Неснятое кино - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Шендерович cтр.№ 48

ОЧКАРИК. Что с вами?

ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ. Ничего. Хорошо, что поехали.

ОЧКАРИК. Да! Хорошо! И-йех! (Потягивается.) Посидели на славу! (Снова хохочет.)

ДАМА. Вам надо сидеть в тюрьме.

ОЧКАРИК. Это невозможно. Меня уже расстрелял ваш товарищ.

ЛЫСЫЙ. Знаете, шутки шутками, а ведь я тоже сначала… Ну не то чтобы поверил, но… То есть гляжу на вас, вижу, что сочиняете, а все равно не по себе…

ОЧКАРИК. Еще бы! Берия, кроты-разведчики, слепцы-мутанты… Чистый Голливуд!

ЛЫСЫЙ. А вообще – осторожнее надо с фантазиями.

ОЧКАРИК. Почему вдруг?

ЛЫСЫЙ. Сбываются. В России особенно.

ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ. Да. Что-то повело меня… И откуда такая жуть в голову лезет? До сих пор (стучит себя пальцем по голове) сидят, проклятые…

ОЧКАРИК. Ладно, проехали! (указывая на ПАРНЯ и ДЕВУШКУ) О, смотрите!

ДАМА. Да что ж такое, а? Опять!

МАЛЬЧИК. Ура-а! Опять!

БАБУШКА. Петя, отвернись!

ЛЫСЫЙ. Кстати, за вами коньяк.

ОЧКАРИК. Куда прикажете доставить?

ЛЫСЫЙ. Ладно, живи…

БАБУШКА. Отвернись, кому сказано!

ОЧКАРИК. Ребята, давайте в темпе, скоро станция!

ЛЫСЫЙ. Не тушуйся, молодежь! В случае чего – сорвем стоп-кран!

ДАМА. Я вас в милицию сдам! Всех!

ЛЫСЫЙ. Верю!

ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ. Вы слышали? Был какой-то звук…

ДАМА. Хватит, хватит!

ОЧКАРИК (от дверей). Ну, господа-товарищи, спасибо за компанию. Слышь, спартаковец! Последняя просьба перед расстрелом: согласись, что мир – нелинейная штучка!

МУЖЧИНА. Не надо ля-ля!

ОЧКАРИК. Счастливец! Все-то тебе ясно: мяч круглый, поле ровное, да?

МУЖЧИНА. Да!

ОЧКАРИК. Терпенье и труд все перетрут, не плюй в колодец, копейка рубль бережет… Да?

МУЖЧИНА. Да.

ОЧКАРИК. И не надо ля-ля?

МУЖЧИНА. Не надо.

ОЧКАРИК. И все просто?

МУЖЧИНА. Как дважды два.

Пауза. Стук колес все реже.

ОЧКАРИК. Дважды два бывает одиннадцать.

МУЖЧИНА. Дважды два – четыре.

ОЧКАРИК. Чаще, конечно, четыре. Но иногда бывает и одиннадцать. Болельщику «Спартака» это знать не обязательно, но ты поверь на слово. И если поезд остановился в туннеле, то скорее всего это, конечно, поломка, но…

Двери открываются, но ОЧКАРИК не выходит, а отшатывается назад. В вагон начинают входить слепые – много, очень много слепых. Стуча палочками, они быстро и организованно рассаживаются по свободным местам. ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ встает и остается стоять.

ДЕВУШКА. Сереж, ты чего? (Смеется.) Да они же ничего не видят. Ну, давай…

СЛЕПОЙ (остановившись возле ГРАЖДАНИНА В ПЛАЩЕ, писклявым голосом). Простите, это место свободно?

ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ молчит.

СЛЕПОЙ. Могли бы и ответить.

ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ. Свободно. Садитесь, пожалуйста.

СЛЕПОЙ. Большое вам человеческое спасибо.

Садится и, повернув голову, улыбается ГРАЖДАНИНУ В ПЛАЩЕ, обнажив верхние зубы. Поезд трогается и въезжает в туннель.

1992

Комедия, написанная в 2003 году, вышла черной во всех смыслах слова.

…Во вполне условное людоедское племя приезжает из Европы миссионер – с Евангелием, лекарствами и готовностью убедить милых, но неразвитых аборигенов, что есть другой взгляд на назначение человека… Ну, что-то вроде посланника ОБСЕ лорда Джадда в путинской Чечне.

Собственно, история этого добросердечного лорда, «сожранного» с потрохами нашими «федералами», и стала отправной точкой для метафоры.

Пьесу я отдал в «Табакерку», и Табаков пригласил на постановку режиссера N.

Я пришел на читку в некотором волнении. Я готовил артикуляцию, но артикулировать не пришлось.

– Давайте я прочту вашу пьесу, – предложил режиссер.

И я согласился: интересно же! Вдруг, думаю, пойму концепцию… Был бы не тупой, понял бы концепцию сразу.

– Я там развил некоторые темы, – предупредил N., и за стеклами очков мелькнуло тайное предвкушение гения, приготовившего щедрый подарок человечеству.

Он начал читать и очень скоро дошел до монолога, которого я не писал.

Посмеиваясь в усы от удовольствия, N. развивал мои темы своими словами. Я сидел в испарине. Вокруг меня, отводя глаза, сидели артисты «Табакерки» – сидели в гробовой тишине.

Тут самое время заметить, что писал я комедию.

Такого провала у меня не было со времен юношеской попытки закадрить чувиху в электричке стихами раннего Пастернака. Но, вместо того чтобы прекратить этот идиотизм, я дождался перерыва и позорно сбежал с читки сам.

Вскоре мне начали звонить артисты – они просили прийти на репетицию и вмешаться, но что я мог сделать? Не должен автор влезать в режиссуру, это сапоги всмятку! Отдал пьесу – терпи.

Я терпел и ждал обещанного Табаковым прогона, чтобы вместе с ним решить судьбу спектакля… Но вместо прогона дождался афишу, где уже объявлялось о премьере «Тезки Швейцера»!

Я бросился звонить Табакову, да только звонить Табакову – это одно, а дозвониться до него – это совсем другое! Табаков в Штатах, Табаков в Хельсинки, Табаков в Бийске, Табаков отдыхает, у Табакова вечером спектакль, Табаков улетел, но обещал вернуться!

И он вернулся, и за три дня до премьеры плачущий голос кота Матроскина прорезался в моем телефоне сам собой.

– Витёк! – сказал голос. – Я это посмотрел! Витёк! Чем так, лучше никак!

О, как он был прав!

Спектакль по моей небольшой пьесе шел почти четыре часа – дальше начинались заповедные владения Някрошюса… Стояла смертная тоска; в претенциозных декорациях ходили актеры, по уши залитые режиссерским цементом. Текст я узнавал не всегда. Опрошенные после прогона костюмерши не смогли пересказать сюжет…

Спектакль Табаков закрыл – при полном моем согласии, разумеется: чем так, лучше никак.