В Европе хватало принцев, готовых получить «руку и сердце» королевы, но временщики опасались, что потенциальный муж захочет изменить сложившуюся идиллию. И в этом отношении Елизавета тоже пошла навстречу их чаяниям. Объявила, что желает «ради блага подданных остаться девственницей». Насчет ее девства в общем-то никто не заблуждался. Она заводила любовников, периодически меняла их. Но это уже было ее личное дело, а не государственное. «Новые люди» за такую лояльность поддерживали королеву и не лезли в ее личные дела, а парламент выделял ей субсидии, достаточные для содержания двора и развлечений.
По настоянию Сесила Елизавета сделала протестантскую религию основой не только внутренней, но и внешней политики. Провозгласила себя покровительницей реформатов всего мира. Это дало прекрасные результаты. В Англию поехали эмигранты — и, естественно, не нищие. Куда было ехать нищим, на виселицу? Перебирались богачи со своими капиталами, ценные специалисты. В аграрную отсталую страну эмигранты принесли новейшие технологии: фламандцы — изготовления сукна, немцы — добычи руды и обработки металлов, французы — выделки шелковых, трикотажных изделий. В Англии стали расти мастерские, мануфактуры. А законы против бродяжничества обеспечивали их дешевой рабочей силой.
Но изображать начало промышленной революции блестящим достижением европейской цивилизации, право же, не стоит. Труд устанавливался каторжный, от зари до зари — и попробуй сбеги! Размер заработной платы, по законам Англии, определяли мировые судьи. А владельцами мануфактур были их друзья, родные, деловые партнеры или они сами. Они и определяли зарплату, чтобы не обидеть себя и коллег. Платили по несколько пенсов, да и то часто не деньгами, а продукцией. Селили рабочих в бараках, куда набивали вповалку мужчин, женщин, детей. Современники сравнивали условия труда и жизни на этих предприятиях с адом (более оптимистичные писали о «преддверии ада»). Отчаявшиеся люди опускались до скотского состояния, царили дикие нравы, мордобой, пьянство, разврат. Во множестве умирали от истощения, антисанитарии, эпидемий. Ну так не беда, владелец набирал других.
Покровительство протестантам Елизавета стала использовать и для вмешательства в в дела других стран. Для начала подобную политику применили в отношении Шотландии. В этой стране дошло до полного разброда. К привычным для шотландцев феодальным междоусобицам добавились еще и религиозные. Равнинные кланы приняли протестантские вероисповедания, чтобы поживиться церковной землей, а горные сохранили католицизм — чтобы удобнее было враждовать с равнинными. Сперва верх взяли католики во главе с кардиналом Битоном, сожгли главного проповедника реформатов Уишарта. Потом реформаты убили Битона. В склоки полезли соседи, и сама независимость государства оказалась под вопросом. Протестантов поддерживала Англия, католиков — Франция.
Когда французы увезли к себе Марию Стюарт, в шотландской столице Эдинбурге стали править наместники Гизов. Подавляли реформатов, отправили на каторгу их лидера, Джона Нокса. Он сумел бежать, обосновался в Женеве и стал помощником Кальвина. Воцарение в Англии Елизаветы Нокс, будучи женоненавистником, воспринял враждебно, написал трактат «Первый трубный глас против чудовищного правления женщин» с грубыми выпадами в адрес королевы. Но… она сочла полезным проглотить обиду. Сделала вид, будто даже не знает об оскорбившей ее книге, предложила Ноксу помощь и финансирование — с условием, чтобы он вернулся в Шотландию и проповедовал там. Диверсия сработала как нельзя лучше, в 1560 г. под влиянием Нокса шотландский парламент признал кальвинизм государственной религией.
А в 1561 г. на родину вернулась Мария Стюарт. Она выросла в роскоши французского двора, была королевой Франции — а попала в нищий Эдинбург, в королевский замок Лайнлайтгоу, где текли потолки, чадили камины, не на что было сделать ремонт, и даже расходы на питание приходилось строго рассчитывать. Нет, гордая Мария сочла, что такие масштабы не для нее. Она с ходу провозгласила себя королевой не только Шотландии, но и Англии! Ведь она была племянницей Генриха VIII, Елизавету когда-то объявляли незаконнорожденной, а безобразия и разорение народа в Англии давали надежду поднять там смуту.
Но не тут-то было. Елизавета в ответ приняла закон, грозивший смертью любому, «кто назовет королеву еретичкой» или будет приписывать ее права на корону «другому лицу». А Марию и в собственном государстве никто не слушался. Бароны совсем разболтались, не выказывали ей ни малейшего уважения. Они уже привыкли обходиться без королевы, а тут, надо же, свалилась им на головы! Парламент считаться с ней не желал. В Эдинбурге в церкви св. Гилберта выступал Нокс, поливая грязью как католицизм, так и «чудовищное правление женщин», и Мария ничего не могла с ним поделать. Авторитет королевы оказался настолько низким, что один из придворных, Шастеляр, ночью залез к ней в спальню. Без всяких ухаживаний, без знаков расположения с ее стороны — как к уличной девке. Королева выгнала его вон, но на следующую ночь он вломился снова. Тогда уж Мария совсем рассердилась, предала кавалера суду, и его обезглавили.
Во Франции женская власть Екатерины Медичи тоже оказалась шаткой. Она-то придумывала хитрые комбинации, надеялась опереться на гугенотов против Гизов, а в результате вместо одной оппозиции получила две. Принцы во главе с Антуаном Наваррским и Конде обнаглели. Требовали, чтобы королева-мать уступила им регентские права. Но Екатерина из своих болезненных пристрастий сумела извлечь неожиданную практическую пользу. Она увеличила число фрейлин с 80 до 200, отбирала их по внешности, телосложению, и сформировала, как его называли, «летучий эскадрон». Через этих девиц королева принялась окручивать политиков, военных, дипломатов, вызнавать секреты, привлекать сторонников.
Кстати, «эскадрон» и впрямь превратился в подобие военизированного подразделения. Фрейлины обязаны были соблюдать дисциплину, ряд строгих правил: сохранять безусловную верность королеве-матери, безоговорочно повиноваться ей, обязательно оберегаться от «раздутия живота». Изменницу ждала смерть, не сумевшую избежать беременности изгоняли или отправляли за решетку. Девиц обучали искусству соблазнять мужчин, утонченным приемам в постели. Проводились и практические «тренировки», на которых любила присутствовать Екатерина. Но они становились профессионалками высокого класса и мощным оружием королевы. Одну из красоток, Луизу де Лаберодьер, она подослала к Антуану Наваррскому, и любовница настолько сумела вскружить ему голову, что лидер оппозиции объявил о переходе на сторону Екатерины. Мало того, «предложил ей полностью распоряжаться королевством Наваррой»! Гугеноты были в ужасе, сам Кальвин писал Антуану, требуя одуматься. Куда там! Ласки Луизы оказались гораздо эффективнее, и король Наваррский перекинулся в католицизм.
Однако Гизы по-прежнему вели себя как независимые властители. 1 марта 1562 г. герцог Франсуа де Гиз с большой свитой проезжал через местечко Васси. Узнал, что здешние гугеноты собрались на общие моления, напал и устроил погром. Было убито 74 человека (из них 24 женщины), 114 ранены. Это стало искрой в пороховой бочке. И протестанты, и католики взялись за оружие, копившееся взаимное озлобление прорвалось гражданской войной.
На юге Франции зверствовали гугеноты. В Анжере, Монтобане, Монпелье, Лектуре было разорено 60 церквей, убито 1200 католиков. В Блуа и Турени священников, монахов и монахинь раздевали догола и пороли до смерти, посыпая раны солью и поливая уксусом. В долине Рош собрал отряд барон Андрэ, со страшной жестокостью истребляя всех католиков вплоть до детей. Конде, возглавив войска протестантов, захватил Орлеан, в городе разграбили храмы, осквернили алтари. В свою очередь, католики вырезали гугенотов в Сансе, Руане, 200 человек утопили в Туре. В Каркасоне с протестантов сдирали кожу, перепиливали пилой. Армию католиков возглавил герцог де Гиз, и его удары сопровождались повальными репрессиями. Герцог Монпансье, взяв Анжер, вешал, сжигал, колесовал гугенотов. В Бурже, где протестанты разгромили церкви, их тащили в тюрьму, а там всем перерезали горло.