольких человек из местной буржуазии, потому что, говорят, на убийство Либкнехта надо отвечать красным террором». Правда, «красный террор» против «классовых врагов», начавшийся в стране с конца августа 1918 года, после убийства председателя Петроградского ЧК М. С. Урицкого и покушения на жизнь В. И. Ленина, имел свое зеркальное отражение в виде «белого террора», а также зверских расправ махновцев, «зеленых», национал-сепаратистов.

И все же «красному террору» подвергались нередко не только отъявленные контрреволюционеры, но и широкие слои населения. Так, массовый террор обрушился на значительную часть казачества Дона, участвовавшего в Белом движении. 24 января 1919 года Я. М. Свердлов, Н. Н. Крестинский и М. Ф. Владимиров подготовили циркулярное письмо ЦК, в котором говорилось: «Необходимо, учитывая опыт Гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления». Предписывалось конфисковывать хлеб, переселить «пришлую бедноту» на казачьи земли, уравнять пришлых «иногородних» с казаками в земельном отношении, провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после указанного срока сдачи. Историки В. Краснов и В. Дайнес писали: «Днем и ночью на территории Донской области, занятой частями Красной Армии, работала карательная машина, отправляя на тот свет по 40–60 человек в сутки».

Жестоко было подавлено восстание крестьян в Тамбовской губернии во главе с эсером А. С. Антоновым. Против восставших применялось химическое оружие. По предложению командующего операцией М. Н. Тухачевского были организованы концентрационные лагеря, огороженные колючей проволокой. В них были помещены семьи участников восстания. В том случае, если «антоновцы» не выходили из лесов в течение трех недель, семьи отправлялись в Сибирь. Тухачевский описал этот метод репрессий в журнале «Война и революция» в 1926 году. Разгром и уничтожение восставших моряков в Кронштадте было также осуществлено под руководством М. Н. Тухачевского.

Жестокие меры, а то и откровенный произвол новых властей вызывали возмущение народных масс, опора на которых была основой прочности Советского государства. «Нельзя скрывать на съезде того факта, что местами слово „комиссар“ стало бранным, ненавистным словом. Человек в кожаной куртке… в народе стал ненавистным, — утверждал Г. Е. Зиновьев». Посетив Восточный фронт в ходе инспекционной поездки в начале 1919 года, И. В. Сталин и Ф. Э. Дзержинский писали, что «слово „комиссар“ превратилось в ругательную кличку». «Крестьянство недовольно, оно протестует, среднее крестьянство ненавидит Коммунистическую партию… Если вы теперь пойдете в деревню, вы увидите, что они всеми силами нас ненавидят… Если сейчас ничего серьезного из этого факта не проистекает, то только потому, что нет силы, которая организовала бы их», — заявлял В. В. Кураев.

То обстоятельство, что большевики победили своих врагов в ходе Гражданской войны, не избавило их от тех недостатков, которые были характерны для многих из них: максимализм в суждениях и решениях, склонность погрязать во внутренних распрях и навязывать категоричные суждения несогласным с ними. Даже после успешного завершения Гражданской войны большевики могли потерпеть крах, если бы не способность немногих советских руководителей во главе с В. И. Лениным реалистично оценивать быстро менявшуюся обстановку и быстро реагировать на острые ситуации.