Великий де Голль. "Франция - это я!" - читать онлайн книгу. Автор: Марина Арзаканян cтр.№ 28

Табак был настоящей страстью де Голля. Он выкуривал сорок сигарет за день да плюс к этому две сигары. Генерал также имел всегда при себе фляжку с легким, сладким, почти безалкогольным шампанским. Время от времени он отхлебывал из нее маленький глоточек {210}.

С начала августа по конец сентября 1942 года де Голль совершает большое путешествие по территориям «сражающихся французов» в Африке и на Ближнем Востоке. 5 августа он отправляется в Каир. Генерал прибыл в египетскую столицу почти одновременно с Черчиллем, который следовал через Тегеран в Москву на встречу со Сталиным.

Глава Сражающейся Франции тоже хотел побывать в Москве. 8 августа в Лондоне профессор Дежан явился от его имени к Богомолову и заявил: «Если советское правительство хочет пригласить де Голля в Москву для личного свидания, то он будет очень рад принять такое приглашение, использовав свое пребывание на Ближнем Востоке как удобный случай для визита в СССР» {211}. В тот же день Роже Гарро в Москве повидался с заместителем наркома иностранных дел Владимиром Георгиевичем Деканозовым и сказал: «Де Голль находится в Каире. Он был бы готов, если Советское правительство сочтет это желательным, прибыть в Москву на 2–3 дня» {212}. Однако приглашения приехать в столицу СССР де Голль не получил. На это Гарро пожаловался секретарю Коминтерна Андре Марти. «Как жаль, – подчеркнул он в разговоре, – что на просьбу де Голля пригласить его сюда ему не дали никакого ответа. Это единственный случай в моей тридцатилетней карьере, что с 8 августа я не получил никакого ответа, после того как встречался с Деканозовым. Я понимаю, когда мне объясняют, что обстановка неудачная. Но что сейчас думает генерал, не получая от меня никакого ответа по его запросу?» {213}

Действительно, Сталину было не до де Голля. Немцы вышли к Сталинграду. А Великобритания из-за большой опасности на северных морях на время отказалась от отправки конвоев с военными грузами в Архангельск. Вопрос об открытии Второго фронта тоже откладывался. Обо всем этом Сталин и беседовал с Черчиллем в Москве 12 августа. А де Голль пока смог добиться от СССР только разрешения на создание французской эскадрильи «Нормандия» для ее последующей отправки на Восточный фронт.

Объехав свои африканские владения, 25 сентября 1942 года де Голль вернулся в Лондон. Он не был доволен положением Сражающейся Франции. Камнем преткновения между ним и союзниками оставалась ситуация с Ливаном, Сирией и Мадагаскаром. Генерал упорно добивался, чтобы Великобритания и Соединенные Штаты признали его власть над этими территориями. Но Черчилль и Рузвельт не торопились это сделать и вообще считали претензии де Голля необоснованными.

30 сентября глава Сражающейся Франции в очередной раз при личной встрече пытался потребовать от премьер-министра Англии признания за собой приоритетных прав на Сирию, Ливан и Мадагаскар. Однако Черчилль не уступал. Де Голль пришел в ярость и заявил, что он положит конец их сотрудничеству. Тогда британский премьер закричал:

«Вы говорите, что вы – Франция! На самом деле вы – не Франция! Я не признаю вас как Францию. Где эта ваша Франция?»

Де Голль постарался сдержаться, но все-таки не преминул заметить: «Если я не Франция, то почему вы ведете со мной этот разговор?» А Черчилль не унимался: «Самый худший враг для вас вы сами. Работать с вами невозможно. Вы сеете раздор везде, где появляетесь… Вместо того, чтобы вести войну с Германией, Вы ведете ее с Великобританией» {214}. Собеседники расстались, так ни о чем и не договорившись.

В своих воспоминаниях Черчилль так охарактеризовал де Голля: «Я знал, что он не был другом Англии, но я всегда признавал в нем дух и идею, которые навсегда утвердят слово «Франция» на страницах истории. Я понимал его и, негодуя, одновременно восхищался его высокомерным поведением. Эмигрант, покинувший свою страну, приговоренный к смерти, он находился в полной зависимости от доброжелательности сначала английского правительства, а затем правительства Соединенных Штатов. Немцы захватили его родину, у него нигде не было настоящей точки опоры. Тем не менее он противостоял всему. Всегда, даже тогда, когда он поступал наихудшим образом, он, казалось, выражал индивидуальность Франции, великого государства со всей его гордостью, властностью и честолюбием» {215}. Но эти строки были написаны после войны, когда оба политика оказались уже не у дел. А пока главе Сражающейся Франции еще не раз придется отстаивать перед союзниками свое право на существование.

В октябре де Голль принимал в Лондоне лидеров Сопротивления. На территории Франции объединением различных группировок в единое целое занимались Жан Мулен в южной зоне и Жильбер Рено (известный под псевдонимом полковника Реми) в оккупированной немцами части страны. Де Голль поручил Реми войти в контакт с коммунистами, игравшими решающую роль в движении Сопротивления, и просить их прислать в Лондон своего представителя. Однако лидер действующей в подполье ФКП Жак Дюкло, получавший директивы из Москвы от руководителей Коминтерна Георгия Димитрова и Андре Марти и находившегося в СССР Мориса Тореза, пока не выходил на связь с голлистами.

В конце октября де Голль проехал с инспекциями по английским портам, где базировались морские силы «сражающихся французов». Генерал повидался с сыном, смог побыть немного с ним вместе, отдохнуть, расслабиться. Они прошли в сумерках вдоль гавани Портсмута. Де Голль задумчиво, как в молодости, смотрел вдаль. Ему так хотелось разглядеть французский берег. Сколько морей он повидал за годы войны! Генерал вспоминал огромные синие с белыми барашками волны Атлантического океана, подступающие к столице Габона Либревилю, лазурные воды Средиземного моря, плещущиеся у берегов Бейрута. И вот теперь эти суровые серые волны, разбивающиеся вдребезги о британские утесы. Смотря на них, де Голль тихо прочитал сыну строки стихотворения Гюго:

On doute

La nuit

J’écoute:

tout fuit

tout passe

l’espace

efface

le bruit {216}.

Мрак слышит

Ночной,

Как дышит

Прибой,

И вскоре

В просторе

И в море