Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного. 1941-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Вахромеев cтр.№ 39

Не поднимая глаз, я выпил с друзьями первый тост. В маленькой, тесной комнатке мы сидели — двое русских парней и французская супружеская пара — как одна семья. Под крышей этого дома не чувствовалось различия между нами. Тепло, по-семейному прошел этот полуночный франко-русский прием. Нашего запаса слов для общения не хватало, но их мы успешно заменяли мимикой и жестами. Из этого разговора мы узнали, что хозяин работает шофером на международной грузовой линии Франция — Италия. Узнав, что мы держим путь на юг Франции, не оккупированный немцами, он замахал руками: «Не сегодня завтра вся Франция будет оккупирована бошами, то есть немцами! Идите в нейтральную Швейцарию, там будете в безопасности!»

Кстати, ни они, ни кто другой за все время пути по Северной Франции ни разу не обмолвился о партизанах. Вот тогда-то, в этом маленьком домике, и изменился план нашего дальнейшего пути. С этого момента мы решили идти в неизвестную нам Швейцарию. Как могли, мы расспросили гостеприимных хозяев о дальнейшем нашем пути в сторону швейцарской границы. Наша встреча затянулась далеко за полночь, а нам еще нужно было использовать остаток ночи для пути. Как только могли, мы поблагодарили новых французских друзей за гостеприимство, за их сердечное участие и сочувствие нам, русским беглецам из фашистской неволи.

Долго шли мы и часто оборачивались на маленький домик, где в прямоугольнике открытой двери стояли, обнявшись, две маленькие фигурки больших наших друзей. До сих пор они у меня перед глазами. И надолго мне запомнилась моя кража у добрых и чистых душой французов. До сих пор совесть тревожит меня…

До швейцарской границы оставалось около сорока километров. По мере приближения к границе окружающий нас пейзаж почти не изменился: такие же покрытые кое-где лесом невысокие горы, а между ними лежат лоскутки возделанных полей и отдельные небольшие деревни. Правда, с нашим продвижением к границе деревни и небольшие поселки стали встречаться чаще. Одну из таких деревень мы прошли после заката солнца, которое быстро исчезло за склоном горы.

Уже в сумерках мы прошли по асфальтированной дороге через чистенькую и ухоженную деревню, а на другом ее краю приметили одноэтажный кирпичный дом. Дом этот мы выбрали потому, что он стоял несколько на отшибе, да и входная дверь была не со стороны шоссе, а со стороны открытого поля. Нам можно было с меньшим риском зайти в него, без опасения быть замеченными со стороны.

Подойдя к открытой двери, мы постучали, а затем уже вошли в прихожую. Там нас встретила француженка лет тридцати пяти. С нескрываемой тревогой она спросила, что нам нужно. К этому времени мы уже заучили несколько необходимых нам французских фраз. Объяснили ей, что мы русские пленные, бежали из немецкого концлагеря. Спросили ее, правильно ли мы идем в направлении швейцарской границы. В ответ женщина утвердительно кивнула нам. На вопрос, нет ли поблизости немцев, отрицательно покачала головой. Поблагодарив ее, мы уже направились к дороге, но женщина стала что-то быстро и эмоционально нам говорить. Трудно нам было разобрать чужую речь, но мы все же поняли смысл слов, да и жесты ее помогли. Оказывается, где-то возле железной дороги есть хутор, на котором живут русские! Обрадовавшись, мы еще раз поблагодарили француженку и пошли по проселочной дороге на юг.

Пройдя метров триста в глубь леса, мы повстречали двоих пожилых крестьян. Старик со старухой. Он нес тяжелую вязанку сушняка. Поравнявшись с нами, старик поздоровался и остановился рядом. Он бросил на землю свою ношу и устало сел на нее. Под его тяжестью затрещали сучья. Мы старались в сумерках рассмотреть друг друга. После некоторого молчания мужчина спросил, кто мы такие, и, услышав наш ответ, оживился. Рукой он показал направление и несколько раз повторил, что там находится русский дом. Старенькая француженка также подтвердила, что в той стороне живут русские. Уже далеко пройдя по тропинке, мы еще видели две неподвижные фигуры на фоне закатного неба.

Но вот уже и переезд через одноколейную железную дорогу. На нем не было ни шлагбаума, ни будки обходчика, обычных в таких местах. Дорога круто повернула налево, окруженная густым, темным лесом. От переезда шагов через пятьдесят нам открылся двухэтажный дом, стоявший среди высоких деревьев. Когда мы подошли ближе, то видели, что дом довольно старый. Около входной двери под навесом аккуратная поленница дров, и рядом с ней несколько ярусов клеток с кроликами — знакомая уже нам картина. Дом встретил нас темными окнами, что нас несколько обескуражило: постучаться в дом или, забрав у «соотечественников» пару-троечку кроликов, продолжить путь. Пока мы так размышляли, стоя у клеток с кроликами, в доме послышались шаги, а затем (впервые за два месяца!) чистая русская речь. Мы замерли, не зная, что предпринять.

В это время дверь открылась, и в проеме появился высокий, худощавый мужчина с горящей свечой в руке. В первый момент он нас не заметил, отвечая на какой-то вопрос женщины в доме. Затем, повернувшись к нам лицом, он в недоумении замер, увидев нас. Из-за его плеча вышла женщина, продолжай что-то говорить, и замолкла на полуслове, заметив нас. Некоторое время мы рассматривали друг друга. Первой заговорила женщина, заговорила, естественно, по-французски: «Кто вы такие?» Мой товарищ Василий попросил соли и спичек, тоже на французском языке. «Алеша, это, наверное, поляки или немцы?» — обратилась она к мужчине по-русски. Тут-то мы, не сговариваясь, крикнули с приятелем: «Русские мы, русские!» — изумление и радость на их лицах.

Хозяева заулыбались и пригласили нас в дом. Они зажгли керосиновую лампу, и мы смогли хорошо рассмотреть комнату. Это, по всей вероятности, была или кухня, или прихожая. Помещение довольно просторное, с двумя большими окнами, выходящими на дорогу. Соотечественники просто засыпали нас вопросами, ведь мы, оказывается, были первыми советскими людьми, которых они увидели во Франции.

Российские дворяне, которые бежали из Одессы после поражения Белой армии во Францию. Он, Алексей, — поручик пулеметной роты, сражался в армии генерала Врангеля. Лет так сорока — сорока пяти, высокий, статный, он еще сохранил военную выправку и офицерский лоск. На красивом русском лице выделялись аккуратно постриженные черные тонкие усики.

Его жена — женщина среднего роста, с правильными чертами русского лица. Русые волосы ее были гладко зачесаны и собраны сзади в пучок. Одеты они были в простую, скромную одежду и никак не походили на тех дворян-богачей, о которых нам рассказывали на Родине. Это были простые и симпатичные русские люди. Также и они о жизни в СССР почти ничего не знали.

До сих пор с улыбкой вспоминаю вопрос бывшей дворянки: «Правда ли, что в колхозе все жены общие, всех колхозников на ночь укладывают в ряд и трактор накрывает всех одеялом?» Много было в это позднее время и вопросов, и воспоминаний. А в глазах хозяев была жгучая тоска, тоска по покинутой Родине! Не по своей воле они бросили все дорогое и близкое…

Во время нашего разговора Алексей время от времени как-то странно поглядывал на меня. Наконец он не выдержал и сказал мне, что я сильно оброс, и мне следовало бы подстричься. Действительно, у меня за все время скитаний не было возможности привести в порядок свою прическу — просто нечем было стричься. Поручик пообещал достать машинку для стрижки у своих знакомых в городе, примерно километрах в десяти— двенадцати от их дома. Это нас сразу насторожило: не сообщит ли «белый офицер» о нас в полицию? И я отказался, ссылаясь на то, что нам нужно быстрее идти, так как ночь скоро кончится и идти будет опасно.