Великий Тамерлан. "Сотрясатель Вселенной" - читать онлайн книгу. Автор: Яков Нерсесов cтр.№ 69

Не исключено, что он мог обладать некоторым совершенно особым даром воздействия на психику находившегося с ним в контакте человека или даже нескольких людей. Его совершенно невыносимый взгляд пронзал людей насквозь, как бы «пригваждывал» их, словно бабочек к стене, на какое-то нужное Тамерлану время. Этот дар позволял ему очень редко ошибаться в людях, в их истинных намерениях и чаще всего быть готовым к самым наихудшим поворотам событий. Много потом ходило разговоров о его совершенно особой прозорливости, в частности о его невероятно вещих снах.

Рассказывали, что Тамерлан очень любил демонстрировать окружающим свою совершенно особую набожность: он не только постоянно перебирал свои черные нефритовые четки. По его приказу для него был сооружена разборная мечеть, которую он мог возить с собой в бесконечных походах для регулярных молебнов. Был ли он в этом искренен. Дело в том, что в случаях острой необходимости он умел «нарушать» законы Корана, в частности когда того требовали обстоятельства его личной власти и целостности его огромной державы. Он никогда не отказывал себе в беседах с дервишами, к которым выказывал почтение с раннего детства. Так он с любопытством присутствовал на диспутах богословов, в частности на спорах шиитов с суннитами. Сам он отдавал предпочтение суннитам, но когда надо было превращался в шиита. В области религии он в обще предпочитал вести тонкие политические игры, поддерживая то суннитов, то шиитов.

Будучи в Анатолии он скрашивал свои вечера тем, что созывал ученых мужей и просил их поспорить в его присутствии о самых красивых вопросах науки и веры, о Боге, о жизни, о смерти и человеческой судьбе. В общем, он любил и умел общаться со священнослужителями. Насколько нам известно он весьма уважительно относился к разным религиям, порой умело ставя их представителей себе на службу. Более того, у него даже был духовный наставник, причем не один! Первым духовным наставником Тимура был наставник его отца суфийский шейх Шамс ад-дин Кулял. Главным же духовным наставником Тимура был потомок пророка Мухаммеда шейх Эмир Сейид Береке (Барака). Именно он вручил Тимуру символы власти: барабан и знамя, когда он пришел к власти в 1370 г. Вручая эти символы, Эмир Сейид Береке предсказал эмиру великое будущее. Он сопровождал Тимура в его больших походах. В 1391 г. он благословил его перед битвой с Тохтамышем. В 1403 г. они вместе оплакивали неожиданно скончавшегося престолонаследника – Мухаммад-Султана. Мир Сейид Береке был похоронен в мавзолее Гур Эмир, где у его ног был похоронен и сам Тимур. Другим наставником Тимура был сын суфийского шейха Бурхан ад-дина Сагарджи Абу Саид. Тимур приказал построить мавзолей Рухабад над их могилами.

И тем не менее забота о благополучии служителей культа порой не мешала ему в случае острой необходимости вступать с ними в конфликт и даже предавать смерти. А его солдатня, если не получала специального приказа о сохранности жизни священнослужителей (и священных предметов), и вовсе могла развлечения ради вешать их подобно люстрам в мечетях!

…Между прочим, у Тамерлана, как у истинного тюрка, строго соблюдался запрет на пролитие крови вельможных лиц. Их отправляли в свет иной через повешение или удушение. Таким образом, им обеспечивали их будущую жизнь, или, скорее, чтобы у них была возможность воскреснуть, что было бы невозможно, когда душа (через пролившуюся кровь) покинула бы тело. Зато простолюдинов можно было умерщвлять как душе угодно.

Рассказывали, что помимо поэзии и прозы он умел ценить произведения искусств. Так, помимо известной коллекции манихейской живописи у него имелись совершенно уникальные изделия: золотой, инкрустированный эмалью и самоцветами поставец, в котором стояли 6 стеклянных сосудов и полдюжины чаш, украшенных жемчужинами; золотой стол, декорированный огромным изумрудом; цельнозолотое дерево, ствол которого был толщиной с человеческое бедро и на нем вместо фруктов висели рубины, изумруды, украшения из бирюзы, сапфиры и жемчужины, а на ветвях сидели золотые птицы. Тамерлан любил заказывать миниатюристам портреты, как свои, так и членов своей семьи (причем обязательно правдоподобные), а также фрески, повествующие о его битвах и празднествах. О его исключительном интересе к архитектуре и говорить не приходится: недаром в конце XIV в. его любимый Самарканд превратился в главный культурный центр всей Азии и продолжал таковым оставаться и после его смерти весь XV в.

Тамерлана нельзя было назвать человеком пьющим: в быту он не пил, но когда справлялись какие-либо важные праздники либо соответствующие всеобщему веселью церемонии, то он мог пить без ограничений, не теряя при этом самоконтроля. Здесь он явно следовал старинной мудрости: «Нельзя быть властелином мира, не будучи хозяином самого себя».

В то же время он обожал грандиозные зрелищные празднества и военные парады и пышное градостроительство. Здесь он, пожалуй, не знал меры. Тяга к зрелищам вдохновляла его и на самый ужасные поступки, в частности массовые обезглавливания покоренных народов и сооружение из их черепов «башен-минаретов». Именно с ними в памяти народов его имя осталось навеки. Историки дискутируют о его патологической жестокости, называя его садистом, палачом и «Извергом из Извергов».

В то же время, Тамерлан очень остро переживал, особенно на склоне лет, смерть каждого из его близких родственников либо тех кем он всю жизнь восхищался. В этих случаях он был способен на проявление неожиданной для окружающих с его стороны истинной любви, как например, к своей сестре Туркан-Ака, отцу Тарагаю, первенцу Джахангиру, дочери Эке-беке, внукам Улугбеку и Мухаммед-Султану или своему духовному наставнику эмиру Сейиду Бараку. Но круг этих особ особо приближенных к его душе был крайне узок.

Рассказывали, что он ценил сделанные ему подарки. Так, когда знаменитый тунисский мудрец Ибн Хальдун, с которым он долго и с интересом общался во время своего Сирийского похода, подарил ему что-то из своего скромного имущества, то он принял этот незначительный, с точки зрения могущественнейшего и богатейшего человека той поры дар как исключительнейшую для него ценность. В ответ он приобрел маленького мула Ибн Хальдуна по цене престижнейшего чистокровного арабского скакуна. Правда, подобных поступков нам известно очень мало, в отличие от рассказов об десятках и сотнях невиданных жестокостей по отношению к уже покоренным народам.

На войне для него все средства были хороши – лишь бы они приносили положительный результат. Так готовясь напасть на Баязида, Тимур разбил лагерь на Араксе, построил казармы для огромной массы войск и распустил слух о том, что весной начнет поход на своего «блудного сына» Тохтамыша. Была ли это ложь или типичная военная хитрость. В то же время рассказывали, что он ценил преданность своих вассалов, а также подобное качество у вассалов своих врагов. Так, когда эмиры (военачальники) Тохтамыша предложили ему свои услуги, он якобы заявил: «Я был возмущен. Я сказал себе, что они предадут меня так же, как предали своего господина». И тем не менее в судьбоносной битве под Ангорой он по слухам перекупил у Баязида ордынцев, что существенно повлияло на исход сражения. Впрочем, a la guerre – comme a la guerre («на войне – как на войне»). Не так ли?

По примеру Александра Македонского, или, как издревле называли того на Востоке, Искандера Двурогого, о котором Тамерлан был весьма наслышан, он уважительно относился к ученым, поэтам и мудрецам, вводил их в свое окружение. По данным Алишера Навои, Тимур хотя и не писал стихов, но очень хорошо знал и поэзию, и прозу, и, кстати, и к месту умел поддержать беседу. Недаром он постоянно держал при себе чтецов рассказов, предпочитая слушать сочинения по истории.