Катынь. Ложь, ставшая историей - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова, Иван Чигирин cтр.№ 39

Любой человек, когда-либо имевший дело с отчётом общественной организации о проделанной работе, легко разгадает загадку этой лукавой статистики. Скорее всего, данный пассаж означает, что доктор исследовал тело польского лейтенанта, которого кто-то подгонял к месту казни взятой в качестве трофея советской винтовкой с примкнутым штыком, а потом, подумав про себя: «Ну он же не один такой!» — добавил про «многочисленные другие трупы».

Тем более что Бутц нигде не упоминает, сколько тел они исследовали — лишь даёт понять, что все поголовно. Но сам характер этого исследования заставляет в том усомниться — уж больно оно дотошное.

Кстати, о дотошности. Д-р Бутц, описывая состояние трупов (уж позвольте не приводить его громадные цитаты), признавая хорошую внешнюю сохранность, утверждает, что состояние внутренних органов не соответствует внешности. И приведённые им чрезвычайно детальные акты вскрытия вроде бы это подтверждают. Что совершенно расходится с советским актом экспертизы.

Если бы немцы проводили вскрытия в массовом порядке, от этого факта нельзя было бы отмахнуться. А вот если их было мало, если немецкий патологоанатом исследовал ровно столько трупов, сколько требовалось для его научной работы — несколько десятков, может быть, пару сотен, тогда проблема поворачивается другой стороной и находит объяснение ещё одна неувязка.

Один из необъяснимых моментов данной истории — зачем понадобилось возить в Козьи Горы трупы? Много на трёх-пяти машинах всё равно не перевезёшь, а несколькими сотнями больше или меньше — какая разница? Не собирались же они привезти туда семь тысяч мертвецов, чтобы достичь заявленного в «Официальном материале» количества?

А вот если предположить, что трупы со стороны возили для экспертов — эти странные поездки получают объяснение. Вряд ли патологоанатомы сами ползали по раскопам — скорее всего, они удовлетворялись теми трупами, которые им приносили. И что мешало распоряжавшимся работой людям из ГФН предоставить им не катынские, а более старые тела?

Откуда немцы могли их взять? Например, с кладбищ при советских лагерях военнопленных. Если поляков не расстреливали в массовом порядке, то это отнюдь не значит, что никто из них не мог совершить преступления, караемого смертной казнью, умереть от болезни или несчастного случая. В конце концов, можно было предпринять поездку к местам боёв 1939 года и покопаться в воинских захоронениях, где полно мертвецов в польской военной форме. Что, собственно, мешало немцам это сделать? Да ровным счётом ничего!

…Как видим, акты экспертиз отличаются один от другого кардинально — и в описании могил, и в установлении сроков смерти. Кроме того, вторая экспертиза не нашла практически никаких следов первой. Либо это были какие-то совсем другие могилы (но где тогда те, что были описаны д-ром Бутцем?), либо одна из экспертиз, пардон, лукавит. Какая именно? Авторитет у доктора Прозоровского был ничуть не меньше, чем у доктора Бутца. И что теперь делать — с понимающим видом намекать, как бедный Прозоровский боялся НКВД или как бедный Бутц дрожал перед гестапо?

Впрочем, сам же немецкий доктор, попав в трудное положение, тут же предлагал воспользоваться всем комплексом доказательств, а не одними результатами экспертизы. И что нам мешает сделать то же самое? Перед вами два комплекса фактов и свидетельств — советский и немецкий. Какой весомее?

Весомее советский, но лишь потому, что чекисты были более умелыми мастерами провокаций.

Откуда сие известно?

Как откуда?! Ну вы, батенька, прямо с Луны свалились!! Весь сам Оруэлл подробнейшим образом описал в своём бессмертном романе министерство правды — он его из головы, что ли, выдумал?

…Щенята заметили слёзы злодея

И пискнули разом: «Он маму жалеет!»

Обжора ответил, вздыхая:

«Причина печали другая.

Нет у вас больше родни,

Теперь вы на свете одни.

Я добрый…

Я съел бы и вас,

Но нет аппетита сейчас.

Каким я плохим оказался!» —

И тут крокодил разрыдался.

Джанни Родари. Почему? Отчего? Зачем?

Итак, вот они, факты, представленные так полно, как это возможно было сделать. Сопоставление массивов доказательств советской и немецкой стороны впечатляет, не правда ли? Конечно, если кому хочется верить, что поляков расстрелял НКВД, мы не претендуем на то, чтобы вмешиваться в вопросы веры, только просьба заранее уведомлять: я верю. А холодные наблюдения ума не оставляют сомнений, чьих это рук дело. Тут даже экспертов-криминалистов не требуется, настолько топорно сработали германцы. Фальсификации вообще легки только в политических детективах, а в реальности любой мальчишка, когда-либо подчищавший двойку в дневнике, знает, что даже в таком не самом трудном деле всегда вылезает множество хвостов, и в итоге родители обычно узнают правду.

Но правда стала очевидной позднее, по прошествии десятилетий, после комиссии Бурденко в частности и нюрнбергского процесса в целом. А в 1943 году советское расследование ещё не было проведено.

Наши могли судить о происшедшем в Катыни только из немецких источников да, может быть, некоторые неясные сведения доставляли зафронтовые разведчики и партизаны. А международная общественность знала только одну версию — немецкую. Немцы предъявили очень мало, однако у наших не было вообще ничего, кроме голословных заявлений. Правда, к 1943 году немцы уже показали себя мастерами геноцида, но…

…Но тут надо понимать особенности провокаций доктора Геббельса: они были рассчитаны в первую очередь на так называемую свободную прессу. А это среда, с которой рейхсминистр пропаганды работать умел и прекрасно знал, что, имея возможность выбора, журналист предпочтёт правде туго закрученную интригу. Ещё одним преступлением немцев читателя не удивишь и тираж не поднимешь. А драматическую коллизию: кто всё-таки убил польских офицеров — немцы или НКВД — газеты обсасывают по сей день. Стало быть, сработало.

Пока Красная Армия с боями освобождала Смоленск, пока чекисты среди остатков населения выискивали свидетелей, катынская провокация росла и развивалась в точном соответствии с законами шоу-бизнеса. Какая разница, кто на самом деле убил этих поляков, главное — привлечь и заинтриговать публику, и уж тогда, как ни опровергай ложь, от неё всяко что-нибудь да останется.

Предполагаемая аудитория провокации тоже прочитывается легко. Естественно, геббельсовское пропагандистское шоу предназначалось не для жителей Смоленска. Их везли на катынские могилы для массовки и чтобы получить практику проведения экскурсий — и это, кстати, стало одной из многочисленных ошибок германцев, ибо участники экскурсий потом охотно делились своими наблюдениями с чекистами. Но после того, что творили гитлеровцы на нашей земле, даже пропагандисты из Берлина вряд ли были настолько наивны, чтобы надеяться сагитировать русских.

А вот поляков можно было попытаться немножко обработать в духе традиционной ненависти к «москалям» — подтолкнуть, так сказать, по веками накатанной колее. Это будет не лишним, когда Красная Армия подойдёт к границам Польши. Да и других европейцев неплохо бы пугнуть: мы, немцы, вам не нравимся — так смотрите, какие звери придут нам на смену. Для Европы оккупация была совсем не такой, как для СССР, а репутация большевиков, мягко говоря, там не очень. У них могло и сработать.