Отметив таким образом, что научной базы для исследования не существует, профессор приводит соответствующие теме отдельные изыскания и делает вывод, исходя от работ одного-единственного своего коллеги — профессора Орсоса из Будапешта, и одного-единственного показателя — специфических изменений мозга, открытых профессором и имевших место у нескольких трупов в польских могилах. Какого именно количества — непонятно, поскольку он называет один-единственный случай, а затем прибавляет к нему магическую формулировку «и другие», не уточняя, сколько их, этих «других». Как мы увидим впоследствии, такой финт он применяет постоянно.
Конечно, всё очень по-учёному и впечатляет — если не знать, что основным критерием результата в нормальной (не гуманитарной) науке считается воспроизводимость, а тут о ней речи нет, поскольку массовых могил такой величины никто из немцев ещё не исследовал, а русские едва ли стали бы делиться с доктором Орсосом своими данными. Да и климат и почва под Смоленском тоже, естественно, были не такими, как в Венгрии. Более того, в одном из комментариев к работам о Катыни мелькнула информация, что метод профессора Орсоса, за спину которого прячется Бутц в данном случае, в дальнейшем не подтвердился.
Впрочем, некоторые свидетельские показания советского расследования дают основания полагать, что в могилах могли оказаться и более старые трупы, а уж подсунуть именно их профессору для исследования — дело техники. Ловкость рук — и никаких сделок с совестью!
«Таким образом, чисто научные положения указывают на то, что трупы были зарыты уже годами, про крайней мере уже в течение трёх лет („научные положения“ — то самое единственное исследование венгерского учёного, мягко переведённое во множественное число. — Авт.)»
Впрочем, сделав такой вывод, д-р Бутц тут же даёт задний ход.
«Так как трупные изменения зависят в высокой степени от положения, рода, состава и свойств почвы, а также от вида её увлажнения, то пока ещё нельзя точно высказаться о продолжительности пребывания трупов в земле, в особенности за отсутствием возможности сравнения, как и всегда, при оценке подлежащего исследованию комплекса. Особенно при решении вопроса о давности смерти, необходимо принять во внимание и обстоятельства дела. В этой связи возобновляется значение найденных при трупах документов и газет, главным образом постольку, поскольку из их дат неопровержимо оказывается моментом казни весна 1940 г.».
Оценили, как изящно доктор сделал вывод и одновременно ушёл от ответственности за него? В своей области он вроде бы заявил, что трупы пролежали в земле более трёх лет — и тут же мягко извинился, мол, наука ничего определённого по этому поводу сказать не может, и перевёл стрелки на даты документов, исследованием которых, как он дважды подчеркнул, он не занимался…
Ёлочки, сосёночки зелёные, колючие…
Есть, кроме документов, и ещё косвенные данные, позволяющие уточнить, когда было совершено убийство. Например, состояние оказавшихся в могиле предметов и т. п.
«Не удались попытки получить указания на длительность пребывания трупов в могиле, судя по степени и виду коррозии металлических предметов (пуговицы, знаки различия, фляги, опознавательные жетоны и т. д.). Полученные результаты нельзя было классифицировать вследствие их многогранности. Так, например, у одного и того же трупа поверхность алюминиевой фляги была совершенно не изменена, а сюда же относящийся опознавательный жетон был глубоко изъеден… что очевидно стоит в связи с относительным расположением этих предметов».
Трудно поверить, что эксперты-металловеды не могли решить эту головоломку — простой анализ состава металла дал бы исчерпывающую картину. Однако не соизволили. Зато много внимания немецкие эксперты уделили занимательному естествознанию.
«В противоположность этому, точным вспомогательным указанием служило то, что посаженные только лишь для маскировки на уравненных массовых могилах молодые сосновые деревца представляли собой лесные насаждения, по крайней мере, пятилетней давности, только плохо развившиеся на плохой почве и в тени старых сосен. При микроскопическом исследовании поперечного среза этих стволиков видны были равномерно развитые три наружные годовые круга. Между ними и сердцевиной во всех случаях отмечалось наличие тёмной пограничной линии, позволявшей заключить, что деревья были пересажены три года назад. Так как соответствующие методы маскировки применялись и на гораздо более старых могилах в Катынском лесу, где лежали расстрелянные русские (посадка молодых берёзовых насаждений, втыкание спиленных и искусственно заострённых сосен в землю), то можно было тут же распознать принцип, устранявший всякое сомнение в моменте казни польских офицеров и одновременно указывавший на тех же виновников, что и в случае более старых русских могил в Катынском лесу…»
Неужели профессор является ещё и специалистом по годовым кольцам — или этим, единственным более-менее определённым вопросом, занимался тоже не он? Ищем, ищем… о, есть! Правда, не в этом документе, а в следующем — в протоколе международной комиссии:
«Деревца: на взгляд членов комиссии и по словам привлечённого в качестве эксперта учёного-лесовода фон Герфф, дело идёт о сосновых растениях…» и т. д.
Д-р Бутц не оговаривает специально, что изучением деревьев он не занимается — и так ясно, он ведь патологоанатом, а не лесовод. Естественно, проверить эти наблюдения «комиссия Бурденко» уже не могла, поскольку при раскопках молодые деревца были вырваны и нашли применение в печках и кострах. Но все необходимые сведения можно взять из приведённого отрывка.
Первый пункт: совершенно очаровательная вариация на тему «болел в детстве», призванная скрыть тот факт, что фальсификаторы в очередной раз крупно лопухнулись — не сообразили, что весной 1940 года чекисты должны были посадить не сосновые семечки, а деревца, которые как минимум есть за что ухватить. Вот и пришлось выкручиваться, объяснять, что деревца, мол, на самом деле старше, а виноваты «тёмный лес до небес» да скудный песок. Хотя на самом деле сосновый лес — светлый, молодняк там от недостатка света не страдает. Тем более могила была вырыта на поляне — какие там могут быть старые сосны? Поляна — это по определению место, свободное от деревьев. Что же касается почвы… то, глядя на роскошные сосны, растущие по берегам озёр в Ленинградской области, совершенно невозможно понять, чем здешний песок лучше смоленского.
Пункт второй: годовые кольца. Если малый рост сосенок ещё можно было как-то объяснить, то что делать с кольцами, которых оказалось только три? Пришлось использовать «пограничную линию». Но если оная свидетельствует о том, что деревца были пересажены, то внутри неё тоже должны находиться кольца. Об этом речи нет, в сообщении сказано совершенно определённо: три годовых кольца и тёмная линия, отделяющая их от сердцевины. Куда ещё как минимум два кольца делись?
Более того, любезно согласившаяся нас проконсультировать кандидат биологических наук Татьяна Фёдорова, старший преподаватель кафедры высших растений биологического факультета МГУ, обратила наше внимание ещё на один нюанс. Дело в том, что определить на глаз возраст дерева невозможно, да и едва ли те, кто их там сажал, были так уж сильно этим озабочены. Если деревца брали из окружающего леса (как, вне всякого сомнения, поступили бы чекисты, закончившие «работу» в мае), то они непременно должны были оказаться разновозрастными и к 1943 году насчитывать от четырёх до шести, семи, а то и восьми лет. Между тем экспертам почему-то, как по заказу, попадались именно трёхлетние деревца. В связи с этим Татьяна Анатольевна сделала интересное предположение: саженцы были взяты из какого-то питомника. Зачем понадобилось чекистам гонять машину в питомник, совершенно непонятно. Или в окрестном лесу мало сосновых сеянцев? Да их там сотни!