Сталинская война на уничтожение - читать онлайн книгу. Автор: Иоахим Гофман cтр.№ 75

Что касается, в частности, ситуации в Богемии и Моравии [Чехия], то процитируем в этом месте призыв, который распространил по британскому радио уже 3 ноября 1944 г. командующий чешскими вооруженными силами в эмиграции генерал Ингр: «Если настанет наш день, вся нация последует старому боевому кличу гусситов: бейте их, убивайте их, не оставляйте в живых никого! Каждый должен уже сейчас поискать себе лучшее возможное оружие, которое сильнее всего поразит немцев. Если под рукой нет огнестрельного оружия, нужно приготовить и спрятать какое-либо другое оружие — оружие, которое режет или колет или разит». В духе этого и аналогичных призывов, если привести пример, генерал Клапалек, командир 3-й пехотной бригады 1-го Чехословацкого армейского корпуса в Советском Союзе, примкнувший к корпусу из Лондона, стал ведущим соучастником массового убийства 763 немецких гражданских лиц в Постельберге (Постолопрти) в июне 1945 г. Чешские военные участвовали и в резне в Ауссиге (Усти-над-Лабой) 31 июля 1945 г. По наущению правительства Бенеша здесь после провокационного взрыва были убиты до 2000 немецких гражданских лиц при обстоятельствах, выходящих за пределы нормального воображения.14 В целом с мая 1945 г. в ЧСР были убиты, отчасти зверски, 270000 безоружных немцев. По совокупной оценке, в так называмых «районах изгнания» имело место в общей сложности 2,2 миллиона «нераскрытых дел», где при дальнейшем толковании этого понятия в большинстве своем должна идти речь о «жертвах преступления», то есть жертвах антинемецкого геноцида.

В данной работе освещается прежде всего сфера ответственности Красной Армии, которая, кстати, совершила тяжкие преступления против гражданского населения уже в Югославии в 1944 г. Дело за тем, чтобы доказать, что Сталин, Политбюро и члены Государственного Комитета Обороны, политическое и военное руководство Красной Армии, нижестоящие войсковые командиры и подчиненные им офицеры всех рангов несут непосредственную ответственность за все случившееся, поскольку они, в частности, командиры и прочие офицеры, не только не удерживали свои части от совершения преступлений против международного права, но еще и призывали их к этому, терпели, поддерживали такие акты насилия и в большом объеме сами в них участвовали. Особая ответственность лежит на командующих 3-м Белорусским фронтом генерале армии Черняховском и 1-м Белорусским фронтом маршале Советского Союза Жукове и их Военных советах, преступные приказы которых известны дословно или в извлечениях. Соответствующие приказы командующих 2-м Белорусским фронтом маршала Советского Союза Рокоссовского и 1-м Украинским фронтом маршала Советского Союза Конева, очевидно, не были захвачены, однако ситуация в сферах их ответственности складывалась не иначе.

Во всяком случае, они точно так же, как Черняховский и Жуков, а также как командующий 2-м Украинским фронтом маршал Советского Союза Малиновский, несли принципиальную ответственность за депортацию мирных жителей для рабского труда в Советский Союз — преступление против международного права, за аналог которого Альфред Розенберг и Фриц Заукель были приговорены Международным военным трибуналом в Нюрнберге к смерти, а Альфред [Альберт] Шпеер — к 20 годам тюрьмы. Уже 16 декабря 1944 г. Распоряжением № 7161 Государственного Комитета Обороны (ГКО), подписанным Сталиным, было велено сослать всех трудоспособных фольксдойче (этнических немцев) из Югославии, Румынии, Венгрии, Болгарии и Чехословакии для принудительного труда в Советский Союз. Согласно изданному на этой основе исполнительному приказу маршала Советского Союза Малиновского, с этой целью надлежало задержать всех трудоспособных мужчин-фольксдойче в возрасте 17–45 лет и всех трудоспособных женщин-фольксдойче в возрасте 18–30 лет на территории Венгрии и Румынии (Трансильвания). 3 февраля 1945 г. Государственный Комитет Обороны Распоряжением № 7467 предписал и массовую депортацию немецких мужчин и женщин с территории собственно Рейха. Всех трудоспособных германских немцев в возрасте 17–50 лет теперь также надлежало задержать, объединить в рабочие батальоны и депортировать для рабского труда в СССР. Командующему 1-м Белорусским фронтом маршалу Советского Союза Жукову и его Военному совету в подписанном Сталиным документе было приказано: во взаимодействии с генерал-полковником НКВД Серовым, заместителем наркома внутренних дел Берии, принять в этом отношении «последовательные меры». «Два с половиной месяца шли на восток эшелоны, нагруженные десятками тысяч немецких женщин и стариков (ведь вся молодежь была на фронте)», — писал профессор Семиряга, который 5 лет занимал ответственные посты в Советской военной администрации в Германии (СВАГ). Но в действительности в ужасных условиях вывозились и несовершеннолетние и даже дети в возрасте 12–13 лет, что повлекло за собой многочисленные смертельные случаи уже в пути. Профессор Семиряга не скрывает своего мнения, что «во всех освобожденных Красной Армией странах советские военные органы» предприняли «незаконные депортации» мирных немецких гражданских лиц. Этим соучастием в «действительно преступном приказе Сталина» командование Красной Армии провинилось в военном преступлении и преступлении против человечества также и в трактовке Устава Международного военного трибунала в Нюрнберге.

Что касается военной дисциплины, то Красная Армия фактически уже в 1944 г. находилась в состоянии нарастающего одичания. При новом овладении прежними советскими территориями, например, Украиной, а также в Польше, в странах Прибалтики, в Венгрии, Болгарии, Румынии и Югославии злоупотребления и акты насилия против местного населения приобрели такие масштабы, что советские командные структуры были вынуждены принять энергичные меры. Так, командующий 4-м Украинским фронтом генерал армии Петров в приказе № 074 от 8 июня 1944 г. заклеймил «возмутительные выходки» военнослужащих своего фронта на советской территории Крыма, «доходящие даже до вооруженных ограблений и убийств местных жителей». Он назвал виновных солдат, как и их офицеров, «бандитами», «ворами» и «вооруженными преступниками», которые, пользуясь «беспомощностью гражданского населения», пятнают авторитет Красной Армии. Совершенно аналогично в распоряжении № 0017 начальника Политуправления 1-го Украинского фронта Шатилова от 6 апреля 1944 г. идет речь о «грабежах», «террористических посягательствах», «убийствах» со стороны «обнаглевших мародеров» и «преступников» из «многих частей и служб» против населения западных областей Украины, то есть Восточной Польши, во многих случаях при попустительстве политработников. Насколько напряженной должна была быть обстановка в Польше, проясняет дневник погибшего офицера 2-го гвардейского артиллерийского дивизиона 5-го артиллерийского корпуса 1-го Прибалтийского фронта Юрия Успенского. «У нас очень враждебно говорят о поляках, — пишет этот очень вдумчивый офицер о ситуации в Вильнюсе, — говорят даже, что их всех надо повесить, и при этом еще произносят культурную фразу: «Польский народ исторически совсем нежизнеспособен»».

Такой инцидент, как то «нарушение международного права», о котором доложил 1 ноября 1944 г. начальник штаба немецкой 16-й армии, конечно, не может быть обобщен на всю негерманскую территорию, но все же показывает, на какие злодеяния уже были способны к тому времени некоторые красноармейцы. Три латышских солдата немецкой армии 20 сентября 1944 г. услышали за советскими линиями, в хозяйском леске Арайи общины Грингоф близ Митау [Елгава] в 10 часов «нечеловеческие крики, стоны и хрипы» и из укрытия увидели следующее: «Крики исходили от женщины, с виду 20-30-летней, совершенно голой, которая была закреплена на деревянном ложе, очевидно, по образцу распятия, спиной кверху, лицом к ложу, прислоненному к дереву под углом 45°. Туловище женщины располагалось на этом ложе по диагонали, с наклоном вправо, руки были вытянуты в стороны и, видимо, закреплены, ладони обращены кверху, ноги сведены, доставая до земли. Я допускаю, что тело удерживалось на гвоздях, забитых в дощатое ложе, а может быть, и таковыми. Вокруг этого места время от времени проходили 2–4 красноармейца в униформе с неразборчивыми издали знаками различия, не останавливаясь, но явно наслаждаясь муками женщины, подлинную причину которых установить не удалось. Они передвигались большей частью по двое, на расстоянии 10 м от женщины, обходя ее, насколько я мог различить, но в остальном не совершая никаких телодвижений, исходя из чего, я решил, что пытки такого рода у них вовсе не являются необычными. Мы все трое слышали крики около двух часов. В основном они продолжались беспрерывно и прекратились к концу этого периода, по всей видимости, из-за упадка сил женщины. Крики были настолько нечеловеческими, что один из нас, чьей семье не удалось бежать от Советов, на минуту потерял власть над своими нервами, хотя мы все трое — старослужащие солдаты бывшей латышской армии. Отсюда мы заключаем, что боли женщины должны были быть совершенно нечеловеческими». Оказание помощи было исключено.