Катынь. Ложь, ставшая историей - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова, Иван Чигирин cтр.№ 149

В самое последнее время советскими архивистами и историками обнаружены некоторые документы о польских военнослужащих, которые содержались в Козельском, Старобельском, Осташковском лагерях НКВД СССР. Из них вытекает, что в апреле — мае 1940 года на примерно 15 тысяч польских офицеров, содержавшихся в этих трёх лагерях, 394 человека была переведены в Грязовецкий лагерь. Основная же часть „передана в распоряжение“ управлений НКВД соответственно по Смоленской, Ворошиловградской и Калининской областям и нигде больше в статистических отчётах НКВД не упоминается.

Выявленные архивные материалы в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных.

Советская сторона, выражая глубокое сожаление в связи с катынской трагедией, заявляет, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма.

Копии найденных документов переданы польской стороне. Поиск архивных материалов продолжается».

Последняя фраза написана не просто так. Они нашлись, материалы, прямо и полностью подтверждающие вину СССР, но об этом — чуть позже. А пока посмотрим — как же отреагировали поляки? Способствовало ли долгожданное покаяние СССР установлению нормальных отношений с Польшей?

Уже через полтора месяца, 29 мая, те же Яковлев и Шеварднадзе снова пишут в ЦК:

«Польская сторона, освоившая за эти годы методику давления на нас по неудобным вопросам, выдвигает сейчас группу новых требований, нередко вздорных, и в совокупности неприемлемых. Министр иностранных дел К. Скубишевский в октябре 1989 г. поставил вопрос о возмещении Советским Союзом материального ущерба гражданам польского происхождения, пострадавшим от сталинских репрессий и проживающим в настоящее время на территории Польши (по польским оценкам — 200–250 тыс. человек). Речь идёт о выплате 5–7 млрд. руб. В конце апреля с. г. сейм и сенат Республики Польша приняли специальную резолюцию по Катыни, в которой выражается надежда, что правительство СССР рассмотрит проблему компенсации семьям погибших. Цель этих требований раскрыта в польской прессе — списать таким способом задолженность Польши Советскому Союзу (5,3 млрд. руб.).

Стремлением подогревать антирусские и антисоветские настроения продиктована систематически выдвигаемая претензия на выдачу польских культурных ценностей.

МИДРП в конце апреля 1990 г. официально поставил вопрос о возвращении в Польшу ценностей польской культуры, оказавшихся в Советском Союзе „в результате захвата части территории Польши бывшей Российской империей“, „занятии Советским Союзом территории польского государства после 17 сентября 1939 года“, и даже „вывезенных Советской Армией в 1945 году из западных и северных земель Польши“, отошедших от Германии…»

Нет, ну каково! Они не только потребовали возвращения «культурных ценностей» с территорий Западной Украины и Западной Белоруссии, но и тех, что были вывезены с немецких земель, подаренных Сталиным полякам…

«В силу всех этих акций у польской, а отчасти и советской общественности складывается мнение, выгодное нынешним польским властям, о некой односторонней вине Советского Союза. Между тем наш счёт Польше мог бы быть куда весомее. Речь идёт о культурных ценностях украинского, белорусского и русского народов, вывезенных в своё время в Польшу из западных областей Украины и Белоруссии, об огромных затратах на военные операции по освобождению Польши от немецких захватчиков (не говоря уже о моральном факторе — 600 тысяч советских воинов погибли на польской земле), об ущербе, нанесённом польской оккупацией жителям Советской России в войне 1920 года и в последующее время, о компенсации семьям советских воинов, погибших в 1944–1945 гг. в тылу наших войск от рук польского реакционного подполья.

По предварительным оценкам, ущерб, нанесённый Польшей только УССР и БССР, многократно превышает выдвигаемые польской стороной претензии к СССР. Детальная разработка украинских и белорусских потерь проводится, списки некоторых ценностей, находящихся сейчас в польских руках, имеются».

Спохватились, называется! Раньше-то чем думали, когда, ничего не проверив и не изучив, так спешили признавать вину в катынском расстреле…

Да, кстати, а где же эти расчёты? Вот бы посмотреть… И не передаст ли нам польская сторона в обмен на дела польских пленных списки военнопленных 1920 года? Зачем? Ну так… наследничков поискать… Если Катынь — боль и память польского народа, то Тухоль и Стшалково — боль и память народа советского… Так не разделить ли нам боль друг друга, а, панове?

Последним актом этой драмы, в жанре «чёрного фарса», стало уголовное дело № 159 Главной военной прокуратуры СССР, открытое 27 сентября 1990 года.

Уже в мае 1991 года Генеральный прокурор СССР Николай Трубин озвучил предварительные выводы:

«К настоящему времени проверены все архивные учреждения Главархива СССР, запрошены и получены ответы из соответствующих архивов КГБ СССР и МВД СССР, установлены и допрошены оставшиеся в живых бывшие работники Наркомата внутренних дел СССР, в том числе начальник Управления по делам военнопленных Сопруненко, начальник УНКВД по Калининской области Токарев, отдельные следователи, принимавшие участие в допросах как польских военнопленных, так и советских граждан. В различных регионах страны разысканы и дали показания очевидцы трагической судьбы польских военнослужащих.

Собранные материалы позволяют сделать предварительный вывод о том, что польские военнопленные могли быть расстреляны на основании решения Особого совещания при НКВД СССР в течение апреля-мая 1940 года в УНКВД Смоленской, Харьковской и Калининской областей и захоронены соответственно в Катынском лесу под Смоленском, в районе Медное в 32 км от г. Твери и в 6-м квартале лесопарковой зоны г. Харькова».

Прямо-таки умиляет генпрокурор, который перед тем как делать вывод, не соизволил то, до чего додумался бы любой первокурсник юрфака, а именно — не проверил полномочия того органа, на который он «вешал» смертные приговоры. Ну да ладно… С фактами-то у него как дело обстоит?

Из свидетелей, названных прокурором, общественности предъявили только двоих, причём показания одного из них существуют лишь в пересказе журналиста. Лев Елин в журнале «Новое время» описывает, как шёл допрос бывшего начальника УПВ Петра Сопруненко. Трёхчасовое действо он уложил в несколько абзацев.

«Это 83-летний старик, перенесший операцию на желудке и не покидающий свою квартиру на Садовом кольце… Сопруненко тяжело сидеть, он то и дело меняет позу, откидывается на подушку. Его знакомят с показаниями свидетеля, категорически заявившего о причастности Петра Карповича к массовому убийству поляков… Но проходит час, прежде чем Сопруненко начинает „вспоминать“. И видно, что ему, которого многие до сих пор считают палачом, страшно. До сих пор страшно. Худой, измождённый старик раскачивается, вскакивает, чёрной тенью нависая над столом, нервно трёт голову. Он до конца допроса будет изворачиваться, клясться, что это не его подпись стоит под документами, равносильными приговорам…»

Интересно, а чего боялся бывший начальник УПВ? Ведь эти документы — они давно опубликованы — не равносильны приговорам. Часть из них мы рассмотрели, остальные такого же свойства, сборники документов вполне доступны. Чего же он боялся? Почему клялся, что это не его подпись под совершенно невинными бумагами?