4.51 стратагемы для Путина - читать онлайн книгу. Автор: Нурали Латыпов, Анатолий Вассерман cтр.№ 27

Напомним: взрыв мощнейшего реактора в Чернобыле выбросил в атмосферу куда меньше радиоактивности, чем вылетает её за год из труб угольных тепловых электростанций (уголь чаще всего залегает вместе с гранитом, так что зола содержит ощутимую примесь распадающихся элементов). Но точный расчёт опасности не всякому под силу, а эффектные картинки видел каждый.

Германия уже обсуждает путь решения своих внутренних противоречий полной заменой реакторного парка системами нового поколения, не несущими психологического груза прежних страхов. Заодно возникнет немало новых рабочих мест в реакторостроительной промышленности (что весьма важно в годы кризиса, когда без работы оказывается изрядная часть кадров высшей квалификации). А главное — благодаря накопленному опыту новые установки можно сделать существенно мощнее прежних поколений, так что после полного перевооружения отрасли её суммарная производительность резко возрастёт.

Правда, немалая доля ожидаемого избытка уйдёт на компенсацию мощностей, выбывающих (под давлением брюссельской бюрократии, сделавшей чернобыльский синдром инструментом ограничения новых конкурентов) в постсоветских членах ЕС. Игналинская станция в Литве убита. Болгарский Козлодуй и венгерский Пакш — в состоянии неопределённости. Газовые войны Украины с остальной Россией вынудили восток ЕС вновь заговорить об АЭС, но с возобновлением транзита газа по Украине и нормализацией отношений с Польшей вопрос пока заглох. ВнутриЕСовские же дрязги позволяют Германии заработать (а заодно — привязать «новых европейцев» к германской политике) [74] .

В то же время ЕС ограничивает энергетические возможности и за своими пределами. Так, Чернобыльская АЭС на Украине будет окончательно ликвидирована, как только местные руководители исчерпают способы разворовывания денег, выделенных европейцами на этот акт технического вандализма.

Проблемы российской энергетики — иного рода. В самом скором будущем её развитие может упереться в лимиты, установленные конвенцией о парниковых газах. Сама теория парникового эффекта физически ложна (и лжива) — но политики уже сделали из неё далеко идущие выводы. В частности, для нашей страны предел установлен по состоянию на 1990-й год, когда промышленность ещё работала эффективно. Но после восстановления предперестроечного объёма производства (что ожидается в ближайшие годы, сразу по окончании худшей фазы кризиса) нам придётся — по меньшей мере до окончания срока действия международных соглашений на эту тему — либо остановить промышленный рост вследствие нехватки энергии, либо развивать ядерную энергетику.

Между тем население всего постсоветского пространства далеко не свободно от чернобыльского синдрома. Более того, у нас он выражен куда ярче, чем у многих наших соседей. Например, Финляндия сейчас строит крупнейшую в мире АЭС — в дополнение к имеющимся — именно потому, что с незапамятных времён ценит экологическую чистоту и прекрасно понимает: обеспечить её могут только современнейшие технологии. Сможет ли наш народ в обозримом будущем отнестись к АЭС столь же разумно?

Впрочем, даже если мы сами изживём чернобыльский синдром — его ещё долго будут использовать против нас бесчисленные конкуренты. Уже сейчас идёт мощная агитационная кампания, заверяющая в полной безопасности западных ядерных технологий и разрушительности советских и постсоветских (что опровергается хотя бы сопоставлением российских и американских ТВЭЛов). По мере укрепления нашей конкурентоспособности нагнетание страхов будет неизбежно усиливаться, дабы лишить нас энергетической опоры.

В то же время конкурирующие с нашей промышленностью страны избавятся от чернобыльских страхов существенно раньше. Ведь технологии управления массовой психологией отработаны на Западе куда лучше, чем у нас. Следовательно, в скором будущем там ядерная энергетика будет развиваться без особых помех. Соответственно сократится зависимость от ископаемых топлив — в том числе от казахских, российских, туркменских поставок.

Следовательно, мы должны заблаговременно изыскать иные способы привязки Запада к нашим возможностям и нашей деятельности.

По меньшей мере одна попытка такой привязки — российская инициатива по созданию международного предприятия для обогащения урана и переработки отработанного ядерного топлива — несколько лет назад встречена мировым сообществом довольно скептически. Многие критики сочли её просто эффектным трюком, спасающим от гнева международного сообщества ядерные программы государств, сомнительных с западной точки зрения (и прежде всего Ирана, серьёзно подозреваемого в оружейных амбициях). Сами же эти государства, похоже, полагают российское предложение изощрённым приёмом удержания их вдали от закрытого клуба великих ядерных держав.

Между тем главный недостаток инициативы — её относительная узость. Она коснулась лишь двух звеньев ядерного цикла. Главная же его часть — собственно выработка изобильной и поэтому дешёвой энергии — осталась за кадром и не попала в рассмотрение ни политиков, ни аналитиков. Хотя на этом этапе риск куда больше и разнообразнее.

Для государств, мягко говоря, не слишком развитых технически, ядерный реактор на собственной территории, под собственным управлением — прежде всего предмет гордости. Пусть он создан целиком из зарубежных блоков, да и монтировали его иностранные специалисты — но надо по крайней мере доказать всему миру: граждане этой страны не хуже всех прочих управляются даже с самой сложной техникой. Того и гляди, последуют инвестиции в расчёте на наличие высококвалифицированных кадров. АЭС — хорошая реклама.

Но есть и другие страны. Пресыщенные новыми технологиями. А порою изрядно опасающиеся возможных (и, как многие утверждают, неизбежных) побочных эффектов. Пусть даже опасения безмерно преувеличены.

Выходит, чтобы проект заинтересовал действительно весь мир (или хотя бы всю Евразию), он должен касаться не только начальных и конечных этапов работы. Куда важнее возможность вынести из других стран саму генерацию.

Строго говоря, обеспечить безопасность АЭС можно практически в любом месте. Например, академик Андрей Дмитриевич Сахаров в своё время предлагал глубинные энергокомплексы. Если погрузить реактор на 4 км под землю, давление водяного столба исключит возможность вскипания содержимого реактора — значит, тепловые взрывы вроде чернобыльского станут заведомо невозможны. Вдобавок с такой глубины даже ядерный взрыв всего содержимого реактора дойдёт до поверхности лишь легчайшей рябью.