Маломощных середняков тоже щадили: 33 % хозяйств с доходом до 150 руб. заплатили всего 6 % общей суммы взимаемых налогов
[253]
. Как видим, и в 1928 году 70 % крестьян фактически принадлежали к бедноте.
Колхозы тоже облагали слабо — в 2–2,5 раза меньше в расчёте на едока, чем единоличников. С учётом контингента, который туда собирался, можно было и вообще освободить…
Зато количество зажиточных хозяйств, которые облагались по повышенным ставкам, увеличилось до 6 % против 0,5 % годом ранее. В 1927/1928 гг. дворы с доходом от 500 руб заплатили 32,69 % общей суммы налога, причем больше половины из них попали под так называемое индивидуальное обложение, учитывавшее не только земледельческие, но и все доходы хозяйства.
По правилам, в индивидуальном порядке должны были облагаться 2–3 % дворов, в реальности под него попало чуть больше — 890 тысяч (3,5 %). По инструкциям, это должны были быть хозяйства, сочетающие высокий уровень доходов и их нетрудовой характер. Но при этом право решать, кто именно подлежит, предоставлялось волостным и районным налоговым комиссиям, а как они читали и понимали инструкции — это отдельный разговор. То, что, не глядя и не думая, а исходя лишь из величины надела, облагали индивидуально большие семьи, — это само собой, даже и говорить не о чем. Но бывали случаи и похлеще.
Из письма М. И. Калинину:
«Мое хозяйство было всегда и считается до настоящего времени середняцким, а весной н. г. был поднят в сельсовете вопрос о причислении меня к группе бедняков. Но вдруг получаю окладной лист № 212, где на меня наложено налога в инд. порядке 139р. 65 к… Конечно, никогда не смел и думать пользоваться наёмным трудом, я сам до последнего времени был в батраках. Семьи имею 8 едоков, трудоспособный единственный сын Кузьма — в Красной Армии, а более трудоспособных нет. Я стар. А почему лее на мое бедняцкое и красноармейское хозяйство наложили налог, на уплату которого нужно продать все хозяйство? Причину этого сказал член комиссии: „Он в церковь ходит, нужно его проучить“».
Воспитатели, мать вашу! Ну и как с такими работать? А ведь работать приходится именно с такими, других-то нет…
Несколько усилилось и обложение середняка (имевшего от 150 до 500 руб. дохода на двор), хотя повышение было в процентном отношении намного меньше, и сами налоги куда менее обременительны. В 1928/1929 гг. одно кулацкое хозяйство в среднем платило 267 руб. налога против 100 руб. за год до того, а середняцкое — 28 руб. против 17 руб. (т. е. в среднем все те же 10 % дохода). Для богатых хозяйств в 1928/1929 гг. максимальная ставка была повышена с 25 до 30 % и введена надбавка к налогу в 5–25 %, то есть процент напрямую приближался к запретительной черте.
Что можно сказать о таких налогах? Прогрессивные ставки приняты во многих странах, причем вполне капиталистических, так что ничего сугубо социалистического здесь нет. Тяжело, да — но не смертельно и уж всяко не хуже, чем тому же середняку, не говоря уже о бедняке, уровень доходов которого при всех льготах даже и близко не подходит к тому, что остается у кулака в кармане после всех выплат. Кроме того, речь ведь идет о показанных доходах — а все ли они показаны? Едва ли справные деревенские хозяева сообщали в налоговые органы о своих прибылях от хлеботорговли и сложной системы деревенского ростовщичества.
Все же, прикинув вектор развития, кулаки начали свертывать производство. За последующие годы посевная площадь самых крупных хозяйств снизилась. В 1927 году наиболее мощные из них (с посевом больше 17,6 га) засеяли 8150 тыс. га, в 1928-м — 6350 тыс., а в 1929-м — 4704 га
[254]
. Едва ли это означает капитуляцию перед правительством и намерение на самом деле сделаться середняками — скорее уж либо состоялись семейные разделы, выводившие крупные хозяйства из категории зажиточных, либо постепенное перемещение кулаков, по примеру торговцев, в теневой, необлагаемый сектор.
Но в целом обвала, который предсказывали наиболее панически настроенные экономисты, не произошло. Кулаки сократили производство, зато его расширили колхозы и совхозы. Разве что немного упала урожайность, поскольку кулацкие хозяйства все же являлись более производительными, чем социалистические.
…Налогообложение было мерой чисто экономической, направленной скорее против производителей товарного хлеба как таковых, чтобы не играли впредь в азартные игры с государством. А как же быть с настоящими кулаками-мироедами, которые могли и вообще хлеба не сеять? Тут все обстояло гораздо сложнее, хотя и по ним нанесли несколько ударов, отчасти подрывающих их господство на селе. Например, 18 июля 1928 года были установлены новые правила аренды земли, закрепленные и дополненные принятыми в декабре 1928 года «Общими началами землепользования и землеустройства». Предельный срок аренды сокращался с девяти до шести лет, запрещалась субаренда как чисто посредническая операция. Признавалась незаконной аренда земли кулаками или аренда на кабальных условиях, причем в случае такой сделки земля изымалась. Наемный труд разрешался только как вспомогательный, при условии, что члены семьи нанимателя тоже трудятся. Все это несколько ограничило власть кулаков в деревне — но только отчасти. Система ростовщических связей осталась практически нетронутой. Справиться с ней можно было, только подняв уровень бедных хозяйств настолько, что они перестанут нуждаться в услугах сельского ростовщика. На традиционных путях подъема сельского хозяйства эта задача не решалась никак, на колхозных — решалась, но не сразу.
Зато последовали наконец и первые меры против «лодырей». Теперь если хозяйство, несмотря на предоставляемую государственную помощь, все равно не обрабатывало свой надел, а сдавало его в аренду, оно лишалось права пользования сдаваемой землей. Куда крестьянину податься? Это тоже было продумано: одновременно появилось решение о массовом создании совхозов, да и новые стройки требовали рабочих рук. Началась политика постепенного вытеснения из деревни не только кулака, но и самых бедных крестьян.
За два года кулацкие посевы в среднем по стране уменьшились на 15 % и по регионам тоже крутились вокруг этой цифры, за исключением Северного Кавказа, где падение составило 26 %. Постепенно уменьшалось число скота и инвентаря в кулацких дворах, количество хозяев, нанимающих рабочую силу, сократилось на треть, а нанимающих батраков на срок более 50 дней — втрое. Все это, как ни странно, не так уж и подорвало советский аграрный сектор. Валовой сбор зерна несколько уменьшился в 1928 году, но уже в 1929-м выровнялся. Коллапса не произошло.
Зато неожиданно чувствительным оказался удар по культуре производства, поскольку самые богатые хозяйства были одновременно и самыми культурными. Осенью 1928 года председатель организационно-планового бюро Госплана РСФСР П. Парфенов, изучив происходящее на Севером Кавказе, направил в ЦК докладную записку, где сообщил о резком уменьшении интереса крестьян к повышению культуры производства после новой избирательной инструкции, ужесточившей категории «лишенцев». В начале 1928 года в деревне не имели избирательных прав 3 % совершеннолетних жителей (около 2 млн. человек). На местах, как водится, радостно проявили инициативу: стали лишать прав за хождение на отхожие промыслы, посещение церкви, разовое использование наемного труда и т. п. — и плевали они на все постановления и инструкции по отдельности и вместе взятые. Как говорится, «на месте виднее».