Гегемония, или Борьба за выживание. Стремление США к мировому господству - читать онлайн книгу. Автор: Ноам Хомский cтр.№ 23

Бисмарку не надо было дожидаться прихода эры вильсоновского идеализма, чтобы понять смысл доктрины Монро. Его соображения президенту В. Вильсону изложил госсекретарь США Роберт Лансинг. В. Вильсон отметил неопровержимость взглядов Бисмарка, однако при этом решил, что будет «неразумно» обнародовать их.

«Придерживаясь доктрины Монро, США реализуют собственные интересы. Суверенитет других наций американских континентов — это историческая случайность, а не конечное состояние. Может показаться, что здесь нет ничего, кроме эгоизма, однако создатель доктрины руководствовался самыми возвышенными целями, провозглашая ее» {121}.

Существовавший баланс сил на международной арене не позволял использовать доктрину в действии, хотя В. Вильсону удалось установить доминирование США в регионе Карибского бассейна посредством силы, оставив нелегкое наследие современной Америке. Он успешно продвигал эту политику далее, когда вытеснил своего соперника — Великобританию — из богатой нефтью Венесуэлы и когда поддержал коррумпированный и порочный режим Хуана Висенте Гомеса, который предоставил американским компаниям свободу действий в стране. Политика открытых дверей и свободной торговли была сформулирована в привычном формате: оказание давления на Венесуэлу с тем, чтобы не допускать партнерских отношений с Великобританией, при этом продолжая отстаивать и укреплять права США на нефтяные разработки на Ближнем Востоке, где Великобритания и Франция занимали лидирующие позиции. К 1928 году Венесуэла стала одним из главных экспортеров нефти, а нефтяными промыслами руководили американские компании. Такая политика привела к тому, что к 2003 году Венесуэла представляла собой страну с рекордными показателями бедности населения, при том, что ее потенциал и ресурсы были направлены на обслуживание интересов иностранных инвесторов, а не собственных граждан.

Зона американского влияния во времена В. Вильсона оставалась все еще ограниченной, но, по прозорливому замечанию президента Уильяма Говарда Тафта, «не за горами тот день, когда все полушарие будет нашим, на что мы уже теперь имеем полное моральное право благодаря превосходству нашей расы». Администрация В. Вильсона разъясняла непонятливым латиноамериканцам, что это происходит потому, что они «всего лишь дети, которые пользуются правами взрослых» и им необходима «жесткая рука, авторитарная рука». Не стоит, тем не менее, пренебрегать и более мягкими средствами. Иногда полезно «погладить их по голове и дать им понять, что мы им симпатизируем», — советовал президенту Эйзенхауэру госсекретарь Джон Фостер Даллес {122}.

В других уголках мира есть свои непослушные дети. В. Вильсон рассматривал филиппинцев как «детей, которые подчиняются взрослым, поскольку находятся под их опекой», — или, по крайней мере, как если бы они перенесли освобождение, к которому он призывал, при этом превознося свой альтруизм. Его госсекретарь также считал итальянцев «детьми, которых необходимо направлять, и теми, кому необходима поддержка, как ни одной другой нации». Поэтому последователи В. Вильсона считали оправданным и правильным оказывать поддержку с самым горячим рвением «славной молодой революции» фашистов во главе с Б. Муссолини. Итальянские фашисты, по мнению Вильсона, устранили опасность демократии в итальянском обществе, которое «истосковалось по сильной власти и наслаждается… суровым стилем правления».

Эта идея не теряла своей актуальности в течение 1930-х годов и получила второе рождение сразу же после войны. В 1948 году власти США предприняли попытку подорвать демократический режим в Италии, изымая продовольствие у голодающих людей, возродив институт фашистской полиции и угрожая введением еще более жестких мер. В это время один сотрудник отдела Государственного департамента США, курирующего отношения с Италией, заявил, что политические трансформации не должны быть такими, «чтобы любой итальяшка понимал, в чем суть дела».

Ф. Рузвельт считал, что гаитяне были «немногим лучше примитивных дикарей». Существуют мнения, что именно он переписал Конституцию Гаити в период вильсоновской военной оккупации страны таким образом, чтобы предоставить возможность крупным компаниям США получить в распоряжение земли и природные ресурсы Гаити, после того как ее непокорный парламент был разогнан американскими морскими пехотинцами. Когда правительство Эйзенхауэра искало возможность свергнуть пришедшего к власти на Кубе в 1959 году Ф. Кастро и его соратников, из уст руководителя ЦРУ А. Даллеса звучали возгласы возмущения: «На Кубе нет дееспособной оппозиции Кастро». Одну из причин такого положения дел он видел в том, что «в этих примитивных солнечных республиках у граждан гораздо меньше запросов, чем в более продвинутых обществах», так что они не способны понять всю степень трагичности собственного существования {123}.

О необходимости дисциплины настойчиво говорили в течение многих лет. Об этом с очевидностью свидетельствует один пример из современной жизни. В то время, когда консервативное правительство парламентского большинства Ирана попыталось монополизировать добычу естественных полезных ископаемых и природных ресурсов, США и Великобритания спровоцировали военный переворот, чтобы привести к власти послушный режим, который на протяжении двадцати пяти лет держал в страхе иранцев. Этот переворот имел и более глубокое значение, о чем заявил редактор «Нью-Йорк таймс»: «Развивающимся странам, обладающим богатыми природными ресурсами и подвергающимся серьезным испытаниям, на примере одной из них наглядно продемонстрировали, какими тяжелыми могут быть последствия, если они впадут в преступный фанатичный национализм… Опыт Ирана может послужить укреплению влияния более благоразумных и дальновидных политических лидеров, которые теперь имеют четкое представление о правилах подобающего поведения» {124}.

Такая же демонстративная акция была проведена в непосредственной близости от границ США, на конференции в Чапультепеке (Мексика) в феврале 1945 года, где были сформулированы принципы послевоенного порядка, в условиях которого доктрина Монро могла получить дальнейшее развитие в вильсоновском духе. В этот период латиноамериканские страны, по мнению экспертов Госдепартамента США, находились под сильным воздействием так называемой «философии Нового национализма [4] , [которая] предполагает проведение политики, направленной на обеспечение широкого доступа граждан к социальным благам и на повышение уровня жизни широких социальных слоев». Политики в Вашингтоне опасаются того, что «экономический национализм является квинтэссенцией стремлений наращивать темпы индустриализации». Так было в Великобритании, в США и практически в любой стране, прошедшей путь индустриализации. «Руководители латиноамериканских стран убеждены, что граждане должны больше всего выиграть от освоения природных ресурсов». Это не приемлемо: более всего должны выиграть США, а латиноамериканские страны имеют лишь обслуживающие функции. В связи с этим в США был разработан «Панамериканский экономический устав», одной из важнейших задач которого стало искоренение экономического национализма «в любых его проявлениях» {125}. Но с одним исключением: экономический национализм остался ключевым элементом экономики США, которая в большей степени, чем раньше, опирается на динамично развивающийся государственный сектор, часто прибегая к использованию протекционистских мер.