– Мы пришли передать тебе добрые слова от нашего общего друга и его пожелания помощи неба в делах твоих. Будь здоров и удачлив, а об остальном Аллах позаботится... – говорит старший из гостей, и Руслан Вахович с легкой улыбкой кивает в такт его словам. – Как твое здоровье? Как здоровье у членов твоей семьи?
– Наш общий друг отлично знает, что у меня нет семьи. Я когда-то слишком много внимания уделял работе, надеясь потом, в неопределенном будущем, подумать и о себе, а времени на это всегда не хватало...
– Прости. Я не хотел напоминать тебе о твоей беде. Это случилось непреднамеренно. Но все мы слишком много думаем о делах и мало внимания уделяем своим семьям... Впрочем, у меня тоже, если ты знаешь, семьи нет. Моя жена и дети погибли, когда американцы бомбили Афганистан...
– Прости, – точно той же фразой отвечает Имамов, – я не хотел напоминать тебе об этом...
Приносят чай. Заварили в чайнике. Перед гостями ставят не кружки, а пиалы. Чай в самом деле хороший, и гости, промерзшие в дороге, пьют его охотно, принимая в себя тепло и терпкость. Чай разливает радист, потому что охранники должны заниматься своим делом. Им они и занимаются. Причем именно так, как следует это делать. Стоят в стороне, кажется, что невнимательно по сторонам смотрят, но Руслан Вахович сам учил их так вести себя. Пусть гости думают о плохих телохранителях. От плохих телохранителей ждут плохой службы. На самом деле они хорошие телохранители и в любую секунду готовы вскинуть автомат, чтобы дать короткую прицельную очередь. Кто думает о противнике плохо, кто чувствует свою победу заранее, тот чаще бывает в проигрыше. Это закон...
– Судя по кончику твоего носа, – говорит Имамов старшему гостю, – вы держите путь издалека. В это время года кончик носа может служить показателем высоты перевала, который пришлось преодолеть.
– Чем тебе не нравится мой нос? – непонимающе спрашивает араб.
Все правильно, он сам еще и не чувствует. Зеркало воин с собой не носит. Не доводилось много дней в него заглядывать. А в горах мороз, особенно по ночам, кусачий. Кончик носа араба слегка покраснел, и облупливается кожа. А он этого не чувствует. А если и чувствует, то не придает значения такому пустяку.
– Ты его отморозил в высокогорье. Наверное, пришел с другой стороны перевала через ледник? Это путь непростой, и не каждому по плечу. Я рад, что ты сумел его преодолеть...
Имамов делает пару маленьких глотков и ставит пиалу на камень, чтобы освободить руку. Он заметил, как сопровождающий чеченец трогает рукой клапан кобуры на поясе. Но не чеченец здесь все решает. Он не посмеет выступить впереди арабов. Чином не вышел.
Старший араб тоже ставит на камень пиалу. Уже пустую. Руслан Вахович делает знак рукой. Радист доливает чай. Однако араб к пиале не притрагивается.
– Извини, эмир Руслан, что я тороплю тебя в твоем стане. Но мы слишком задержались в пути, преодолевая трещины, и потеряли при этом человека, добираясь до тебя... Потому я хочу сразу, вопреки твоему гостеприимству, перейти к делу.
– Здесь только мой стан, но совсем не мой дом, – с легкой усмешкой возражает Имамов. – Я хозяин только в своем доме и только там могу оказать гостеприимство. В горах же мы все лишь путники, которых Аллаху было угодно свести на очередном случайном перекрестке жизни.
Он ловко дает понять, что закон восточного гостеприимства не распространяется на отрядный лагерь. По крайней мере, он сам не желает его распространять сюда. Следовательно, в случае обострения ситуации он не постесняется поднять оружие.
Араб встречает такую фразу долгим взглядом. Он понимает все. И уже понимает предстоящий ответ на еще не заданный вопрос. Но задать вопрос он все-таки должен.
– Ты так и не решил до сих пор свою проблему? – В вопросе звучит не угроза, но укоризна.
– У меня нет проблемы, я ответил так еще год назад, во время прошлого нашего разговора. И не вижу причин сейчас говорить другое...
– Однако нам известно, что проблема у тебя есть. Даже если ты так говоришь, даже если ты говоришь правду, то у тебя возникает целый ряд других проблем, новых. И они дают повод рассматривать тебя как предателя общего дела... – Теперь уже в голосе араба появляются и нотки угрозы. Пока еще не откровенные, но нарастающие. И Имамов хорошо чувствует это. – Я все-таки верю в твое понимание вопроса... «Поцелуй двузуба» очень нужен всем, кто борется за священное дело. Этого может не понимать Зин-Мухаммад, этого может не понимать полковник Имамов, но это отлично должен знать эмир Руслан Имамов...
– Понимание ничего не даст, если сам вопрос уже решен давно, и так же давно сделано дело. Когда он попал ко мне в руки, я был только полковником разведки. И никакого разговора о предстоящих двух войнах в моей стране не было... Но я тогда еще понимал, какое страшное оружие оказалось у меня в руках. Страшное для всех, потому что джинн, выпущенный из бутылки, начал бы множиться и очень быстро посеял бы хаос в устоявшемся мире. Я уничтожил и само оружие, и все данные по исследованию «поцелуя двузуба». Этих данных нет больше в природе.
– Но есть же твоя память...
Теперь эмир смеется откровенно:
– Покажи мне такую память, которая спустя полтора десятка лет сможет восстановить то, на что было истрачено полгода исследований! Я не помню ни одной формулы...
– Если очень захотеть, вспомнить можно все. Или даже заново создать эти формулы.
Руслан Вахович только усмехается с пониманием знающего человека.
– Над этим работают несколько десятилетий многие институты в разных странах. И результата пока нет... Может быть, когда-то он и появится, но не с моей помощью.
– Но есть же сам препарат на Гаити.
– Насколько мне известно, теперь уже и самого препарата нет. Последний ньянга, который умел его делать, погиб во время урагана. Его ударило обломком дерева... Или кто-то ударил его обломком дерева. Это неважно. Но ньянга умер.
– Но другие колдуны...
– Другие колдуны пользуются только «пудрой зомби». Это не аналог. Это совсем другой препарат, имеющий только один общий составляющий элемент – яд двузуба...
– Мы можем предложить тебе целую лабораторию, оснащенную новейшим оборудованием. Мы готовы нести все расходы по созданию «поцелуя двузуба». Мы найдем тебе самых талантливых помощников. Но этот препарат должен быть воссоздан!
– Ты не понимаешь того, о чем ты говоришь. Это невозможно. Кроме того, я просто не хочу этим заниматься.
Старший араб несогласно и грустно качает головой:
– У меня такая же ученая степень, как у тебя, и я понимаю, что я говорю.
– Ты же врач. То есть был когда-то врачом. Каждый врач имеет перед собой аналог – человеческий организм давно и хорошо изучен и работает по известным законам. А я не могу работать без аналогов.
– Значит, ты по-прежнему отказываешься... – Голос араба стал звонче и жестче, каждая нотка в каждом слове начала зло звенеть.