Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Вольфганг Отт cтр.№ 56

Натриевые аварийные огни выгорели до конца, на востоке занимался рассвет. Со стоном Тайхман перевернулся на другой бок и взглянул в лицо Вегенеру. Он вцепился зубами в руку Тайхмана и таким образом держался на поверхности. Тайхман некоторое время не сводил с него глаз. Он смотрел на белые зубы, вцепившиеся в руку, — больше над треснутой верхней губой ничего не было видно. Он не понимал, что это была его собственная рука. Ему казалось, что она была частью плота. Глаза Вегенера были закрыты, и казалось, он вонзил зубы во что-то кислое и горькое. Может, в маринованный огурчик. Тайхман хохотнул и тут же испугался своего смешка: «Что это со мной?» У Вегенера открылись глаза. Тайхман увидел голубые зрачки и красные, изъеденные соленой водой веки. Он сел и левой рукой ухватил Вегенера за волосы, затем подполз ближе, зажал его волосы зубами и, подсунув ему руку под мышки, втащил на плот. Делая это, Тайхман почти не ощущал боли. Только потом, когда лег на дно, ему показалось, будто кто-то распорол ему живот.

Выдохшись, он лежал, неспособный даже думать. Болело все, тело пылало в жару. Ему казалось, что он лежит в крапиве, но даже не делал попытки шевельнуться.

— Сними рубашку и прижми ее к ране.

Тайхман собрал все силы, чтобы выполнить этот приказ. Он слегка приподнялся и снял рубашку. Она была красной и липкой от крови. Дрожащими руками он прикоснулся к ране на животе, слегка приспустив брюки, нашел входное отверстие пули. Его охватило отвращение, и лицо исказилось гримасой ужаса. Он приложил к ране скомканную рубашку.

— А теперь лежи спокойно.

Когда встало солнце, Тайхман почувствовал себя лучше. Он прислушивался к своему телу и ожидал новых приступов боли. Он знал, что они наступят, но пока боль была терпимой. Он оперся на локти, но, увидев свои ноги, не смог удержаться от рвоты. Запах был отвратительным. Тайхман ощутил ненависть к своему телу, и его снова стошнило. Он попытался сесть, но опять откинулся на спину; рвота не прекращалась. «Что это я такое съел? В любом случае я мало пил, а то было бы легче». Он смутно ощутил, что у него снова потекла кровь; рубашка стала похожей на мокрую швабру. Он громко выругался.

— Нам нужно добраться до лодки.

Тайхман рассвирепел. «Этот голос — он не имеет права приказывать мне. Боже всемогущий, да неужели он не видит, что я умираю? Будь он проклят». Тайхман понимал, что Вегенер прав и что он все равно ему подчинится, и это разозлило его еще больше. Боль стала сильнее, ему показалось, что внутри него надували воздушный шарик с шипами. Он отнял от раны окровавленную рубашку и прижал к животу руку, чтобы остановить кровь. Потом он снова заткнул рану рубашкой, которая теперь стала похожа на тяжелый плоский камень. Его клонило в сон, и он закрыл глаза. Попытался подтянуть колени, но не смог, и ему стало больно. Он повернулся на бок и увидел, что лежавший ничком Вегенер пытается зубами подтянуть за линь лодку. «Он что, сильнее меня?» Тайхман заставил себя собраться. Его ноги охватила дрожь, и, взглянув на них, он снова начал блевать. Это были чужие ноги; они ему больше, не принадлежали. Он подполз к Вегенеру, ухватился за линь и бесконечно медленно, как в замедленной киносъемке, принялся его тянуть, перебирая руками. Лодка подошла ближе. Несколько раз он хотел остановиться, было слишком тяжело, а он очень ослаб и устал. Но, взглянув на Вегенера, продолжил тянуть. «Черт побери, он не имеет права так на меня смотреть».

Когда лодка оказалась рядом с плотом, Тайхман совершенно выдохся. Он был с ног до головы покрыт потом; чувствовал себя совершенно выжатым. Понимал, что пришел его конец. Рана все еще кровоточила, и острая пронзающая боль словно зазубренным ножом распиливала его внутренности. Почувствовав во рту вкус крови, который напоминал вкус железа, он стал тихо всхлипывать.

— Залезай в лодку.

Он услышал эти слова, но ему уже было все равно. Голос прозвучал откуда-то издалека и не имел к нему никакого отношения.

«Сейчас я умру, — сказал себе Тайхман, и это даже его обрадовало. — Как хорошо умереть».

— Ну, давай же!

«Боже мой, неужели он не может оставить меня в покое? Даже умереть не дадут, о…» Он издал низкий отчаянный стон и тут же услышал звук мотора. Это было как во сне. «Они идут, чтобы забрать нас…»

«Они идут…»

Он воспрял духом. «Если они подойдут сейчас же, все будет в порядке. У меня еще есть шанс. Я буду жить, я…»

— Ну, давай же!

Он поднялся и увидел в лодке Вегенера, который дергал шнур запуска зубами. Мотор заглох. Но ведь он же работал. Тайхман собрал все свои силы и перебрался в лодку.

В лодке лежали Фёгеле и один из кочегаров. В планшире на ширину ладони выше воды была пробоина. Лодка не успела набрать много воды, но плыла медленно.

— Надо кого-нибудь из них выбросить за борт.

— Так точно.

Фёгеле лежал поверх кочегара. Тайхман вытащил его из лодки. Он хотел погрузить его на плот, но труп упал в воду и пошел ко дну. Теперь пробоина располагалась над уровнем воды вдвое выше, чем раньше. Тайхман попытался запустить мотор. После третьей попытки мотор поработал несколько минут и снова заглох. Тайхман дернул шнур, и мотор завелся.

— Курс один семь ноль, — сказал Вегенер и потерял сознание.

На дне лодки лежал мертвый помощник судового плотника, а на носу — скорчившийся без сознания Вегенер.

Его расслабленно повисшие, как у мертвеца, руки казались каким-то ненужным придатком, никоим образом его не касавшимся. Правая рука ладонью вверх лежала между ног, а указательный палец, словно в непристойном жесте, был отогнут. Вид и поза Вегенера были совершенно неприличные, несмотря на три золотые нашивки на рукаве.

Тайхман вел лодку, держа курс таким образом, чтобы солнце было по левому борту. Он хотел определиться по своим часам, чтобы установить, где находится французское побережье, но они остановились.

Он долго думал, стоит ли брать часы Вегенера, поскольку мотор мог снова заглохнуть, но в конце концов решил сделать это. Он перелез через кочегара и, увидев, что секундная стрелка на часах командира движется, снял их с руки Вегенера. С помощью часов и солнца он определил, где находится побережье. Кильватерная струя подсказывала ему, когда он отклонялся от курса. Мотор исправно работал.

Потом Тайхман слишком устал, чтобы оглядываться. Он смотрел в направлении солнца, и порой ему казалось, что он видит берег. Но обманчивая картина исчезала; это были всего лишь блики. Солнце светило прямо на него, и сухой жар опалял его тело.

— Я испекусь на этом солнце, — бормотал он себе под нос.

От жары его руки и ноги стали тяжелыми и неповоротливыми. Они уже не болели так сильно; ему казалось, что у него просто-напросто не было ног. Его охватила теплая дремота — монотонный звук мотора убаюкивал, словно снотворное.

«Кажется, я пьян», — подумал он с удовольствием. Его глаза закрылись…

— Я должен продержаться, — услышал он собственный шепот. Взглянул на солнце, а затем увидел бесконечную поверхность воды, сверкавшую серебром. В его глазах поплыли круги; и он перевел взгляд на Вегенера. Зрелище было неутешительным. Командир без движения, скрючившись лежал на дне лодки. Руки его были бурого цвета от засохшей крови.