Бигуди для извилин. Возьми от мозга все! - читать онлайн книгу. Автор: Нурали Латыпов cтр.№ 12

Увы, память человека слабеет пропорционально росту его беспокойства. Пытаясь ускорить процесс вспоминания, человек начинает нервничать, испытывает стресс, что тормозит и затрудняет работу систем памяти. Безусловно, лучше всего в этой ситуации переключить внимание на какой-либо другой предмет, постараться сосредоточиться на иной мысли. Тогда включается подсознание, и мозг сам выбирает удобный режим поиска нужной информации. Например, задремали Вы в кресле у камина, и приснилось Вам, что Вы — химик Фридрих Кекуле, который, находясь почти на грани отчаяния от безуспешности понять структуру бензола, задремал в кресле у камина в своей лаборатории. И снится химику Кекуле сон, а во сне видит он структуру бензольного кольца — основы органической химии. Почти так оно, собственно, и было. Правда, приснилась ему змея, кусающая собственный хвост — вот оно, кольцо!

Удивительной и неожиданной может оказаться природа информации, «всплывающей» в сознание из подсознания. Особенно непонятен выбор момента её передачи. Подсознание человека активно работает во время сна, раскладывая на части и перегруппировывая громадные массивы информации. Исследования показывают: интенсивность работы подсознания повышается в каждом следующем цикле парадоксальной фазы сна. Выше всего эта интенсивность примерно за два часа до пробуждения. Вот не знаю только, в какое время ночи Сэмюэлу Колриджу, принадлежащему к Озёрной школе (не путать с дачным кооперативом), приснились образы поэмы «Кубла-хан». Но результат-то великолепен! Получилось именно то, что сам Колридж сформулировал как определение: поэзия — наилучшие слова, поставленные в наилучшем порядке.

Экспериментально доказано: в однородном материале лучше всего запоминаются начало и конец, хуже — середина. Поэтому самое нецелесообразное и неэкономичное — непрерывное заучивание вплоть до полного запоминания. Лучше запоминать такой материал, делая перерывы — в это время подсознание самостоятельно обрабатывает его по частям.

Не исключено, что при этом срабатывает так называемый «эффект Зейгарник» — обнаруженное ещё в 1920-е годы влияние завершённости или незавершённости действия на запоминание. Когда решение некоей задачи прерывается, она запоминается лучше, чем задача, благополучно доведенная до завершения [15] . Причём доля запомнившихся прерванных задач оказалась почти вдвое больше доли запомнившихся завершённых задач. Как и полагал граф Биконсфилд — а по совместительству премьер-министр Англии Бенджамин Дизраели: если помнить выгодно, никто забыт не будет. Но в чём же тут выгода? Как раз в том, чтобы снять в конце концов высокий уровень эмоционального напряжения, не получившего разрядки, если решение задачи было прервано.

«Память — это то, что определяет нас как личность. Мы — это то, что мы помним. Как только мы перестаем помнить — нас нет», — отмечает Татьяна Черниговская. «Все на свете ищут, все хотят знать, где в мозгу что где находится — где чашки, где ложки, где французский, где английский и где все это хранится. Да нет этих мест, нигде не находится, потому что память — это не картотека, это не система ящиков, это — процесс. Каждый раз, (нельзя два раза вспомнить одно тоже), каждый раз, когда вы вспоминаете — у вас идет новый процесс, новые ассоциации. Материальным выражением, измерением памяти является изменение эффективности связей между нейронами в сети».

Из памяти, по-видимому, ничто не исчезает — просто многое не может быть вызвано в оперативную память из долговременной без особой эмоциональной встряски или без специального запроса. Джером Клапка Джером «пошутил»: «Память подобна населённому нечистой силой дому, в стенах которого постоянно раздается эхо от невидимых шагов. В разбитых окнах мелькают тени умерших, а рядом с ними — печальные призраки нашего былого «я»». Такой вот английский юмор.

Особенно проблематично что-то вспомнить, когда непонятно, как оформить запрос на вызов информации из собственного мозга.

Интересный мнемонический приём — использование определенной последовательности зрительно-пространственных образов для запоминания — Можно найти в книге Милорада Павича «Внутренняя сторона ветра»: «Этот иностранец… учил их искусству запоминания, мнемотехнике, разработанной на примерах речей Демосфена и Цицерона… Чтобы запомнить текст, следовало, как рекомендовал русский учитель, вспомнить, как выглядел фасад одного из часто попадавшихся на пути зданий, внешний вид которых застревал в памяти. Затем нужно было представить себе, что по порядку открываешь все окна и двери этого здания и в каждый проём, включая бойницы или слуховые окошки, проговариваешь одну из длинных фраз Цицерона. Таким образом, мысленно обойдя всё здание и произнеся перед каждым окном или дверью по одной фразе, можно было к концу воображаемой прогулки запомнить всю речь и даже повторить её без особого напряжения». Писатель почти дословно пересказал методику знаменитого мнемониста С.В. Шерешевского, зафиксированную выдающимся психоневрологом А.Р. Лурия, много лет исследовавшим его память.

Мнемоника — набор приёмов запоминания, основанных на ассоциативных «привязываниях» запоминаемых сведений к неким визуальным (как в вышеприведенном примере), словесным или логическим рядам [16] . Мнемонические приёмы человек часто придумывает сам для себя, запоминая телефоны, даты, важные сведения.

Ещё один важный этап в работе с памятью — научение, т. е. намеренное усвоение определённого материала так, чтобы его можно было легко извлекать из памяти и эффективно использовать. Научение отличается от простого заучивания или запоминания, поскольку одновременно вырабатывается умение обрабатывать и использовать информацию определенного типа. Известную с древнеримских времён поговорку учёные перефразировали: не повторение — Мать учения, а применение!

У всех людей мозг имеет одинаковую глобальную структуру, однако каждый человек уникален. Один имеет развитую знаковую память, другой — эйдетическую (образную). Объём памяти многих великих людей поражает. Сенека мог запомнить и повторить до 2000 совершенно не связанных между собой слов. Великий математик Леонард Эйлер помнил все степени, вплоть до шестой, чисел от 1 до 100. Академик Абрам Иоффе не заглядывал в таблицу логарифмов, потому что помнил её наизусть. Вряд ли великие учёные зазубривали горы чисел специально — скорее всего всё запомнилось в ходе употребления.

У некоторых людей память как будто вообще не имеет пределов. Например, вышеупомянутый мнемонист С.В. Шерешевский легко запоминал огромные объёмы произвольной информации: длинные — 100 и более — ряды цифр, слов, слогов, иностранных слов, формул. Причём запоминал практически навсегда: возвращаясь к заданиям 15–20‑летней давности, он легко и безошибочно всё вспоминал. Приём, упомянутый выше в пересказе Милорада Павича — лишь один из простейших в арсенале Шерешевского. Многие технологии он употреблял вовсе неосознанно, и только многолетние кропотливые исследования А.Р. Лурия [17] позволили их сформулировать.