Спасти президента - читать онлайн книгу. Автор: Лев Гурский cтр.№ 10

Сержант умер быстро.

Он даже обернуться не успел, как в спину ему уже вогнали целый боекомплект из того самого пулемета Калашникова с секторным магазином. Сорок пять пуль, одна в одну. Сто восемьдесят баксов чистого убытка для коммерции, которую сержант то и дело налаживал с той стороной. Покойник наверняка бы огорчился, узнав про нанесенный ущерб. Думаю, он так и не смог поверить, что его оловянные солдатики, его послушные чморики так просто отправят его же на тот свет. Тем более не ждал он такой смерти, глупой и ужасно неэкономной. Да и мы мечтали изобрести для сержанта чего позаковыристее. Но в боевых условиях выбирать не приходится. Чем богаты, тем и вдарили...

От воспоминаний о войне опять разболелась башка.

Боль началась у подбородка, по-пластунски переползла через щеку к макушке и стала окапываться на господствующей высотке где-то в районе темечка. Это была ее излюбленная позиция: превосходный сектор обстрела, мягкий грунт, хороший климат. Самое удобное место для того, чтобы закрепиться и контролировать отсюда весь плацдарм. Всего меня.

Я поплелся в ванную, сунул башку под холодную воду. Раньше мне иногда удавалось обмануть боль холодом, но последние две недели этот фокус почему-то совсем перестал получаться. Саперная лопатка продолжала долбить мне череп изнутри, не обращая внимания на потоки дождя. Ладно-ладно, еще поглядим, чья возьмет. Я насухо вытер волосы, обвязал окаянную башку сразу двумя махровыми полотенцами и двинулся на кухню. Там между раковиной и газовой плитой имелся свободный кусок стены, сантиметров в семьдесят шириной. За стеной коридор и мусоропровод — гарантия, что никто не услышит. Ну-ка попробуем отвлекающий маневр...

Примерившись, я с размаха ткнулся теменем в стенку в надежде ущучить боль внутреннюю нежданной атакой извне. По-суворовски, клин клином. И — р-раз! И — два! О-о, ччерт... Без толку. Мое нападение только подхлестнуло проклятую лопатку, которая заработала с удвоенной силой. Кажется, боль выбралась сегодня не для разведки, а для серьезной войсковой операции и собиралась удерживаться здесь всерьез и долго. Вместо обычного временного укрытия типа «залег — пострелял — уполз» лопатка теперь долбила настоящий окоп в полный профиль, по всем строгостям устава. Дерн, первый слой, второй слой, доски, боковые ходы. Боль сегодня была грамотным и умелым сапером. Чувствовалась школа покойного сержанта.

Ладно, стерва, сказал я боли. Ладно, мразь. Я тебя предупреждал. Раз ты сопротивляешься, придется тебя выкуривать. Химсредства запрещены конвенцией, но ты ведь сама напросилась. И примешь ты смерть от коня своего.

Потирая свежую шишку на темени, я отступил из кухни в комнату. По дороге я споткнулся о стоящий у притолоки карабин, свалил его на пол и чуть не заехал ногой в картонный ящик с пластитом-С. И то и другое я сам же и вытащил утром из тайника — поглядеть, проверить, как и что. Карабин, мой верный КС-23, тоже с буквой «С», был не заряжен. Да и взрывчатка в отсутствие детонатора безопаснее коробка спичек, хоть со сметаной ее ешь. Но раз в сто лет, как говорится, и швабра стреляет, и ночной горшок взрывается. А мне нужно дотянуть до послезавтра.

Новые удары саперной лопатки под черепом заставили меня поторопиться. Я побыстрее задвинул свой арсенал подальше в угол и приблизился к кровати. Возле нее, на плюгавой прикроватной тумбочке дожидалась меня раскрытая тетрадь в клетку. На тетради — восемь бумажных торпед. Целых восемь, огромное богатство. И всего только восемь. Абсолютное оружие против боли, мой боезапас на ближайшие двое с половиной суток, НЗ... Сглотнув слюну, я осторожно взял одну из торпед, стараясь при этом, чтобы начинка не просыпалась. Сегодня я имел право использовать лишь две. Завтра — четыре. И послезавтра, утром последнего дня — остальные две, для полной отвязки. С виду это был обычный «Казбек», горлодер для нищих работяг. Но в подземном переходе у станции «Кузнецкий мост» каждая такая чудо-папироска стоила серьезных денег: с моей инвалидской пенсии не разгуляешься.

Спасибо, Друг спас. Добыл мне эти восемь штучек забесплатно.

Я выудил из кармана спички, торопливо стал прикуривать. Саперная лопатка долбила череп уже изо всех сил, предчувствуя контратаку. Долби-долби, подумал я. Окапывайся сколько влезет. Пять минут — и тебя не будет.

На Кузнецком бывали штуки и покрепче, и подешевле травки. Всякая синтетика стоила по-божески. «Стеклянный кайф» — тот вообще отдавали почти задарма. Но из чего его гнали, не знал никто, а тот, кто знал, давно отбросил коньки. «Стекло» разом валило с ног, и поднимались живыми обратно не все, примерно трое из пяти. Сам я эту дрянь никогда не брал из-за одного запаха, даже когда сидел на мели: слишком уж напоминала дихлофос. Жить как таракан в щели позорно. Но и травиться, как таракан, противно. Лучше умереть стоя, чем... Чем что? Не могу вспомнить, чем что, не могу... A-а, это уже меня повело. Быстро сегодня.

Теперь саперная лопатка бессильно вгрызалась в вату. Боль, обложенная мягкой дымовой завесой, уже не могла проникнуть к темечку, как ни старалась и ни злобствовала. Гнида, мстительно подумал я. Поганка. Раз я решил, что тебя не будет, — значит, тебя не будет, затравлю. Спасайся, отступай, пока не поздно. И не показывайся два дня. Усекла, чморь зеленая? Повтори, ну!

Поганка-боль прекратила сопротивление и обратилась в позорное бегство, покинув недоделанный окоп, бросая на ходу бронетехнику, оружие и боеприпасы. Я знал, что через два дня, через семь с половиной папиросок с травкой, она попробует вернуться обратно на свою позицию. Пусть пробует. Вернуться-то будет некуда.

Не-ку-да, произнес я по слогам, как учил нас покойный сержант.

Мысль о том, как я ловко обману свою боль, свою гниду, принесла мне натуральный, ни с чем не сравнимый кайф. Уже ради этого я сделал бы послезавтра то, что задумал. Мы вольные птицы — пора, брат, пора... Я глубоко-глубоко затянулся волшебной травкой, выдохнул и вместе со сладким дымом медленно поплыл по комнате, поднимаясь все выше и выше к потолку.

— Послезавтра, — шепотом пообещал я электрической лампочке. — Послезавтра.

Лампочка подмигнула, соглашаясь.

В эти честные бараньи глаза хотелось плюнуть. Я даже мысленно стал прикидывать, попаду или не попаду, и вышло, что просто не доплюну. Стол чересчур широк. Большое упущение.

— Продолжайте, — вежливо сказал я. — Только, если можно, совсем коротко.

Жаль, что ты не шпион, думал я, глядя, как он то открывает, то закрывает свой честный рот. Жаль, что ты вовсе не тройной агент-вредитель и не работаешь одновременно на предвыборный штаб Зубатова, на команду Генерала, на гондурасскую разведку. Тогда бы все было намного проще. Сначала я бы тебе пригрозил, потом смягчился бы и перекупил тебя за тройной оклад (который ты получал бы ровно два дня). А еще лучше — оставил бы все как есть и втемную гнал через тебя зубатовцам всякие страшные небылицы, чтобы товарищи нервничали и у них случался выкидыш козырей раньше времени.

Увы, ты не шпион, не диверсант. Ты преданный кабинетный идиот, и это не излечивается никакими должностными окладами. Будь ты маленьким мальчиком Гошей, я посоветовал бы твоим родителям давать тебе побольше фосфора и поменьше книжек для взрослых. Может быть, впоследствии Гошину головку не посетила бы светлая идея транслировать по радио в день выборов «Боже, царя храни». Каждый час, вместо «Подмосковных вечеров». Гоша уже все предварительно увязал и согласовал. На счастье, для запуска таких вещей ему потребовалась окончательная моя резолюция. И болван пришел за ней.