Если б я был русский царь. Советы Президенту - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сатановский cтр.№ 63

Страница

Что после этого говорить о евреях… В Египте еще в 1933 году в «Мыср ал-Фатат» был опубликован «черный список» еврейских торговцев. 30 мая 1948 года вышел декрет о секвестре «сионистской собственности». Во время «черной субботы» 26 января 1952 года была расхищена и уничтожена еврейская собственность на $ 25 млн. В 1956 году 2000 евреев были арестованы, 21 000 депортированы, их имущество в объеме $ 100 млн секвестировано. В ходе проведенной в 1961–1964 годах национализации из 850 владельцев конфискованной собственности половину составляли евреи. В 1967 году из 66 000 евреев Египта в стране осталось несколько сот чел. В Ираке в 1934 году прошла «деевреизация» госучреждений. В 1935 году были введены квоты для евреев-учащихся. В 1936–1937 годах в стране прошли еврейские погромы, а в 1941 году состоялся массовый погром в Багдаде. В 50 – 60-е годы собственность евреев была конфискована, и к середине 80-х годов из 125 000 евреев Ирака в стране осталось 200 человек. В Сирии из 30 000 местных евреев к концу ХХ века осталось около 400 человек. В Ливане к концу 80-х годов – 100 человек из 10 000. В Алжире после погромов и конфискации имущества в 60-е годы – 300 человек в 1982 году из 150 000. В Тунисе в 1967 году погромы были подавлены правительством – как следствие, в 1982 году из 120 000 евреев осталось около 5000 человек. В Ливии после погромов и конфискаций имущества в 1945, 1949, 1967, 1969 годах из 30 000 евреев не осталось никого. Наконец, в Марокко после погромов 1947–1956 годов эмигрировало 98 300, а после конфискации школ и погромов 1961–1964 годов – 80 000 евреев. Л. Розен приводит свидетельство очевидца событий 1967 года, точно отражающее обстановку: «Будем делать то, что скажут «большие люди». Если правительство не вмешается, а «большие люди» прикажут убивать евреев, их будут убивать. Правительство прикажет хорошо относиться, так и будет». В итоге к 90-м годам из 218 000 марокканских евреев в стране осталось около 8000 человек.

Мы живем в удивительной Европе – Европе без войн. Даже те, кому сегодня шестьдесят, не знают, что такое бомбежки. Голод. Эпидемии. Стертые в прах города и выжженные деревни. Беженцы на обочинах дорог. Конфликты, разразившиеся в 90-х на Балканах, не в счет – они прошли мимо сознания большинства европейцев. Мы привыкли, что все проблемы решаются так или иначе, без того, чтобы гуманная, либеральная Европа перестала быть гуманной и либеральной. Это относится не только к странам, объединившимся в Европейский союз, но ко всей Большой Европе – Европе «от Атлантики до Урала», включающей и Россию – самую крупную европейскую страну, даже если не брать в расчет ее азиатские регионы.

Осенью 2012-го исполнится 73 года с того дня, как началась Вторая мировая война – последняя из тех войн, что затронули всех жителей Европы. ХХ век ей дорого стоил. Десятки миллионов погибших, сотни – искалеченных. Сотни и сотни миллионов изуродованных судеб. Что говорить о разрушениях и утратах в экономике, образовании, культуре! Те, кто выжил, сделали все, чтобы это никогда не повторилось, а Европа не просто возродилась, но стала лучше и чище, чем была до войны. Они добились многого на этом пути – беда лишь в том, что нет ничего вечного. Сегодняшние европейцы так привыкли к тому, что их окружает, что не замечают примет нового времени, свидетельств перемен куда более опасных, чем они кажутся на первый взгляд.

Обрушившийся на мир экономический кризис – не первый в истории, хотя перемен такого масштаба нынешние европейцы не застали – в конце концов, со времен Великой депрессии миновало более 80 лет! О том, что происходило в ходе того кризиса, к чему он привел и чем все это закончилось, написаны тома. Но кто читает энциклопедии и учебники?

Говорят, генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Но это верно не только для них. Политики всегда готовы ответить на старые вызовы и зачастую не видят новых угроз. Иногда до тех пор, пока они не оказываются на пороге, грозя разрушить до основания все, на чем держится привычное существование стран и народов. В сегодняшней Европе одной из таких фундаментальных основ является уникальный, выстраданный веками опыт европейской толерантности. Понятие это означает отнюдь не только взаимоуважение и гармоничное сосуществование с соседями – единственный надежный залог мира без войн. Едва ли не главное, на чем держится толерантность, – гарантированная взаимная безопасность. Залог этой безопасности – готовность, оставив текущие дела и отбросив разногласия, объединиться для того, чтобы остановить любого, кто пытается выйти за принятые в цивилизованном мире рамки, – остановить мгновенно и жестко. Любые исключения, чем бы они ни оправдывались, смертельно опасны и обходятся слишком дорого.

Те, кто сегодня не замечает или не хочет замечать разрушения основ европейской толерантности – нетерпимости к иностранцам, роста ксенофобии, возрождения антисемитизма, часто ссылаются на экономический кризис. Когда конкуренцию сменяет жестокая борьба за выживание, мало кому есть дело до того, как «свои» относятся к «чужим». И уж совсем нет дела до того, что происходит за пределами Европы, каким бы эхом ни грозили эти конфликты отозваться в их собственных странах в ближайшем будущем. Эпоха кризиса – золотая пора для политических авантюристов и популистов, экстремистов и фанатиков. В недавнем европейском прошлом многие из них на волне кризиса, экономической разрухи и неуверенности населения в завтрашнем дне шли к власти и некоторые добирались до нее. Что было потом – хорошо известно нашим родителям. Мы же просто не помним этого – да и не очень хотим помнить.

Мы не любим вспоминать, что в 30-е годы ХХ века в Европе национал-социализм был легитимным и популярным политическим течением, а гитлеровская Германия – привлекательным партнером. Ее экономика росла как на дрожжах, и никому – никому в мире, как ясно показала Эвианская конференция, посвященная проблеме беженцев, не было дело до уничтожения отдельно взятого европейского народа на глазах у всей остальной Европы. Гуманизм и либеральные ценности хороши для спокойных времен – в период кризиса не до них. Кризис – время поиска виновных и выживания любой ценой, в том числе за чужой счет. И кто сказал, что трагедия ХХ века не может повториться в XXI?

Для обычного жителя обычной европейской страны проблема толерантности – за рамками его повседневных забот. Это не его проблема. Что ему в том, кто, кому и из-за чего угрожает, если это происходит далеко от его порога, даже если угрозы принимают характер ядерного шантажа? Но за терпимость к нетерпимости платить придется всем! И как по счетам Третьего рейха десятилетиями платила вся Европа, так завтра по счетам новых фанатиков придется платить всему миру. Мы часто говорим и пишем об общем для всех европейцев доме. Но означает это, помимо всего прочего, что проблемы европейской толерантности не могут быть решены на уровне отдельных стран.

В основе любой ксенофобии лежит конкуренция: экономическая, религиозная или политическая – борьба за влияние и ресурсы. Вытеснение и ограничение конкурентов, закрепление общин мигрантов в подчиненном положении – общее правило человеческой истории. Еврейские погромы, организованные греками в античной Александрии и Одессе 1871 года, были вызваны именно стремлением уничтожить конкурентов. В современных патриархальных обществах, где доминирует кочевой уклад, ограничения и притеснения часто испытывают оседлые земледельцы и горожане (в Афганистане, Мавритании, суданском Дарфуре). В земледельческих культурах – кочевые группы (цыгане, гонги Индостана). В городской среде – мигранты. В конфессионально ориентированных обществах – последователи новых или доминировавших в прошлом культов. В новое и новейшее время в Восточной Европе в борьбе за власть, связанной с установлением режима доминирования «аборигенной» национальной группы, магнаты XVI столетия (Хмельницкий) или националистические правительства ХХ века (Скоропадский, Пилсудский и другие) использовали для давления на горожан-«инородцев» (евреев, немцев, поляков, русских) крестьян и люмпенизированные городские слои, состоящие из бывших крестьян. «Хмельнитчина», петлюровщина и Бабий Яр имеют общие корни. Средневековые «запреты на профессию», не позволявшие еврейским профессионалам (оружейникам, кожевенникам, строителям, ткачам, ювелирам или врачам) конкурировать с цеховыми мастерами, по сути своей ничем не отличаются от «процентной нормы», призванной минимизировать число евреев с высшим образованием. Норма эта, законодательно закрепленная в России до 1917 года, а в СССР – неформальный, но действенный инструмент послевоенной политики государственного антисемитизма, не является отечественным изобретением: в США «процентная норма» практиковалась университетскими корпорациями, включая Гарвард, до 60-х годов ХХ века.

Страница