Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Щербаков cтр.№ 101

Всё это хорошо было видно в 90-е годы. Бывшие эмигранты с гордостью вещали: «Мы победили коммунизм!» А то, что страна оказалась в… понятно где, это неважно! Зато демократия.

Новое время, старые песни

Описывать биографию Бориса Березовского, я думаю, нет смысла. Об этом написано много статей и книг [84] . Так что отметим только факты в рамках темы этой книги. Опальный олигарх оказался в эмиграции в 2001 году и заявил о себе как о непримиримом противнике существующего в России режима. Ну, противников этого самого режима хватало и хватает. Причем выступающих с самых разных идейных позиций. Откровенно говоря, он далек от идеала. Так вот, господин Березовский выступил с критикой с «ортодоксальных» либеральный позиций. То есть, по сути, повторял то, что говорили ребята из НТС. Поскольку В. В. Путин в прошлом офицер КГБ, то получалось, что в России взяла власть «кровавая гэбня». А что нужно? Правильно. Развалить всё, что еще не развалили, и на руинах ликовать о «торжестве демократии».

Вот тут начинаются странности. Березовский уж точно неглупый человек. Для того, чтобы выбиться в олигархи, нужны определенные мозги. Те, у кого их не было, лежат на кладбищах. К примеру, меня вот водил один из бывших авторитетов (ныне – уважаемый бизнесмен) по кладбищу в Новокузнецке и показывал могилы, поясняя, кто кого и когда завалил. Это я к тому, что господин Березовский не мог не понимать: либеральное словоблудие у подавляющего большинства населения России вызывает рвотный рефлекс.

Вот что непонятно. Даже если Березовский заинтересован в развале России, то существуют разные варианты разрушительной идеологии, например, под «патриотическим» соусом, не вызывающие такого отвращения у граждан. Но вот Березовский выступил в самом непопулярном жанре. Из всех его заявлений более известны два. Первый – это тезис о том, что взрыв домов в Москве на Дубровке осуществила ФСБ. Зачем? А для того, чтобы восстановить народ против «чеченских борцов за свободу». Хотя вообще-то этим самым борцам и так не сочувствовал никто, кроме откровенно проплаченных Западом «правозащитников» и ничтожной кучки либерал-идиотов, именующей себя «творческой интеллигенцией».

Второй раз Березовский поднял шорох в 2006 году, заявив, что в течение года собирается свергнуть власть в России. Книга пишется в 2012 году – и на момент ее написания никаких серьезных сил, готовых свергнуть власть, не имеется. Что еще? Ну, да, режиссер Павел Лунгин снял в 2002-м фильм «Олигарх», в котором повествуется о честном бизнесмене, который поднимает дело «с нуля» и вынужден бороться с «кровавой гэбней». Картина, разумеется, в прокате провалилась. А что можно было ждать от такого наглого вранья? Впрочем, выбор режиссера очень показателен. Из всех фильмов Лунгина следует: наш народ – быдло, которое по своей тупости ничего не понимает.

Забавно, что некоторые представители либералов и в самом деле не представляют, до какой степени от них все устали. А вы поймите. Мы мирные люди. Но наш бронепоезд…

Инструкция Петра I тайному советнику Толстому и капитану от гвардии Румянцеву

Курорт Спа, 10 июля 1717 г.

…Ехать им в Вену и на приватной аудиенции объявить цесарю, что мы подлинно чрез капитана Румянцева известились, что сын наш Алексей принят под протекцию цесарскую и отослан тайно в тирольский замок Эренберк, и отослан из того замка наскоро, за крепким караулом, в город Неаполь, где содержится за караулом же в крепости, чему капитан Румянцев самовидец.

Буде позволит цесарь им с сыном нашим видеться, того б ради послушал нашего родительского увещания, возвратился к нам, а мы ему тот поступок простим и примем его, паки в милость нашу, и обещаем его содержать отечески во всякой свободе и довольстве, без всякого гнева и принуждения. Буде же к тому весьма он не склонится, объявить ему именем нашим, что мы за такое преслушание предадим его клятве отеческой и церковной…

Записка Петра I судьям по делу царевича

Прошу вас, дабы истинно суд вершили, чему достойно, не флатируя [85] мне и не опасаясь того, что ежели сие дело легкого наказания достойно, и когда вы так учините осуждением, чтоб мне противно было, в том отнюдь не опасайтесь: також и не рассуждайте того, что тот суд надлежит вас учинить на моего, яко государя вашего, сына; но несмотря ка лицо сделайте правду и не погубите душ своих и моей, чтоб совести наши остались чисты и отечество безбедно.

ОФИЦИАЛЬНАЯ ВЕРСИЯ О СМЕРТИ АЛЕКСЕЯ ПЕТРОВИЧА

Узнав о приговоре, царевич впал в беспамятство. Через некоторое время отчасти в себя пришел и стал паки покаяние свое приносить и прощение у отца своего пред всеми сенаторами просить, однако рассуждение такой печальной смерти столь сильно в сердце его вкоренилось, что не мог уже в прежнее состояние и упование паки в здравие свое придти и… по сообщение пречистых таинств, скончался… 1718-го года, июня 26 числа.

А. И. Герцен. С того берега

(избранные главы)

Прощайте!

(Париж. 1 марта 1849 г.)

Наша разлука продолжится еще долго – может, всегда. Теперь я не хочу возвратиться, потом не знаю, будет ли это возможно. Вы ждали меня, ждете теперь, надобно же объяснить, в чем дело. Если я кому-нибудь повинен отчетом в моем отсутствии, в моих действиях, то это, конечно, вам, мои друзья.

Непреодолимое отвращение и сильный внутренний голос, что-то пророчащий, не позволяют мне переступить границу России, особенно теперь, когда самодержавие, озлобленное и испуганное всем, что делается в Европе, душит с удвоенным ожесточением всякое умственное движение и грубо отрезывает от освобождающегося человечества шестьдесят миллионов человек, загораживая последний свет, скудно падавший на малое число из них, своей черною, железною рукой, на которой запеклась польская кровь. Нет, друзья мои, я не могу переступить рубеж этого царства мглы, произвола, молчаливого замиранья, гибели без вести, мучений с платком во рту. Я подожду до тех пор, пока усталая власть, ослабленная безуспешными усилиями и возбужденным противудействием, не признает чего-нибудь достойным уважения в русском человеке!

Пожалуйста, не ошибитесь; не радость, не рассеяние, не отдых, ни даже личную безопасность нашел я здесь; да и не знаю, кто может находить теперь в Европе радость и отдых, – отдых во время землетрясения, радость во время отчаянной борьбы. Вы видели грусть в каждой строке моих писем; жизнь здесь очень тяжела, ядовитая злоба примешивается к любви, желчь к слезе, лихорадочное беспокойство точит весь организм. Время прежних обманов, упований миновало. Я ни во что не верю здесь, кроме в кучку людей, в небольшое число мыслей да в невозможность остановить движение; я вижу неминуемую гибель старой Европы и не жалею ничего из существующего, ни ее вершинное образование, ни ее учреждения… я ничего не люблю в этом мире, кроме того, что он преследует, ничего не уважаю, кроме того, что он казнит, и остаюсь… остаюсь страдать вдвойне, страдать от своего горя и от его горя, погибнуть, может быть, при разгроме и разрушении, к которому он несется на всех парах.