Сталин и деньги - читать онлайн книгу. Автор: Арсений Зверев cтр.№ 19

«Левые», несколько оживившись в связи с борьбой против кулачества и болтая, что это «их лозунг», собирались сделать ставку не только на студентов-горожан, но и на какую-то часть старых членов партии среди институтских преподавателей. А «правые» ориентировались в вузах на студентов из крестьян. Среди студентов МФЭИ тоже имелись выходцы из зажиточного и даже богатого крестьянства. Это обстоятельство предъявляло к нашей партийно-массовой и идеологической работе повышенные требования. Немало времени уделяли мы в связи с этим заслушиванию на партийных заседаниях докладов руководителей кафедр. Обычно докладам предшествовала тщательная проверка. Мы слушали лекции, внимательно читали учебные пособия, стараясь дать политическую оценку их содержанию. Случалось, партком предлагал освободить заведующих кафедрами. А однажды мы допустили явный перегиб, приняв сгоряча постановление о роспуске целой кафедры, которую возглавлял беспартийный ученый. К счастью, на дальнейшей его работе это не отразилось, и он впоследствии обогатил советскую экономическую науку многими полезными трудами.

В подобном отношении к профессуре проявлялись отчасти пережитки махаевщины. В. К. Махайский, польский анархо-синдикалист, «прославился» своими нападками на интеллигенцию. Он выдвинул теорию о том, что интеллигенция наряду с капиталистами и помещиками – это особый класс, который паразитирует на теле трудящихся. Капиталисты и помещики эксплуатируют рабочих и крестьян, опираясь на свою частную собственность, а интеллигенты – опираясь на свои знания. Социализм, дескать, типичная интеллигентская выдумка, одна из форм обмана трудящихся: «интеллектуалы» хотят построить такое общество, где они будут обладать монополией на науку, а трудящиеся – работать на них.

Партия резко критиковала «махаевщину» и боролась с ней. Постепенно неверные взгляды изживались, тем более что после разгрома внутрипартийной оппозиции, перестройки на новый лад старых специалистов и появления новой интеллигенции исчезла необходимость осуществлять прежний контроль над кафедрами…

В то время еще существовали продовольственные карточки, свободной продажи основных продуктов в государственных магазинах не было. Одной из забот партийной организации было организовать питание студентов. Своей столовой мы не располагали. Заместитель директора по хозчасти рассыпал тысячи обещаний, но и не думал предпринять что-либо реальное. Партийная организация поставила этот вопрос на одном из своих собраний и заявила, что привлечет нерадивого администратора к ответственности. Только после этого он зашевелился, и вскоре столовая заработала. При институте организовали подсобное хозяйство. Учащиеся стали регулярно получать дешевые и притом сравнительно сытные обеды. В шутку студенты вели «летосчисление» институтских событий от основания столовой. Можно было услышать в разговоре: «Это случилось за три месяца до основания столовой…» Припоминается такой забавный эпизод. Именно в «достоловское» время мы слушали лекции И. В. Ребельского, автора популярной брошюры «Азбука умственного труда», о системе организации повседневной работы. В одной из лекций он уделил много внимания тому, чем питается человеческий мозг, а затем рекомендовал слушателям есть… черную икру, сметану, сливочное масло и белорыбицу. Конечно, мы относились к подобной рекомендации с юмором. В связи с этим вспоминается такой эпизод.

Наша студенческая бригада в составе четырех человек (тогда существовал так называемый бригадный метод обучения и в школах, и в институтах) готовилась к сдаче теоретического задания по методологии политической экономии, в которое входил разбор философских предпосылок политэкономических учений. Мы еще не изучали диалектического материализма и не владели марксистско-ленинской методологией. Конечно, такое построение учебного плана было неправильным. Но что поделаешь? И вот сидим мы и ломаем головы над начальными главами «Капитала», где, как известно, Маркс широко пользуется, при описании менового процесса, диалектическими метаморфозами. Читаем о соответствующих «превращениях» пшеницы в сапожную ваксу, сюртуков в железо и о тайнах товарного фетишизма. Предварительно заглядываем в учебное пособие, составленное одним из экономистов. Но оно еще больше запутывает вопрос и лишь мешает усваивать железную логику марксовых рассуждений. Особенно мучается член нашей бригады Буряк. Мы по очереди объясняем ему суть задания. Вроде бы товарищ все понимает. Однако, как только возьмется он после этого за пособие, нить последовательно излагаемых тезисов рвется, Буряк опять становится в тупик. Наконец он махнул рукой, швырнул учебное пособие, свалился в отчаянии на кровать и пробасил: «Наверное, все теоретики ели одну икру!»

Наличие столовой значительно улучшило студенческий быт. Но с ней были связаны и некоторые неприятности. Приходит однажды в партком инспектор по хозяйственной части и сообщает, что нашу столовую, находившуюся на Басманной улице, неподалеку от МФЭИ (институт располагался в Бабушкином переулке), опечатала милиция Бауманского района. Я и председатель месткома тотчас отправились к начальнику районного отделения милиции. Тот беседует с нами очень вежливо, сочувствует студентам, однако говорит, что в этом помещении будет открыта столовая другого учреждения, и показывает нам официальное распоряжение. Понятно, что распоряжение должно выполняться. Значит, милиция ничем помочь нам не сумеет. Мы направляемся к Д. С. Коротченко, работавшему тогда председателем исполкома Бауманского райсовета, впоследствии видному партийному и государственному деятелю.

Двумя годами позже, когда он являлся секретарем Бауманского, а затем Первомайского РК ВКП(б) в Москве, мы крепко подружились, тем более что работали по соседству (я был секретарем Молотовского райкома партии). Коротченко сразу нас принял, сочувственно отнесся к жалобе и сказал, что мы можем не беспокоиться, распоряжение будет отменено. (Позднее он признался, что опечатали столовую по его инициативе. У районных Советов – всегда масса нужд. Помещений в столице не хватало. Понадобилось срочно предоставить несколько комнат какому-то важному учреждению. Исполкому дали указание выйти из затруднительного положения силами самого района. Под руку попались студенты…) Демьян Сергеевич попрощался с председателем месткома института, а мне предложил пойти вместе с ним в РК ВКП(б). Я удивился – что за срочность? Оказывается, Коротченко знал о намерении райкома предложить мне должность заведующего Бауманским райфинотделом. В райкоме это подтвердилось. На мой довод, что я еще учусь, собираюсь в аспирантуру, секретарь райкома Н. В. Марголин ответил, что советует мне еще раз все продумать. Договорились, что ответ дам через неделю.

Подумать мне было о чем. Если я не приму предложения, это значило снова жить в общежитии, вдали от семьи. Райком же обещал мне предоставить квартиру и помочь решить вопрос с учебой. Я принял предложение.

До окончания института оставалось полгода. И все это время я уже работал в райфинотделе. И без того «укороченные» сутки стали еще короче. Но вот наступает и момент выпуска. В торжественной обстановке нам вручают дипломы. Итак, за плечами 33 года жизни, прежде чем я стал «финансистом-экономистом по бюджету и финансовому плану», как было записано в моем дипломе.

Теперь наконец и семья была со мной. Все мы очень радовались этому. Годы летели так быстро, будто прошло не десять лет, а месяцы с того дня, как мы познакомились с моей Екатериной Васильевной на комсомольско-молодежной вечеринке. Задорной, веселой Катюше было тогда пятнадцать лет. Она отплясывала и подшучивала над некоторыми неуклюжими парнями. Но жизнь у нее, как оказалось, была не такая уж безоблачная. Отец Кати, коренной москвички, умер рано, оставив на руках матери шестерых детей. Спасаясь от голода, семья уехала к родственникам в нашу деревню. Потом Катя жила у старшей сестры в Клину. Там-то мы и познакомились. С 1925 года Катя работала ученицей в ватерном цехе Трехгорной мануфактуры, а еще через год мы поженились. Нашего первенца мы назвали в память о В. И. Ленине Владимиром. Потом у нас родились Олег и Раечка. И вот теперь мы все вместе. Квартиру мне дали в Леонтьевском переулке. К моему ужасу, Екатерина, перебираясь в Москву, захватила с собой и кур, которых ей было жалко бросать, да и ребятишки не хотели с ними расставаться. Куры были совсем тихие. Днем их дергали за хвосты все дворовые мальчишки, а вечером их загоняли в переднюю. Долго мы потом в семье вспоминали это.