Казнить Шарпея - читать онлайн книгу. Автор: Максим Теплый cтр.№ 5

Однако самые восторженные оценки доставались даже не Игнатову, а Саше, которого Дмитрий Матвеевич заразил своим увлечением «железом».

Однажды шестнадцатилетний крепыш выполнил удививший многих силовой трюк: ему, вставшему на мостик, положили поперек живота доску, на концы которой уселись по два далеко не худеньких сослуживца Игнатова. Конструкция, весом превышавшая четыре центнера, раскачивалась на животе подростка более минуты. После этого Саша стал героем многочисленных баек о своих феноменальных физических способностях...

Тот факт, что к сорока трем годам Игнатов получил генеральское звание, не вызвал у сослуживцев удивления. Тем более что в том же году скончавшегося Леонида Брежнева сменил на посту Генерального секретаря ЦК КПСС Юлий Андропов. Всем казалось, что теперь уж точно Игнатова ждут новые карьерные взлеты. Но, как это часто бывает, в книге судеб что-то «не срослось».

Сначала умер Андропов, о чем искренне сожалело большинство советских граждан. Несмотря на всякие перегибы в борьбе за трудовую дисциплину, люди уважали ушедшего Генсека за борьбу с мздоимцами и дешевую водку.

А зимой 1984 года в Афганистане пропал без вести Саша, который давно уже был Игнатову за сына, хотя и сохранил фамилию родного отца – Фомин. Взвод десантников, которым он командовал, был почти полностью уничтожен. Труп лейтенанта Фомина найден не был. Оставшиеся в живых бойцы видели, как командира накрыло взрывом. Но поскольку тело не обнаружили, Фомина объявили пропавшим без вести.

Постепенно новое руководство партии и КГБ стало медленно, но неуклонно вытеснять всех андроповских выдвиженцев на кадровую периферию. Игнатов попал в пятое, так называемое идеологическое, управление, которое занималось разработкой диссидентов и контролировало умонастроения граждан.

Это подразделение КГБ пользовалось самой дурной славой в народе. Советских граждан мало волновали лихие операции спецслужб за рубежом, аресты матерых шпионов, выведывавших наше сокровенное, а также аресты безумцев, замышлявших покушения на генсеков. А вот задушевная неформальная беседа с поэтом Евгением Евтушенко какого-либо высокого чина с Лубянки, о чем со ссылкой на мятежного поэта сообщал «Голос Америки», превращалась с подачи «Голоса» в глазах советских граждан в зверские гонения на свободу слова, обрастала затем зловещими подробностями и существенно усиливала копившееся раздражение и недовольство режимом.

Новое место службы Игнатова тяготило еще и потому, что новое начальство ему не доверяло и сбрасывало его подразделению всякую «мелочевку». Он считал новую работу «жандармской», хотя при этом глубоко и искренне презирал диссидентствующих интеллектуалов, называя их «болтунами и импотентами».

– У них духу не хватит даже лампочку в подъезде разбить в знак протеста, – говорил он. – Сначала заболтают процесс, а потом струсят! Да и живут они почти все на американские подачки. Родиной торгуют...

При этом об академике Сахарове Игнатов всегда отзывался с уважением, причем делал это даже в присутствии коллег. Свое особое мнение в отношении опального физика объяснял так:

– Он имеет право быть несогласным с руководством. Оно ему за бомбу задолжало и никогда сполна не расплатится. Значит, пусть терпит его фронду! Да к тому же прав он кое в чем, Оппенгеймер наш!

Начальство с глухим раздражением воспринимало вольности Игнатова, считавшего, что душами людей должна заниматься партия, а не спецслужбы. Ему неоднократно указывали на то, что он избегает личного участия в профилактической работе с разрабатываемым контингентом.

Однажды Игнатов сам попросил о встрече с попавшим в поле зрения КГБ молодым человеком после того, как прочитал опубликованные в русскоязычном зарубежном издании стихи, в которых был нарисован шаржированный образ Генерального секретаря ЦК КПСС Константина Черненко.

К тому времени Генсек действительно выглядел ужасно! Принимая удостоверение депутата Верховного Совета СССР, он еле стоял на ногах и, казалось, вот-вот умрет на глазах у телезрителей всей страны. Игнатов, которого немощность власти самого вводила в глубокое раздражение, за умирающего Генсека, ставшего героем язвительного стихотворения, почему-то всерьез обиделся.

В специальной комнате, где в здании на Лубянке происходили подобные встречи, он увидел хрупкого патлатого юношу, который явно нервничал, хотя и пытался смотреть на генерала КГБ независимо и дерзко.

– Вы, кажется, поэт? – спросил Игнатов не здороваясь – и уже этим нарушил все инструкции, требовавшие в таких случаях располагать к себе собеседника и добиваться от него встречной искренности.

– Я? Да, поэт! А вы, кажется, генерал? – Парень не знал, чего ждать, и потому не очень понимал, как себя вести. – По какому, собственно, праву вы меня допрашиваете? – Он явно чувствовал себя неуютно и поэтому попробовал атаковать. – Я вообще мог бы не являться сюда по вашей повестке! Я не совершал ничего противозаконного!

Игнатов молча разглядывал юношу. Выдержав паузу по законам театрального искусства, он спокойно и буднично поинтересовался:

– Не стыдно?

Молодой человек растерялся.

– Не понял! Что вы себе позволяете?

– Вижу, что не стыдно. Героем себя числите! Борцом с режимом! Как там у вас: «Дряхлый старец, задыхаясь, не дает дышать стране». Я правильно цитирую?

– Это поэтический образ! У Пушкина тоже про царя...

– У Пушкина? – Игнатов резко встал со стула и двинул прямо на собеседника всю свою тренированную фигуру. Тот инстинктивно вскинул руки, как бы защищаясь. – У Пушкина, говорите? То есть ровней себя считаете Александру Сергеевичу? «Самовластительный злодей, тебя, твой трон...» Об этом речь? Так вот что я вам скажу! – Игнатов сделал еще шаг вперед и с ехидной доверительностью произнес: – Вы не Пушкин! Кстати, сам он эти свои строки называл «малообдуманными». А ваши стихи просто поганые! И по форме, и по сути!

Игнатов вернулся на место и спокойно, даже устало, сказал:

– Вы просто мелкий человечишка!

– Что-о-о? Вы не имеете права!.. – Патлатый сделал последнее усилие, чтобы сохранить видимость сопротивления.

– И говорить мне с вами противно! – брезгливо добавил Игнатов. – Вы не с режимом сражаетесь! Вы поиздевались над старым и очень больным человеком.

Игнатов движением белесых бровей остановил попытку юноши что-то возразить.

– Я тоже считаю, что обществу нужны перемены и новые лидеры, – продолжил он. – Только между мной и вами есть большая разница: вы глумитесь над страной, а я ей служу! Я говорю о ее проблемах с болью, а вы – с ненавистью. Мой вам совет. – Игнатов вновь встал и нагнулся поближе к уху собеседника. – Вали отсюда! – тихо произнес он.

– В каком смысле? – Патлатый приподнялся.

– В том самом, в авиационном. Сел на самолет – и прощай родина! Вы, я слышал, – перешел вновь на официальный тон Игнатов, – подали заявление на выезд в Израиль. Я помогу ускорить оформление документов!