Казнь СССР - преступление против человечества - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мухин cтр.№ 38

В уличной компании нашим другом был Дима Пинхасович, в нем было плохо то, что он мог задраться к чужим и затеять драку тогда, когда она и даром не была нужна. Потом я пришел к выводу, что этим он скорее всего хотел показать нам, что хотя и еврей, но не трус, но нам-то его еврейство было без разницы, а приключений на свою шею и от него вполне хватало.

В моем классе, думаю, тоже были евреи, но опять-таки их еврейство никого не волновало, поскольку они ничем и ни в чем от нас не отличались. А вот учителя в моей родной 43-й школе, как я сейчас думаю, чуть ли не наполовину были евреи. Думаю, что директор школы Лясота Иван Ильич был еврей, моя классная руководительница Нинель Семеновна тоже, думаю, была еврейка. Когда я в первый раз не поступил в институт и она узнала, что из-за тройки по письменной математике, то чуть не заплакала. Она преподавала алгебру и геометрию, а я хотя и не был медалист, но учился-то хорошо, четверок у меня было мало, и, главное, она считала меня способным именно в математике. Мне ее даже жаль стало. Впрочем, из-за моего непоступления в институт меньше всего, по-моему, переживал только я, мне кажется, что даже пацаны нашей компании были мною недовольны, так как ожидали от меня большего.

Евреем был и учитель физкультуры Аркадий Ильич, по школе, как и полагается учителю физкультуры, он ходил в кедах, тренировочном костюме и с секундомером на шее. Был блюстителем порядка: как ледокол, врезался в толпу и за уши растягивал дерущихся. Мужчина он был крупный и, как и все крупные люди, добродушным, тем не менее его авторитет, безусловно, признавали и хулиганы из старших классов. Расскажу о нем пару случаев.

Как-то мы нашли коробку из-под обуви, а они в те годы были еще редкостью, и их редко выбрасывали. Возникла мысль устроить хохму, хотя и хорошо известную, но, тем не менее, с вероятностью, что на нее все же какой-нибудь дурачок купится. От бокового входа в школу вела асфальтовая дорожка, по обе стороны ее, где-то в метре, высокий штакетник отгораживал клумбы. Мы нашли кирпич, положили его в коробку, а коробку – в полуметре от дорожки, чтобы было как раз под правую ногу. А сами стали у входа и делаем вид, что разговариваем. Открывается дверь, выходят девочки, опять выходят девочки, ждем-ждем, а пацан из школы никак не выходит. И вот, наконец, вышел… Аркадий Ильич! У нас сердце екнуло – хоть бы не заметил! А он сначала вроде и не заметил – прошел, но остановился, вернулся, подмигнул нам и как вмажет правой по кирпичу! Мы ласточкой перелетели через штакетник на клумбу и по ней за угол. Мужик-то он добродушный, но уши надо было спасать.

Где-то в классе седьмом или восьмом заболел у нас учитель, и завуч послал Аркадия Ильича посидеть в нашем классе, чтобы мы не сильно шумели. Аркадий Ильич сел и предложил нам задавать ему любые вопросы. А я в это время прочел про полеты на дирижабле, в книге была и картинка: сигарообразная гондола, хвост как у ракеты, а снизу прикреплена кабина пассажиров – и все. Возник вопрос – а за счет чего он летает? Я думал, что у него, как у ракеты, сзади из сопла должна выходить струя газа, но если легкий газ выйдет из гондолы, то дирижабль упадет. Тогда за счет чего же он летит над землей? Меня этот вопрос занимал, и я тут же задал этот вопрос Аркадию Ильичу. Он встал, нарисовал на доске дирижабль и пририсовал к кабине двигатели с воздушными винтами. Их в книге на картинке не было, и я, честно говоря, не поверил, но потом оказалось, что это так. Таких умных вопросов в классе больше не было, а тогда, надо сказать, мальчишки чаще всего просили взрослых рассказать про войну.

Под Корсунь-Шевченковским Аркадий Ильич командовал пулеметной ротой и рассказал нам, как немцы пытались вырваться из окружения через позиции его пулеметчиков. Он говорил, что была метель и ветер нес снег им в лицо, наступающие немецкие цепи они увидели достаточно поздно, и им пришлось бить их почти в упор. Перед пулеметами были валы из убитых – такими плотными цепями атаковали немцы, но тем не менее они не прорвались. «А утром, – рассказывал Аркадий Ильич, – осмотрев трупы, мы выяснили, что это были не немцы, а власовцы». Об этих подонках, кстати, тогда стыдились говорить, и я впервые узнал, что у нас были предатели, служившие немцам, от Аркадия Ильича.

Потом, когда в перестройку из власовцев стали делать героев, то стали говорить, что эти овечки, дескать, на советско-германском фронте вообще не воевали. Но я помнил рассказ Аркадия Ильича и автоматически искал его подтверждения. И вот в книге немца Пауля Кареля «Восточный фронт» в описании им героизма окруженных под Корсунь-Шевченковским немецких войск встретил:«Ежедневный доклад 8-й армии на вечер 11 февраля 1944 года оценивает личный состав двух окруженных корпусов, включая русских добровольцев, в 56 000 человек»– это о количестве окруженных под Корсунь-Шевченковским немецких войск. Как видите, наши предатели в их составе тоже были. И еще:«Пробило 23 часа – час «Ч». Ночь абсолютно темная: ни луны, ни звезд. Термометр показывал четыре градуса ниже нуля, но с северо-востока завывал ледяной ветер. К счастью, он дул в спину колоннам и в лицо часовым неприятеля. Временами сильные порывы ветра поднимали снег. Выгодная погода для тех, кто надеется остаться незамеченным». Как видите, и эта подробность из рассказа Аркадия Ильича подтвердилась.

На заводе

Потом началась юность, я не поступил сразу после школы в институт и начал работать на заводе им. Артема. Здесь работал в котельно-кузнечном цехе мой отец, до армии здесь работал мой брат, само собой, что и мне не надо было долго думать, где работать. Стал я учеником слесаря-инструментальщика в инструментальном цехе, цех изготовлял для завода инструмент, начиная от специальных фрез и кончая пресс-формами, и различную оснастку, от кондукторов до держателей резцов. Мне, как и всегда в жизни, повезло – моим учителем слесарного дела был Герман Иванович Куркутов, он был, наверное, русский, поскольку родом был откуда-то с Урала. Научиться у него я ничему бы не смог, поскольку его квалификация была слишком велика, но он очень добросовестно и специально учил меня с азов.

Слесарку возглавлял мастер, слесарей было 10–15 человек и человека 3 учеников, которые должны были учиться 6 месяцев, получая 35 рублей ученических. Было несколько слесарей-асов, у них был 6-й разряд (у Германа – 5-й), среди них был и дядя Миша (фамилии не помню), он был еврей. Я, еще когда поступал на завод, то в заводоуправлении увидел его портрет на стенде изобретателей, ниже висели авторские свидетельства на его изобретения с удивившими меня красными печатями. По-моему, он был единственным изобретателем-рабочим. В слесарке дядя Миша специализировался на ремонте мерительного инструмента для всего завода – восстанавливал точность микрометров, штангенциркулей и прочего. В памяти у меня сохранился такой случай с участием дяди Миши.

Герман «ставил мне руки», то есть добивался их твердой четкости, чтобы они умели сделать напильником линию любой кривизны с заданной точностью, чтобы они чувствовали обрабатываемый металл и металл инструмента при работе зубилом, ножовкой, метчиками и лерками. Начал он с того, что дал мне изготовить квадрат 100х100 мм из 3-мм стали, стороны его при проверке лекальной линейкой должны быть абсолютно ровными, углы точно 90°, а размеры сторон отличаться от 100 мм на 0,05 мм. Несколько этих квадратов я для начала испортил и выбросил в металлолом, но потом сделал такой, который Герман признал за годный, теперь уже он его выбросил и распорядился делать следующий. Я сделал, он его выбросил и дал делать очередной. Мне надоело, я начал возмущаться нудностью и явным ученичеством этой работы, тогда Герман пошел к мастеру и взял у него чертеж на настоящий шаблон с нарядом слесарю 2-го разряда – такому мне предстояло стать после окончания учебы. Вот Герман и предложил мне выполнить эту работу.